Ирка Хортица. Ведьмино наследство

Кладов не предлагать!

— Ото пышный молодый паныч! — Пожилой сивоусый дядька, совершенно в Танькиной манере уперев руки в бока, широко растопырив локти, стоял поперек тропы.
Богдан готов был поклясться, что еще секунду назад там никого не было.
— Никакой я не паныч! — буркнул пацан.
Разговаривать не хотелось, да и дядька выглядел настораживающе: полуголый, в одних темных широких штанах да смушковой шапке на голове. По широкой дуге Богдан двинулся в обход загораживающего тропу незнакомца.
И тут же на плечо ему, пригибая к земле, упала тяжелая рука. Дядька, мгновение назад стоявший на середине тропы, теперь нависал над Богданом. Мальчишка видел, как туго сплетаются мускулы у него на груди и на руках. Немолодой, а накачанный — прямо культурист.
— Може, и не паныч, а може, и паныч! — засомневался сивоусый, вглядываясь Богдану в лицо. — Паныч, мабуть, вже б в штаны наклал, гуляючи тут сам-самисенький, та под Солнцеворот. Що, хлопец, як штаны, сухи?
— Не ваше дело, — огрызнулся Богдан. — Плечо пустите, ну!
— Ще не запряг, а вже нукает — как есть паныч! — Пальцы сжались, будто тиски.
Плечо стрельнуло болью, выжимая из глаз слезы.
Конечно, без оружия — это не его, ему бы меч, но меч остался в палатке, а полуголый дядька здесь, и надо выкручиваться, потому что неизвестно, чем такая встреча на темной тропе может закончиться. Богдан начал действовать. Как учили. Дядьке ребром ладони по запястью, резко двинуть плечом, освободиться, ухватить нападающего за большой палец...
Не вышло. Дядька легко переступил, подстраиваясь под Богдановы движения, плеча не выпустил, пальцы свои уберег. И громко, заливисто расхохотался:
— Не, якый же ты паныч! Ты настоящий казак! Такой и черта не забоится! — Сивоусый разжал пальцы, но тут же дружески обнял Богдана за плечи, встряхнул, снова отпустил. — Эх, нравятся мне отважные хлопцы! — Теперь от дядьки прямо волнами исходило дружелюбие.
Богдан мрачно усмехнулся. Сегодня на этом острове он нравился всем. Буквально каждому встречному. Наверное, лучше ему с этими самыми встречными и оставаться. А не навязывать девчонкам свое общество, раз уж оно им не подходит. Особенно Таньке.
— Парень! — В мах сорвав с себя шапку, сивоусый шваркнул ее себе под ноги, открывая бритый череп с одной-единственной длинной прядью. — Раз уж ты меня не испужался, будет тебе за то награда! Слушай меня, хлопче! — Снова ухватив Богдана за плечо, он почти поволок его за собой по тропе. — Байку тебе расскажу, как есть правдивую! Давно то было! Ходили мы з братьями-казаками на Черный шлях, да под самый Перекоп, татарву пощипать! Лупили их, нехристей, за веру православную и добыли на том изрядный скарб, та повезли соби до дому! Алэ ж погналася за нами клята татарва, день за днем гнала: через степь та через Днипро. И решили тогда панове-братия скарб здесь зарыть, чтоб не достался клятым! — Дядька остановился, понизил голос, заговорщицки огляделся по сторонам. — Зарыли-заговорили, на пять смертных голов та на долгие сто лет! Жребий меж собой кинули, и выпал тот жребий на меня! Схватили меня хлопцы, Слово крепкое наложили, чтоб обретался я при том скарбе под землей и его охранял! Аж пока не найдется парубок бесстрашный, настоящий казак... — Дядька тяжко вздохнул и начал тащить Богдана дальше. — Вот и выхожу каждые сто лет на Солнцеворот, шукаю. Три раза вылезал, всё без толку. А на четвертый ты подвернулся! Не перевелись еще лыцари!
— Прямо как в сказке: один раз не испугался — сразу мешок золота получи. В жизни так красиво не бывает! — Богдан отступил подальше, подозрительно глядя на старого казака. Ох, что-то крутит он, выползень подземный!
— Не веришь? Или труса празднуешь? Не такой ты и отважный, как по первости мне сдалось! — пренебрежительно хмыкнул сивоусый. — Сам гляди, хлопче! Пойдешь со мной — твой скарб будет, та и у меня своя выгода — служба моя закончится, на поверхность выйду. Соскучился под землей, воли хочу! Не пойдешь — я на следующие сто лет под землю уйду, а потом снова спробую отважного знайти. А ты всю жизнь локти кусать будешь, что проворонил свое счастье.
Богдан задумался. Настоящее казацкое сокровище! На миг его воображению представился кадр из кино про Али-бабу. Подносы с золотыми монетами, золотые кувшины, драгоценности! Самоцветы! Да про человека, который такое найдет, даже Танька не осмелится сказать — никакой! А оружие? Кривые татарские сабли, кольчуги тончайшего плетения! К турнирам и ролевкам доспех самому приходится делать, а тут такое сокровище! Не-ет, этот клад упускать нельзя! А риск...
— Чи може, тоби, хлопче, не велят с чужими дядьками водиться? — насмешливо спросил сивоусый, и это стало последней каплей.
— Все мои велельщики далеко. — Богдан посмотрел туда, где остались палатка и девчонки, и решительно зашагал по тропе.
— Ото добрэ! — торопливо пробормотал сивоусый и, обогнав Богдана, пошел впереди.
Роща закончилась, тропа вывела их на поросший сухой травой и редкими осенними цветами настоящий кусок степи. Они пошли, вздымая ногами мелкую пыль. Земля шевелилась. Вздымалась и опадала, словно под тонким слоем почвы гуляли настоящие морские волны. Далеко впереди вспучился высокий курган, а на его вершине...
— Кто это? — Богдан замер, разглядывая строгого золотого всадника верхом на серебряном коне.
— Та насправди нихто, зовсим нихто, — с суетливостью, не вязавшейся с его суровым обликом, зачастил сивоусый. — Нэ дывись ты на него, хлопче! От чертяка, щоб його в пекле вилами в бок! — Дядька осуждающе покачал головой, видя, как золотой всадник вдруг исчез и снова появился, уже в другом месте. — Ходить шукаты ему лень, так он личину себе придумал, та пидманюе! Пишлы, хлопче, швыденько!
Они снова зашагали. Богдан вздрогнул. Совсем рядом, у самых его ног земля вдруг распахнулась, открывая бездонный колодец, и гулкий голос тяжко, с явной завистью вздохнул:
— А у него хлопец есть...
— Есть, алэ ж тилькы для сэбэ! — не оглядываясь, на ходу отбрил сивоусый. — Сам дистань, а чужого не замай!
Он ускорил шаг, уже почти бежал, торопливо проскакивая мимо вспучивающихся курганов и раскрывающихся провалов.
— Кто это все такие? — невольно придвигаясь поближе к своему проводнику, спросил Богдан.
Дядька помолчал и, наконец, неохотно выдавил:
— Та за четыреста лет чимало скарбив на Хортице позакопано! Ну ось, мы и прыйшлы. — Он вздохнул с явным облегчением. С силой топнул ногой.
Земля поплыла, будто вода, распадаясь на две части. Перед Богданом раскрылась крутая, почти отвесная лестница, сложенная из необработанных камней.
— Ну що, хлопче, будемо меняться — ты со скарбом, я на волю? — хитро прищурившись, спросил казак. — Спускайся, там твоя доля!
— Ты первый иди! — торопливо сказал Богдан, на всякий случай отступая подальше от каменных ступеней.
Дядька покачал головой:
— А всэ ж трусишь ты, хлопче! Уж и не знаю, отдавать ли тебе скарбы лыцарские! — искоса поглядывая на Богдана, протянул сивоусый.
— Не хочешь — и не надо, к конкурентам пойду, может, они не такие переборчивые, — пожал плечами Богдан и сделал шаг в сторону.
— От сразу ты мне глянулся! — покрутил бритой головой сивоусый. — И отвага, и розум, все при тебе! Будь по-твоему! Ступай за мной, только не отставай!
Дядька шагнул на первую ступеньку. Уходящая в недра земли лестница озарилась неверным, мутным светом, словно бы от сотен гнилушек.
Мальчишка минуту помедлил и осторожно двинулся следом. Отвесные ступени уходили все ниже и ниже. Наконец Богдан остановился на последней. Высоко над головой чернел неровный квадрат лестничного колодца, словно крышкой, прикрытый темным куском неба. У ног открывалась маленькая — человеку только сесть, — выкопанная в земле камора. В глубине земляной каморы Богдан увидал старый, рассохшийся сундук и расколотый глиняный горшок. В осколках насыпом лежало что-то мелкое, круглое, тусклое...
— Ну ось, все, як обещал! Владей, хлопче! — Широким жестом — гуляй, душа! — сивоусый махнул на горшок с сундуком.
Бочком-бочком, не сводя глаз с благодетеля, Богдан спустил одну ногу со ступеньки, подцепил крышку сундука... Осыпая гнилую деревянную труху, крышка приподнялась. До самого верха сундук был забит старыми седлами с немногочисленными серебряными заклепками, поношенными татарскими лисьими малахаями... Сверху гордо возлежали расшитый бляшками пояс и старый халат.
— Это — скарб? Вот это вы стерегли?
— А що такэ? Справный скарб! — обиделся сивоусый. — Та якщо б не гналася за нами татарва, мы б ций сундук до ярмарки довезли, потом с неделю б гуляли! А на гроши можно хутор справный купить!
— Ага, четыреста лет назад! А сейчас мне что с ним делать, в краеведческий музей сдать? — Богдан нагнулся, сгребая горсть старинных медных монеток...
— А що хочешь, то и робы, хлопче, мне-то теперь что! — И, пользуясь тем, что Богдан нагнулся, сивоусый ринулся к лестнице. — Скарб взял, с ним и оставайся, а я на волю!
Он мчался наверх, к казавшемуся таким близким темному квадратику неба. А Богдан с ужасом увидел, как земля начинает медленно смыкаться между ним и улепетывающим сивоусым, навсегда замуровывая мальчишку в себе.
— Стой! — заорал Богдан, бросаясь в полуоткрытый проход. Земляные пласты тут же сдвинулись, легли внахлест, перекрывая путь и оставляя лишь крохотное отверстие, в котором всего на миг мелькнула спина сивоусого... и исчезла. Хранитель скарба выбрался на поверхность. Отверстие сползлось в тоненькую дырочку, неуклонно затягиваясь. Затхлый, спертый воздух не шел в легкие, камнем застревая в груди. Всем телом Богдан ударился о стену... Земля не дрогнула.
— Не-ет! — Приникнув губами к отверстию, Богдан отчаянно, безнадежно закричал, уже понимая, что его не услышат, не откликнутся...
Земляная стена рванула вверх, осыпая Богдана плотными комьями. Тяжелое тело сивоусого с разлету рухнуло на битый горшок, кроша его в мелкую пыль. Богдан вскинул голову. На фоне темного квадрата неба, оседлав швабры, парили две всадницы.
— Девчонки, я здесь! — восторженно завопил он, бросаясь к лестнице.
Крепкая, жилистая рука ухватила его за щиколотку, опрокидывая на ступеньки.
— Куда? — прохрипел сивоусый, за ногу волоча пацана к себе, в недра земли.
— Пусти! — отчаянно завопил Богдан, изо всех сил цепляясь пальцами за торчащие из стен узлы корней. — Ты меня обманул!
— Ан неправда твоя, хлопче! — помотал чубом сивоусый. — Казав, що скарб твий буде, а що ты з ним звидси пидеш, уговору не было! Моя стража закончилась, раз ты скарб взял, мне на смену пришел! Мне уходить, тебе оставаться!
— Не брал я ничего! — завопил Богдан и лягнул казака свободной ногой...
— Эть! — словно бы поперхнулись сзади.
Хватка на щиколотке ослабла. Даже не пытаясь встать, Богдан на четвереньках рванул к поверхности...
— Сзади! — донесся сверху испуганный Танькин голос, и прямо перед носом Богдана на ступеньки, звеня, свалился его собственный меч.
В последнюю секунду, спиной ощутив шорох рассекаемого воздуха, пацан перевернулся. Лезвие сверкнуло над его головой. Богдан вскинул навстречу свой меч. Сталь ударилась о сталь.
— Ничего! — ревел сивоусый, и кривая сабля порхала в его руке, норовя достать перекатывающегося мальчишку. — Для замены ты и мертвый сгодишься!
Тупой меч мог лишь парировать пластающие удары казацкой сабли. Но Богдан понимал, что и это долго не продлится. Несмотря на столетнее безделье, сивоусый был профессионалом, лучше любого из мастеров клуба исторического фехтования. Плечо Богдана словно ледяным языком облизало... Боли почти не было, мальчишка лишь увидел, как каплет на каменные ступеньки его кровь.
— Молись, хлопче! — закричал казак, вскидывая саблю для последнего удара.
Бац! Бац-бац! Метко пущенные камни обрушились сверху, молотя сивоусого по голове, плечам. Хранитель клада замешкался, прикрываясь руками. Богдан ударил тупым мечом, словно заступом, ему в грудь. Дядьку смело со ступенек. Богдан снова побежал по лестнице. Квадрат выхода был уже совсем близко, когда он услышал за спиной тяжелое дыхание и понял, что упорный сивоусый вновь нагоняет. Но тут застонал воздух, знакомые руки ухватили мальчишку и поволокли наверх, провозя физиономией по неровным каменным ступеням. На миг Богдан завис между двумя швабрами, словно белье на просушке, потом его бережно опустили рядом с отверстием в земле.
— Не хочу! — взвыло оттуда, и Богдан успел мельком увидеть, как земля неумолимо стягивается вокруг простертого на каменной лестнице сивоусого. Кисть с зажатой саблей еще некоторое время торчала над сомкнувшейся землей, потом принялась медленно погружаться. Вот виднеется уже только клинок, вот осталась лишь половинка, лишь кончик... Вот скрылся и он. Земля пошла кругами, будто вода от упавшего в нее камня, и затвердела окончательно.
— На сто лет, — тихо прошептал Богдан. — Из-за горшка медной мелочи и сундука ношеного татарского шмотья.
— Ты б там вместо него сидел эти сто лет! А потом что? Тоже бы шастал, искал другого дурака на замену? И еще говоришь, не придурок! — Всхлипывающая Танька перетягивала платком кровоточащий порез у Богдана на плече. — Зачем ты с ним пошел? С ним же надо добровольно пойти, иначе у него и власти над тобой нет...
— Ты как догадалась мой меч прихватить? — спросил Богдан.
Танька заюлила, пряча зареванные глаза:
— Да ну! Придумали себе глупость, что здухач ты крутой, а так самый обыкновенный! Фигня! Думаешь, я не видела, как вы в клубе на ваших турнирах рубитесь? И как ты выигрываешь?
— Ты что, на меня смотреть приходила?
— Очень мне надо, на тебя смотреть! — фыркнула Танька. — Так, случайно мимо шла!
— Ну и мне не надо, чтоб ты на меня смотрела. Можешь больше мимо не ходить!
— Как я давно хочу это сделать! — почти простонала Ирка. Слегка поднявшись над землей на своей швабре, она ухватила Богдана и Таньку за воротники и безжалостно затрясла, приговаривая: — Если вы сейчас же не прекратите свои скандалы, я вас на фиг в Днепр скину и притоплю раз и навсегда! До чего вы мне оба надоели!

Они шли к конопляной роще, туда, где осталась палатка. У костра никто не сидел — видно, Филипповы волхвы уже достаточно приобщились и отправились спать.
— Ой, якый добрый паныч и красотки панночки! — ласково пропел мужской голос. Высокий парень в алом жупане выглянул из щели в земляном холме. — А вы здогадайтэся, що в цьому холме?
— Ничего не нужно! — мрачно буркнула Танька, и ребята поспешили к палатке.
Богдан, пошатываясь, доковылял до своего матраса и рухнул, не раздеваясь.
— Бедняга, заснул раньше, чем лег. — Танька потянула через голову свитер.
Полог палатки откинулся. Черноусая башка просунулась внутрь, повела лукавыми темными очами:
— Ой, панночки, любоньки, чи хочетэ знаты, дэ закопанный клад? Та шо ж я пытаю, хто ж цього не хоче!
— Мы, мы не хотим! — Зарычав не хуже Ирки, Танька развернулась и обеими руками вытолкала башку прочь.
— До чего назойливый, прямо как те торговцы, что по офисам лазают! Слов вообще не понимает!
— А знаешь, по-моему, это другой, — неуверенно предположила Ирка.
— Тот, другой, мне все равно, я спать хочу! Тоже мне, остров сокровищ! Остров убоищ какой-то! — Танька нырнула под одеяло и погасила лампу.
Некоторое время все было тихо, лишь за стеной палатки перемещались туда-сюда осторожные шаги. Закрытый полог неуверенно подергали, потом потянули прочь.
— Я, конечно, извиняюсь... — забормотала от входа темная тень. — Тилькы чи можна спаты, когда подвернулся такой случай стать багатым!
Застонав так, что стон ее больше походил на медвежий рев, Танька включила лампу и со всей силы зафитилила пластиковой кружкой в очередную усатую физиономию.
Досадливо крякнув, физиономия исчезла.
Девчонка вскочила, быстро написала что-то на бумаге, вылетела наружу и налепила листок на палатку. Вернулась обратно и свалилась на матрас. Через мгновение она уже ровно сопела.
Ирка прислушалась. За стенами палатки по-прежнему топотали шаги. Иной раз они замирали у входа и, постояв, направлялись дальше. Полог больше никто не дергал.
Не выдержав, Ирка подхватила фонарик и тоже выбралась наружу. Темные фигуры скользили мимо. Мелькали то яркий жупан, то синие шаровары. Фигуры останавливались у входа, скользили глазами по листку и, разочарованно вздохнув, двигались дальше, к соседним палаткам.
Ирка посветила фонариком на лист.
Круглая физиономия с длинными усами и торчащим казацким чубом была яростно перечеркнута крест-накрест, а внизу крупными буквами выведено: «Кладов не предлагать».