Геркулесовая каша (строго 18+)

Глава 2

  Я не понимаю, какое сейчас время года. По расписанию лето, но идет дождь, ветер срывает с деревьев листву, поэтому очень похоже на осень, но вокруг все зелено и дождь может идти и весной, и ветер может срывать листья тоже весной, поэтому сейчас весна. Но сейчас точно не зима. Я не люблю зиму, так как она холодная, потому что зимой замерзает все - и птички, и машины, и кошечки, и собачки, и люди, и вода, которую так любит чайник; не замерзает только огонь, потому что он не умеет замерзать, он горяч, зато он может гаснуть и испускать остатки дыма. И дым будет воспарять и воспарять, воспарять и воспарять прямо к небу, далеко-далеко.
На самом деле я не пойду в магазин. Потому что я могу пойти туда в любое другое время, но не сейчас. Я не пойду в магазин сейчас, потому что он может подождать, когда я окончательно захочу в него войти. А сейчас я хочу кушать. И я могу поесть у Евы, она вкусно готовит. Поэтому я не пойду в магазин. Если я войду туда сейчас, то задуманный план распорядка дня рухнет, а я не люблю, когда, что-то рухает. Меня пугают рушения. Вчера я смотрел видео, как ураган сносил целый дом. Я очень испугался, потому что дом оказался очень непрочным и рухнул под тяжестью ветра. Мне кажется, что я бы тоже рухнул, от этого становится еще страшнее, если бы я попал под ураган, то умер бы. Но я не хочу умирать.
Я заворачиваю за угол дома. Мне очень хочется кушать, потому что я ничего не ел. На голодный желудок идти не интересно, все из-за этой каши, похожей на рвоту. Как только я начинаю думать о геркулесовой каше, меня тошнит. И тошнота неприятная.
Я захожу в подъезд другого дома. Тут темно, сыро и пахнет мочой. Запах мочи всегда узнается. Почти все подъезды так пахнут. Не понятно только чьей: мужской, женской, кошачьей, собачьей? Чтобы узнать принадлежность запаха, надо перенюхать всю мочу, а потом сравнить и вынести приговор. Я никогда не мочился в подъезде, потому что в этом не было нужды. Если мне очень хотелось писать - я всегда успевал добежать до туалета.
Но в подъезде этого дома пахнет просто отвратительно. Мне кажется, что так может пахнуть самая испорченная геркулесовая каша. Она покрыта плесенью и от ее смрада вянут цветы и с деревьев замертво падают птицы. Протухшую геркулесовую кашу можно использовать как химическое оружие двадцать первого века в третьей мировой войне.
Ловлю себя на мысли, что около минуты непрерывно жму кнопку вызова лифта. Я давлю на нее с силой, пытаясь вжать в стену, налегаю всем весом. Но стена сопротивляется мне. Она давит в ответ. Все понятно! Если отступить, то стена меня задавит. Сплющит. Я маленький усатый таракан, а стена – большой тапок.
От неминуемой гибели меня спасает лифт. Он всегда приходит вовремя, хотя его надо ждать. Но он всегда есть. Лифт – кабинка забвения. Тут свои законы физики. Когда я спешу куда-то, лифт мстит мне и едет медленнее. Он издевается и требует к себе уважения. Я люблю лифты. Никогда не расписывал его граффити. Ведь лифт – это пищевод дома, кишка. Подвал – его ноги. Окна – глаза. Подъезд – жопа и рот одновременно. Потому что он ежедневно поедает людей и какает людьми. Только что подъезд закусил мной. Я специально намочился дождевой водой, чтобы подъезд отравился и заразился трупной болезнью. Потому что такая приправа очень не полезна.
Ева, наверняка уже ждет меня. Она живет одна. Ее папа очень богатый, он подарил ей целую квартиру в доме, который находится недалеко от моего дома, а сам уехал с любовницей, потому что его жена старая дура, а любовница молодая, она моложе Евы. Как-то раз мы познакомились с Евой, и она пригласила меня в гости, потому что она хотела показать мне, какого это - жить одной. Ей было грустно одной, но когда я согласился, она сразу повеселела, потому что Еве нужен был кто-то, кто поможет избавиться ей от грусти и одиночества.
Еще она умеет рисовать. Она неплохо рисует. Она рисует гораздо лучше меня, потому что я плохо рисую. Я вообще этого делать не умею. Она рисует по телу. Ее творческий холст – это человеческое тело. Это называется боди-арт. Она рисовала на мне удава и слоника. Когда она заканчивала рисовать на мне животных, то просила помочиться и снимала весь процесс на видео камеру. Ей нравилось, как из хобота слоника льется моча. Она говорила, что все слоники так умываются и что в данном случае правильно говорить вода, а не моча. Я только не понимал, почему удав тоже льет воду, удавы же не пьют. Мне кажется, что Ева меня любит, даже, несмотря на то, что старше меня на четыре года. Она уже взрослая, она выучилась на дизайнера, а я хочу только поступить. Но меня не берут в институт, потому что говорят, что я болею. Меня и в армию не берут, потому что я болен. Я неизлечимо болен на голову. Психологи и психиатры рылись у меня в мозгах и сказали, что я непригоден к военной службе, потому что я аутист, или шизофреник. Они вычислили это, потому что я боюсь цифру «два». Я не умею ее писать. В школе я впадал в ступор и начинал плакать, когда мы решали задачи, потому что я не знал, как правильно написать «два». Эта цифра ни на что ни похожа. У нее есть крючок и волнистая линия. И они разные. Они очень разные, потому что крючок – намек на круг, а волнистая линия – она тут совсем не к месту. Я пробовал написать ее в виде – «крючок» и «ровная полоска», но у меня не получалось сделать крючок, потому что дальше должна быть «ровная полоска», а «ровная полоска» совершенно здесь не уместна, потому что ровную полоской пользуется только «единица».
Мне говорят, что это лечится, только если я буду стараться и обещаю помогать докторам, потому что в глубине души я, якобы, хочу быть нормальным. Однако я не вижу в себе никаких дефектов, поэтому не знаю, хочу ли я быть нормальным или нет! С кем не бывает? Наверно во мне так заложены гены. Некоторые не могут сворачивать язык в трубочку. Я могу. Я могу свернуть язык в трубочку, положить его на правый и на левый бок. Ева говорит, что для женщины я находка, потому что такой язык – на вес золота.... С ним я хорошо делаю кунилингус. Но я не умею писать цифру «два», и я всегда заменял ее либо словом «два», либо уравнением «1+1».
Я выхожу из лифта. Он закрывает за мной двери, будто насмехаясь, и уползает куда-то вниз или вверх. Он продолжает свою жизнь без меня. Я нажимаю на кнопку звонка и жду, когда Ева впустит меня в квартиру. Я не люблю ждать. Я могу ждать только лифт. Но если я хочу писать, то не жду лифт, а бегу на свой этаж. Сейчас я вынужден ждать Еву, чтобы она открыла мне дверь и впустила в гости. Потому, что я прошу ее об этом при помощи дверного звонка. Мне не нравится этот звук, какой он издает, он бьет по ушам. Он похож на крики индейца вышедшего на тропу войны. И я боюсь, что индеец стоит сзади меня и целится в затылок дротиком с ядовитым наконечником. Я очень боюсь индейцев, потому что, кажется, что все индейцы меня не любят. Они хотят моей смерти. Я так думаю. Они любят геркулесовую кашу, и они считают ее полезной, несмотря на то, что она похожа на блевотину.
Дверь открывается.
- Привет, - Ева улыбается. – Та-дам! – восклицает она и срывает с головы полотенце, которое скрывало глянцевую лысину. – Нравится?
- Ты побрилась, - я замечаю это вслух и глажу ее голову. Мне нравится ощущение соприкосновения. А еще мне нравится, что теперь на ее голове могут вырасти новые волосы. А вдруг это будут не волосы, а скажем, например ячмень или пшено, или проса, или гречка, или рис, или кусты розы. На ее лысой голове может свиться гнездо, в котором кукушка отложит яйца и улетит, оставив своих детей на произвол судьбы. Однажды я спросил кукушку, сколько мне осталось жить. Она ничего не ответила. Я думал, что умру сразу, но не умер. С тех пор я больше не верю кукушкам, потому что они обманщицы.
На Еве надето зеленое сари. Оно облегает ее талию. Еще на Еве висит целая куча побрякушек и бус. Она похожа на индианку. Индианок я люблю больше чем индейцев, потому что индианки никогда не пытались меня убить. Они наоборот очень красивые. А вот индейцы... нет. Они поедают килограммы геркулесовой каши, чтобы потом наброситься на меня с топором и отрубить голову.
Я поглаживаю свою шею и вхожу в коридор.
Замечаю, что в углу стоят чьи-то кеды, Ева называет их "консервами", потому что их марка "Конверс", но они консервы, потому что Еве нравится менять названия так как придет в голову, например, когда она хочет выпить чаю, она говорит так: Чить Пай, что значит, возможно будет и черничный пай, мой любимый пирог. Или фиолетовый цвет для Евы обязательно "филолетовый", потому что там есть "фил" - это значит любовь, с греческого. Я тоже однажды попробовал и сказал вместо "простокваши" - "провокаша", потому что простокваша провоцирует, но Еве не понравилось, она сказала, что простокваша и так очень стебное слово.
В углу стоят чьи-то консервные кеды. Значит в доме есть еще кто-то. Может быть это даже индеец. Он надел кеды, чтобы внедриться в доверие к Еве, потому что она считает, что кеды - обувь настоящих людей, кеды открывают путь к свободе и удобству, раскрепощенности и здравомыслию. И вдруг, оказалось, что этот индеец и он сейчас поджидает меня в той комнате с томагавком и стоит мне войти, как он прокричит о начале войны и убьет меня. Я очень боюсь. Кеды меня пугают.
Ева не хочет, чтобы я разувался. Она хватает меня за рукав и тянет в гостиную.
- Смотри, - говорит она и указывает на кресло пальцем. – Правда, он чудо? Такой милый и лапочка.
Около моих ног трется Евин кот по имени Жан-Поль Котье. Он мяукает, и он рад меня видеть, потому что он еще и мурлыкает. Он любит, когда я чешу ему за ушком, тогда он начинает мурлыкать еще сильнее, потому что котику нравится мурлыкать и гладиться. На самом деле он – большая пушистая задница. Мурлыкает и ластиться, только из-за еды, поэтому он не рад меня видеть. Он просто просит еды. Но я сам хочу кушать, и корма для Жан-Поля Котье у меня нет.
На моем любимом кресле сидит парень. Ева сказала, что он лапочка. Он правда лапочка, еще она сказала, что он милый. Он милее индейца, потому что он оказался не индейцем и меня это радует. А то если бы это был индеец я бы очень сейчас пожалел.
- Это ты про этого рассказывала? - говорит парень Еве и встает с кресла, чтобы подойти ко мне и поздороваться. - Дурачок который?
Мне приятно, что Ева про меня рассказывала, потому что - это значит, что она мой друг, если рассказывает кому-то. Она может сказать - у меня друг дурачок, но я его оень люблю. Ева часто называет меня дурачком. Сначала я обижался, но потом Ева сказала, что на правду обижаться нельзя. Тогда я назвал ее тупой и она меня ударила, она сказала, что это неправда, и я сказал ей, что она красивая и она меня поцеловала.
- Как тебя зовут? Давай дружить, - говорю я и протягиваю руку.
Я всегда так говорю людям с которыми мне предстоит общаться. Просто я хочу им понравиться. Еще я очень волнуюсь по этому поводу, потому что люди бывают разные. И они могут меня обидеть. Обычно так и делают. Я никогда никого не пытался обидеть, потому что это очень плохо. Мама меня так учила. Она говорила, что если хочешь понравиться человеку, тебе надо узнать его имя и потом произнести десять раз в общении, чтобы вызвать симпатию. Моя мама настоящий психолог.
- Ну, давай, - он жмет мне руку. Жмет больно, с силой и мне больно от этого. - Я Трансплантатор, - он льстиво ухмыляется, как будто, чего-то ожидает.
- Привет Транс-план-татор, Транс-план-тат-ор, Транспалнтаро... транспоратноаа, транспопнатор.
Ева и ее друг громко смеются.
- Я же говорила, что он так сделает. Говорила же, - смеется Ева и держится за живот.
Я тоже смеюсь, но очень пугаюсь, потому что у меня не получилось выговорить имя Трансплантатора. Вот сейчас я не смог наладить с ним контакт, но Трансплантатор оказался хорошим парнем и поэтому он дает мне еще одну попытку.
- Но мои друзья называют меня Бес-пер-спек-тив-няк.
Я собираюсь с силами, чтобы понравиться Бес-пер-спек-тив-ня-ку.
- Привет Бес-пер-спек-тин-вяк. Беспреспеквняк.
Мой новый друг и Ева чуть ли не падают от хохота и держатся за животы. У них болят животы, наверное они съели чего-то невкусного, чего-то очень плохого. И поэтому болят животы. Возможно это была геркулесовая каша. Страшная рвотная каша.
- А он забавный, - говорит Бесперспективняк. - Славный малый.
- Он классный, мой друг хороший. Правда? Ты же мой маленький дружок?
Я киваю головой и иду садиться на мое любимое кресло. Жан-Поль Котье в это время прыгает ко мне на колени, тоже садиться и начинает вылизываться. Я смотрю на Бесперспективняка и думаю, что он, наверное, правда очень красив и пользуется большой популярностью и девочек. Я бы тоже хотел пользоваться такой популярностью, но у меня получается пользоваться только Евой, потому что Ева рассказала мне о сексе и Ева показала мне как надо заниматься сексом, а потом Ева занялась со мной сексом, она сказала, что ей всегда было интересно заняться сексом с умственно отсталым. Когда мы занимались сексом я плакал, потому что мне казалось, что я делаю, что-то не то, а еще казалось, что из меня вылезает мой брат близнец. И мне было страшно, я же не хотел, чтобы брат-близнец вылез и все испортил. Наверняка Бесперспективняк и Ева занимались сексом.
У него широкие плечи и светлые волосы, еще у Бесперспективняка едва видная щетина и голубые глаза.
- Вы пока посидите тут, - говорит Ева и чешет лысину, так что там оказался красный след. - А я пока музыку поставлю.
Она уходит в другую комнату. Я смотрю на Бесперспективняка и не отвожу от него взгляд, потому что, моя мама психолог. Она мне объяснила, что надо наладить с человеком зрительный контакт, чтобы он смог обратить на меня внимание.
- Чо вылупился? - спрашивает он.
- Ты пользуешься большой популярностью у девочек? - спрашиваю я.
Мама мне говорила, что нужно находить темы для разговоров, интересные для собеседников.
- Ну да, есть такое, - усмехается он. - А ты?
- Я нет.
- Оно и понятно. А знаешь почему?
- Почему? - спрашиваю я. Очень надеюсь, что Бесперспективняк объяснит мне о моих проблемах.
- Потому что ты дебил.
- Да, - говорю я. Он прав.
Играет песня группы Tublatanka - Pravda Vit'azi'. Они поют на словацком языке. Я почти понимаю о чем поется в этой песни, но не понимаю. Ева однажды объяснила мне, что наши языки из одной семьи, поэтому я слышу некоторые слова и узнаю их. И тогда я начал представлять семью языков. Русский язык - он такой в шапке-ушанке - он длинный и слюнявый, украинский - с хохолком, измазанный в жире от сала, там были еще маленькие язычки - как щупальца, с наростами язычечками. Мама-язычка и папа-язык, их детки язунчики и язычатки. Когда я поделился с Евой своими соображениями она сказала, что я наголову чекнутый, но за это она меня и любит.
Ева возвращается в комнату в хорошем настроении и садится на кровать рядом с Бесперспективняком. Они целуются. Они целуются еще и еще чуть-чуть. Потом отлепляются друг от друга и Ева говорит:
- Классно, что ты пришел. Я всегда хотела поиграть в семью. Давайте так, ты будешь папа, - она тычет в Бесперспективняка пальцем. - Я мама, а ты наш сын.
- Почему он папа? - спрашиваю я.
- Потому что у него член больше. Так природа распорядилась.
Я замечаю, что Бесперспективняк очень обрадовался этому и даже распрямился и подмигнул мне. Я не обиделся, потому что на правду обижаться нельзя.
- Давайте, начинаем, - говорит Ева.
Но мы молчим, потому что не знаем с чего начать. Только Ева знает, но она не объяснила нам правила игры, поэтому мы сидим и смотрим на нее, а она смотрит на нас и ждет.
- Ну что ты молчишь? Ты же отец.
Бесперспективняк щурит глаза и говорит:
- Сын, иди спать в свою комнату. Ты наказан.
- Но дорогой, а что он сделал? - спрашивает Ева, потому что она любящая мать и хочет меня защитить от тирана отца.
Бесперспективняк смотрит в ее сторону и отвечает, очень чувственным голосом:
- Ну, если хочешь, пусть смотрит.
Он целует Еву в губы, а она целует его. А остаюсь сидеть в кресле и гладить Жан-Поля Котье, потому что не понимаю, что мне нужно делать уходить или нет? Но смотреть мне не хочется, как Бесперспективняк раздевает Еву, мне не хочется смотреть, как Ева снимает с него футболку. Мне не хочется смотреть как он стаскивает с нее трусики и мне не хочется смотреть, как Ева расстегивает ему ширинку. Еще мне не хочется смотреть как они пристраивается к ней сзади. Мне не хочется на все это смотреть, потому что - это не прилично, вот. Нельзя подглядывать как мама и папа занимаются сексом. Иначе их дети родятся плохими. Я закрываю уши ладонями, слушать тоже плохо и ухожу в другую комнату, где ложусь на кровать и засыпаю.