Геркулесовая каша (строго 18+)

Глава 1

  Завтрак. На меня смотрит отвратительная геркулесовая каша. Я ненавижу ее с детства. Еще с детского сада, где воспитатели заставляли ее глотать сквозь слезы. Потому что, они так считали, это полезно. Лично я не вижу ничего полезного в том, чтобы заставлять ребенка давиться дурацкой кашей. Мне кажется, что были летальные исходы. Наверняка за всю историю существования человечества и геркулеса кто-нибудь умер от этой каши или хотя бы из-за нее. Если бы я знал кто это конкретно, то занес бы геркулесовую кашу в список самых опасных каш в мире и никогда бы не стал ее есть. Но я не знаю имен, можно конечно пальцем в небо – кто-то съел геркулесовую кашу на завтрак и умер от превышенной допустимой нормы геркулеса в крови, но этому никто не поверит, потому что мне вообще никто не поверит, потому что мне говорят, что я болен, врачи так сказали. Но на самом деле я знаю, все известные истории смертей от геркулесовых каш записаны на тонком папирусе и хранятся в специальных сейфах в засекреченных подземных штабах ФБР. Еще там же можно найти записи о шпинате, брокколи и рыбьем жире.
Я пожираю ее ненавистным взглядом по сантиметру, но ложка лежит рядом, правая рука в страхе забилась под стол, левая поддерживает голову. Мой мозг следит за процессом поедания геркулеса, и он давится уже от одной мысли, что мне придется ее есть на самом деле. Желудок жалобно стонет в такт биения сердца. Он голоден, но в то же время он также как и я ненавидит кашу.
Я кладу несколько ложечек малинового варенья и смешиваю склизкую и водянистую массу. Она окрашивается в алый, превращаясь в настоящую рвоту. Организм забил S.O.S. еще немного и меня точно вырвет прямо в кашу, в эту блевотину.
Я окончательно убедил себя в том, что передо мной не каша, а рвота, поэтому ни за что не стану ее есть.
- Я не буду, - сообщаю вслух, чтобы меня услышали стены, стол, мама, папа и сама дурацкая каша.
- Ну-ка ешь, - отец отвесил подзатыльник. Он его всегда отвешивает, когда в корне не согласен с моим мнением. Сейчас он не согласен с тем, что геркулесовая каша – рвота. «Значит, он ест рвоту и ему нравится. Он считает, что рвота полезна для здоровья. У нее просто другое название. Другое потому, что рвоту за столом есть неприлично, мой отец – этичен, он не может, есть рвоту, которая называется рвотой, зато он ест геркулесовую кашу», - думаю я.
- Я не люблю рв.... - я давлюсь своими заблуждениями, я же не хочу никого обидеть. – Геркулесовую кашку.
Отец крутит пальцем около виска. Он хочет продырявить себе висок. Он хочет покончить жизнь самоубийством.
- Посмотри на себя, - говорит он.
При всем желании посмотреть на себя - я не смогу этого сделать, я не смогу увидеть себя полностью со стороны, потому что у меня глаза в глазницах, а не в руках. Если бы они были в руках я бы смог осмотреть любой участок себя, потому что руки достанут до всюду.
- На кого ты похож! Худой как щепка. Геркулесовая каша очень полезная, а если ты еще и спортом займешься, - советует он. Он всегда советует. – А пока, на тебя страшно смотреть.
Он хочет, чтобы я тоже испугался, потому что сам боится на меня смотреть. Он отважный. Мой отец храбрец, но боится признаться в том, что боится на меня смотреть, потому что вместе боятся не так стыдно. Но Ева мне говорила, что я не худой, я жилистый и для моего возраста – в самый раз, она говорила, что у меня все впереди и когда мне исполнится сорок, я буду толстым.
Мама кивает головой. Когда она согласна с отцом, она начинает кивать и меня это почему-то веселит. Они оба едят эту кашу, и она им нравится, но на самом деле все не так. Они тоже давятся дурацкой кашей, они тоже ее ненавидят еще с детского сада, они не считают ее полезной, так как их тошнит от одного вида геркулеса. Геркулес липнет к небу, к деснам, он липнет к зубам, как наглая присоска, как прилипала.
- Можно мне чаю? – спрашиваю я.
- Делай, - отец махнул на меня рукой. Он съел свою порцию и потянулся за моей. – И нам тоже сделай.
Я делаю чай. Разливаю горячую воду по чашкам, по очереди опускаю туда чайные пакетики. От кипятка поднимаются призрачные блики пара. Я мог бы сказать, что это просто клубы пара. Но у пара нет клуба, потому что пар – призрак воды. Он - напоминание о том, что когда-то был водой и плескался в чайнике, а до этого несся по длинному трубопроводу, а до этого был частью реки, в которой наверняка кто-то утонул и велика вероятность, что эта часть воды соприкасалась с трупом. Я знаю, что в ней сохранились молекулы утопшего. Они паразитирующий вирус - могут заразить меня трупной болезнью. Но ведь пар поднялся вверх, прямо туда, где находится любимый мамин вьющийся цветок. Я жду, когда он завянет на моих глазах. Я жду, когда зеленые лепестки почернеют от трупного водного испарения. Но меня ужасает и другое - ведь пар – это лишь маленькая часть, которая осталась бултыхаться в чайнике, а значит, я приговариваю свою семью к смерти. Я же не хочу, замаскировать трупную кипяченую воду цветом и запахом черного чая.
Я выливаю кипяток в раковину, выливаю туда же заваренный чай. Набираю чайник заново и ставлю его кипятиться.
Спас семью. Я горжусь собой. Спас даже любимый мамин вьющийся цветок, она обязательно меня за это похвалит.
«Что же я делаю?» - спрашиваю сам себя. Вообще этот парадоксальный вопрос один из самых главных в моей жизни. И в чем заключается парадокс? Сам спрашиваю – сам не знаю ответа.
- Сынок, ты в порядке, бледный какой-то? - спрашивает отец.
В его голосе я слышу страх. Он боится за меня, потому что думает, что у меня новый приступ. Он уже съел мою порцию тошнотворной, но полезной каши, я расслабился, когда неприятный рвотный сгусток пропал из поля зрения.
А когда у меня случается приступ, то мама и папа очень пугаются. Потому что внутри меня живет «вторая голова». Она хочет вылезти наружу через плечо, потому что на самом деле – это мой брат, сиамский близнец, он не смог родится и поэтому живет во мне. Он ждет подходящего случая, чтобы вылезти наружу. Но я не позволю ему вылезти, потому что он наверняка любит геркулесовую кашу.
- Все хорошо!
- Хорошо так хорошо, - отвечает отец. – Поможешь мне разобрать гараж?
- Лучше сходи в магазин, - замечает мама. Она до сих пор ест свою кашу и видно как ей это не нравится. Я вижу, как она не любит геркулесовую кашу.
Я жду, когда вскипит чайник. Сначала он натужно пыхтит, накаляется, влюбляется. Его температура поднимается – а значит, играют гормоны, а значит - он влюбляется. Скорее всего, в вид из окна, потому что чайник стоит на столе напротив окна. Он начинает стонать от любви. Его член набухает и совсем скоро он засвистит и начнет извергать вместо спермы пар, потому что он влюблен, и он кончает от любви. Я хочу посмотреть, в кого он так влюбился, я завидую чайнику, потому что я пока ни в кого не влюблен и не могу кончать без рук, потому что никого не люблю так сильно, чтобы быть как чайник.
Я смотрю в окно и вижу серую, залитую водой улицу. Чайник влюбился в воду. Все правильно, она же в нем закипает. Вокруг столько воды! Она лужами лежит на земле, она дождем падает с неба и само небо – тоже вода и наверняка, эта вода когда-то в своей прошлой жизни соприкасалась с трупом, с дерьмом да с чем она только не соприкасалась, поэтому я называю воду шлюхой. Она грязная потаскуха. Мне становится плохо, потому что я не хочу пить эту шлюху. Наверняка ее трогал больной СПИДом или в нее писал какой-нибудь бомж, того хуже! кто-нибудь мыл в ней руки, после того как поел геркулесовую кашу.
Мне становится страшно, потому что я не хочу пить эту воду.
- Что купить? – резко спрашиваю я и иду в коридор одевать кеды
- Ты не будешь чай? – спрашивает мама.
- Нет.
- Ты ничего не поел, - она настаивает.
- Не хочу.
- Придешь, поешь? – уговаривает мама. – Я приготовлю блины.
Блины да, блины я люблю, на них никто не писал и их никто не трогал.
- Приду, поем, - обещаю я.
Я беру деньги у нее из кошелька, отвечаю согласием на заказанный список товаров и выбегаю на улицу.
Я забыл зонтик. По лицу стекает вода, больная СПИДом, испачканная в моче бомжа с микробами геркулесовой каши...