О любви и прочих бесах.

90 6 0
                                    

Иван хотел было заварить чай, но потом, видимо, передумал, ибо рука как на автомате потянулась к бутылке водки. Разлив волшебную жидкость по стаканам, Россия протянул один брату. Ну ничего нового, впрочем, обычное чаепитие в доме Брагинского. Сначала они ужрутся водкой до поросячьего визга, а потом, как цивилизованные европейцы, попьют чайку с тортиком. И да, именно в такой последовательности, ибо во всём должен быть порядок.
А кончилась вся эта петрушка тем, что две весьма порядочные страны́ уже успели "пригубить" несколько бутылок водяры, а потому и России, и Польше было очень радостно и хорошо. Ещё бы им было плохо. Но, как нам всем известно, хорошо то, что хорошо кончается. А в нашем случае всё только начинается... И хорошо оно явно не кончится.
Иван и Феликс, оба в зюзю пьные, сидели на диване. Вернее, Брагинский сидел, а его братец лежал, уткнувшись лицом в подушку, и, судя по всему, уже десятый сон видел. Или же просто дремлет, или лежит, кто его знает. Брагинский думал было проверить, но ему внезапно стало так жалко Феликса, что рука не поднялась его будить. Спящий Лукашевич выглядел, по мнению России​, так мило и умиротворённо, что последний был готов простить брату и интервенцию, и Лжедмитриев...
-Да,-чуть слышно говорит Иван, боясь разбудить родственника- хватит с меня на сегодня, вон уже чушь какая лезет в голову... Хоть не допился до галлюцинаций, уже достижение. Но Фелек и правда такой милый, когда спит...
И тут Россия аккуратно, со всей нежностью, на которую был способен, погдадил Польшу по блондинистой макушке... И тут же одёрнул руку. Иван мысленно повторял себе, что нет, нельзя ему трогать Лукашевича. Хотя бы потому, что тот спит, и даже при желании не сможет сопротивляться. Хотя бы потому, что если он начнёт, то потом ни один из них не будет в состоянии остановиться. А потеря контроля​ есть вещь страшная и беспощадная. Ей плевать на то, кто ты - обычный человек, Империя Зла или Феникс Восточной Европы. Никто не в силах этому противостоять. Поэтому Иван решил не доводить дело до противостояния. Он сел на край дивана и молча любовался братом. Спящим тот был совсем не похож на себя же бодрствующего. Сейчас Феликс казался Ивану таким... Хрупким, что-ли, уставшим, даже слегка грустным... Совсем не тот энергичный и общительный молодой человек, а кто-то другой. Вымотанный, уставший ото всех и от всего. Но это часть Лукашевича, та сторона, которую он редко показывает, предпочитая косить под весёленького легкомысленного дурачка. Хотя, этот способ "маскировки" использует и Иван тоже, с Феликсом на пару, так что ему нечем попрекать последнего. И наоборот тоже не получится, поневоле сам себя подстебёшь.
"Спящий" тем временем зашевелился и перевернулся на спину. По его открытым глазам было понятно, что он не спал и спать не собирается.
-Януш, можешь, типа, не шептаться и... Не носиться со мной, боясь разбудить меня. Я не спал, а просто, типа, лежал и думал с закрытыми глазами, вот.
-И как оно?
Феликс ухмыльнулся, отводя взгляд:
-Боже мой, Янек, хватит переводить тему! Я прекрасно видел, как ты на меня смотрел, да прикосновение твоей руки я тоже почувствовал, не дурак...
Брагинский стоял, понимая, что его раскрыли, но попытался выкрутиться:
-Фелек, тебе это приснилось, ничего такого не было, ты просто перебрал, вот и...
-Ваня, кончай уже, задрал врать и изворачиваться, уж на сковороде себя спокойнее ведёт, чем ты! Мы, типа, оба пили, но ты прекрасно знаешь, что и ты, и я пить умеем, не впервой, так что это неудачная отговорка.
-Ну ладно, хорошо, пялился я на тебя, нёс несусветную чушь и разок погладил по голове. Доволен?
Лукашевич зажмурился от удовольствия и улыбнулся.
-Ещё бы. Например, Англию ты, типа, предпочитаешь будить ударом киркой по голове или ещё чем подобным, а меня вон как... Кому рассказать, так никто не поверит, что ты так можешь. Я бы тоже не поверил, учитывая то, как мы друг к другу относимся.
-Феликс, не равняй себя и сэра Артура Кёркленда. Англия, будучи страно́й весьма неслабой, от меня шарахается, считает Сатаной и боится оставаться со мной наедине, его и пугать весело. Да и если зашибу ненароком, жалко его никому не будет, согласись. Ты - другое дело; ты признаёшь тот факт, что я намного сильнее тебя, но ты меня нисколько не боишься, так же как не боишься мне возражать и спорить со мной. Мне это в тебе очень нравится, да что уж там, всегда нравилось. Пруссия мне как-то рассказывал, как он тебя чуть не прикончил, ты стоял на коленях и по выражению твоего лица было видно, что ты не боялся ни Гильберта, ни своего поражения, ни смерти. Думаю, ты готов был Байльшмидту ещё и в лицо плюнуть, да не успел, Литва тебя спас. Даже перед лицом смерти ты не теряешь отвагу и сохраняешь хладнокровие, это заслуживает уважения, я тебе скажу. Ты - совсем другой, тебя ни с кем нельзя сравнивать...
Феликс удивлённо уставился на Ивана, не веря своим ушам. Брагинский его похвалил. Обычно, при всех, брат издевался и подшучивал над ним, а теперь же, когда никто не видит и не слышит, говорит то, что на самом деле думает. Вот оно как, оказывается.
-А ты, Ванюша, трус. Не отрицаю, ты храбро сражаешься​ на поле боя, ты готов перегрызть глотки врагам, в этом мы с тобой сходимся, но тебе не хватает смелости сказать мне о том, что ты на самом деле обо мне думаешь. Если бы мы находились в компании любых других стран, ты бы ни за что меня не похвалил. Ты можешь такое говорить только когда мы одни. Ты боишься своих чувств, ведь так?
Россия хотел было сказать, что бояться ему нечего, что никаких чувств у него к Феликсу нет, не было и не будет, но ему уже надоело врать. Да, бывает так, что всю жизнь всем врёшь, даже самому себе. Так завра́лся, что уже запутался в своей лжи и устал от неё. Именно так было и у Ивана. Но для себя он решил, что больше притворяться и врать он не собирается. Хотя бы Лукашевичу, который его на этом поймал.
-Да, Феликс, ты прав, я боюсь того, что я чувствую к тебе. С одной стороны, я тебя ненавижу, ненавижу за то, что ты со мной делал и во что я из-за тебя превратился, хочу тебя обидеть и унизить, кольнуть побольнее. Но с другой стороны, я не могу тобой не восхищаться. Твоей смелостью, сообразительностью, твоей красотой, твоим оптимизмом и чувством юмора, тем, что ты никогда не сдаешься, тем, что как бы хреново тебе не было, ты движешься вперёд, восстаёшь из пепла и сияешь ещё ярче. Но из-за того, что я люблю тебя, люблю в тебе это всё, я начинаю ненавидеть себя и тебя за это. И опять всё сначала... Ненависть, восхищение, переходящее в любовь, ненависть... Мои чувства ничто иное, как жалкая пародия на любовь. Если ты это хотел услышать, то больше мне сказать нечего.
Феликс стоял в оцепенении. Как так получилось, что он ничего этого не заметил? Как он, обычно такой внимательный, мог быть так слеп? Интересно, сколько уже Брагинский с этим мучается? Неделю? Месяц? Несколько лет?
Иван, будто прочитав мысли брата, отвечает:
-Почти угадал, Польша. Только не просто несколько лет, а несколько сотен лет.
Теперь Лукашевич и вовсе был в таком шоке, в котором находилась только Агата, неожиданно для себя зашипперив RusPol. Несколько веков... Так и с ума сойти можно...
-Ванюша, почему ты молчал? Почему не рассказывал кому-нибудь? Почему ты мне не сказал? Я бы ни за что от тебя не отвернулся, я ведь и сам к тебе неравнодушен! Всё могло бы быть совсем по-другому...
Теперь в шоке был уже Россия. Значит, Феликсу он нравился, ему Польша тоже, но несколько веков из-за природной стеснительности и глупости обоих они играли во френдзону... Замечательно просто!
-Фелек,-осторожно спрашивает Иван- ты говорил, что всё могло бы быть по-другому, да?
-Ну говорил. А что?
-Может, попробуем всё изменить? Это, конечно, не минутное дело, но ведь ждали несколько веков, можем ещё подождать. К тому же, страны бессмертны, значит, впереди ещё целая вечность. Что скажешь?
-Скажу, Ваня, что давай попьём чайку с тортиком, а через неделю к Беларуси съездим. Обрадуем сестру, типа- Феликс предвкушающе улыбнулся.
-О да, она за нас будет очень рада. Мы тоже порадуемся, если тесак Наташи не перережет тебе глотку.
-А почему мне?- недоуменно спросил Польша.
-Ну, меня она намного больше любит. Тебя она за брата и не особо считает, без обид. Так какой тебе чай?
-Фруктовый в треугольных пакетиках. Похожие на пирамиды в Египте, только маленькие.
-А кусок торта?
-Самый большой с клубничкой и розочкой из крема.

Примечание: итак, господа хорошие, сейчас вы прочли предпоследнюю часть этого фанфика. Скоро я его закончу, а потом, ежели руки дойдут, напишу сборник драбблов или ещё чего. Не знаю. Вообще, никогда не могу знать, что я потом буду делать. Но я что-нибудь придумаю, не волнуйтесь. А пока читайте эту главу и ждите последнюю. Живите и процветайте, дорогие читатели. Простите, что кормлю вас стеклом.

Примечание номер 2: глава писалась под песню Flatsound - My heart goes bum bum bum. Можете её послушать, пока будете читать главу, будет... Атмосферненько, что-ли.

Генеральная разборка.Место, где живут истории. Откройте их для себя