Ирка Хортица. Ведьмино наследство

Ведьма от бога?

Ирка легко опустилась на поляну между каменными алтарями. На миг ей стало страшновато: а вдруг теперь она навсегда так и останется здоровенной псиной с крыльями. Будет порхать над хортицкими кручами, на обед альпинистов с веревок скусывать... Но стоило Ирке лишь пожелать вновь стать человеком, как крылья легко сложились за спиной, шкура поползла, будто стекая с нее...
— Классно у тебя стало получаться! — выныривая из-за каменной стелы, объявила Танька. — И крылышки очень идут!
— Да, нормально смотрится! — небрежно, будто оборачиваться гигантской крылатой борзой для нее совершенно естественно, согласилась Ирка. — А жаба где?
Танька столь же небрежно приподняла свою швабру. На перекладине жалко болталась лопнувшая жабья шкурка.
Брезгливо ухватив трофей двумя пальцами, Танька отлепила его и со словами:
— Никогда мне ее передача не нравилась! — отшвырнула жабью кожу прочь.
Та упала на камни и вспыхнула лиловым огнем. Мгновение — и лишь пятно липкой сажи осталось от истинного одеяния Царевны-лягушки.
— Надеюсь, в третий раз она уже не вылезет! — буркнул майор.
Широким шагом он двинулся к центральному алтарю, уже на ходу начав орать:
— Что сидишь, уши растопырил, а ну, слезай с каменюки! — Он грозно навис над опасливо прижавшимся к каменной стеле Рудым. — Ты у меня теперь месяц из казармы не выйдешь! Ты у меня сортиры даже не зубной щеткой, ты у меня их зубочисткой драить будешь! Одной и той же весь месяц!
— За что? — слабо вякнул Рудый, тяжело сползая с камней.
— За любовь к земноводным!
— Сурово он с вами, — пробормотал недавний противник молодого волка, на всякий случай слезая с каменного круга и бочком-бочком, цепляясь за стелы, ковыляя к своим.
— А с тобой твой собственный старшой разберется, — пообещал ему вслед майор. — Хортице спасибо скажите! Она мало того, что за вас, двух обалдуев, крови своей не пожалела, так ведь еще и, вон, против его воли пошла! — Он кивнул на освободившийся алтарь. — Думаете, олухи, очень ей надо из-за вас семейные отношения портить? — Вовкулака повернулся к Ирке и, глядя на нее с опасливым восхищением, выпалил: — Ну ты своему старому и вделала! Ты как его подальше послала, у меня аж хвост в узел завязался с перепугу! — Он доверительно понизил голос, наклонился пониже к Иркиному уху: — Слушай, я и раньше догадывался, что у вас с ним отношения не очень-то! Но даже не думал, что все так серьезно... Может, ты бы с ним того... не собачилась... Ты все-таки единственная Хортова кровь!
И вот тогда Ирка зарычала.
— Ой, Ирка, ты что, опять бесконтрольно превращаешься? — в ужасе всполошилась Танька.
— Ну почему же бесконтрольно, я вполне сознательно, — крепко стиснув зубы, процедила Ирка. — Я ж майору еще когда обещала: перекинусь и всю их оборотническую братию на мелкие куски порву. А его первого! Хватит мне голову морочить! — почти срываясь на визг, заорала ведьма. — Всё намекаете на что-то, всё недоговариваете... Какая еще Хортова кровь? Какие семейные отношения? Кто такой «он», которым вы мне все уши просвистели? — И, скаля зубы, Ирка надвинулась на Ментовского Вовкулаку. Глаза ее налились лютой, яростной зеленью, и зеленый огненный ореол вспыхнул вокруг всего тела.
— Свистеть — это вон, по их соколиной части, — обиженно проворчал оборотень. — А я нормально, по-человечески, говорю. Про Хорта старого. Ну про Симаргла, папашу твоего! — И он снова кивнул на центральный каменный алтарь.
— Кого? — Ирка изумленно открыла рот.
Свечение вокруг ее тела медленно стало гаснуть... В полном ошеломлении девчонка обвела взглядом поляну.
— Ой, вот только не придуривайся! — раздраженно фыркнул майор. — Можно подумать, ты раньше не знала! Вы ж даже внешне ну не то чтоб на одно лицо, но на одну морду — это точно! Крылья опять же... — Он покачал головой. — Нехорошо, девочка! Даже если ты его поступки не одобряешь, даже если общаться с ним не хочешь, но делать вид, что родного отца вообще знать не знаешь, — неправильно это, поверь старику! Конечно, эта его тяга к жертвенной крови, она неприятное впечатление производит... Но он же не маньяк какой! Сделай скидку на возраст! Он же когда воспитывался... И вообще, если ты сама категорически от жертвоприношений отказываешься, остальным не надо свою точку зрения навязывать! — Вовкулака одарил мрачным взглядом Балабана и толпящихся у «восьмерки» растерянных соколов. — Я б на твоем месте одного-двух все-таки замочил. Мир от этого стал бы только лучше! Во всяком случае, лично мне жилось бы комфортнее.
— Господа, господа, не стоит снова ссориться! — Пылып з конопэль быстренько ввинтился между двумя стаями оборотней. — Дружба. Взаимопонимание. Любовь, а не война! Такая тяжелая была ночь! Давайте все расслабимся, послушаем рэгги, закурим косячок мира! — Он ловким движением открыл свой золотой портсигар и вдруг замер в неподвижности. Портсигар был пуст. Ни одной самодельной сигаретки, набитой резаной травой, в нем не было. Страшно побледнев, Филипп вскрикнул: — Конопля! Что с моей коноплей! — И ринулся прочь с поляны.
— А что с его коноплей? — поинтересовалась Танька у Богдана.
Тот недоумевающе пожал плечами.
Тихонько, стараясь не шуметь, они подошли к стоящей у центрального алтаря Ирке. Некоторое время молчали, переминаясь у подруги за спиной. Ирка не шевелилась, низко опустив голову и не сводя глаз с каменного круга. Танька неловко откашлялась, прерывая тягостную тишину:
— Ну, ты ж хотела узнать, кто твой папа, — вздохнула она, неуверенно поглядывая на Ирку. — А он, оказывается, вот... Не как-нибудь так, а целый бог...
— Ерунда! — так же неуверенно откликнулась Ирка. — По-моему, майор все это выдумал, чтоб я от него отвязалась. Ну сама подумай, тебе б сказали, что мама у тебя — Афина Паллада, ты б поверила?
— Ни за что! — решительно отрезала Танька. — И вообще, про твою маму разговора не было, только про папу! Ирка, ну сама подумай, это ж как круто: папа — бог! У нас в школе у одной девчонки троюродный прадедушка графом был. У ее родителей прямо на заборе родословное дерево мозаикой выложено, а у нее самой нос все время в потолок смотрит, так она его задирает! А граф по сравнению с богом — полный отстой! Даже царь...
— Танька, прекрати! — устало сказала Ирка, отрывая глаза от каменного алтаря. — Папа-бог! Ну и что с того? — Она пожала плечами. — Даже похвастаться нельзя. В прадедушку-графа, может, какой дурак и поверит, а вот в папу-бога — только полный псих...
— Зато ты теперь знаешь, почему он с вами не живет... — пробормотала Танька.
— И что, мне сразу должно стать легче? — язвительно поинтересовалась Ирка. — Потому что он бросил нас не от большого пьянства, как я раньше думала, а от истинной божественности? Да мне-то какая разница! Бог он, видите ли! — Ведьмочка зло фыркнула. — Собака натуральная! Кобель! — припечатала она и, круто развернувшись, пошла прочь с заполненной людьми поляны.
Волки и соколы почтительно и несколько опасливо раздались в стороны, пропуская девчонку.
Она шла, стараясь не оглядываться, чтобы никто не видел безудержно текущих из-под ресниц слез. И изо всех сил стараясь не обращать внимания на ощущение чего-то невидимого и бесплотного, что тянулось за ней, пытаясь остановить, удержать.
Она вслушивалась лишь в тихие шаги за спиной — Танька и Богдан, молчаливые и ни о чем не спрашивающие, шли следом, и только их присутствие позволяло ей держаться, чтобы не разреветься в голос.
Вроде бы майор попытался окликнуть ее, но уж с ним-то Ирка точно не хотела разговаривать.
Потряхивая украшенными гривками, мимо проскакали гнедая и вороная лошадки. Кругломордый мент лишь приветственно шевельнул усами, а дядька Мыкола потянул за узду, остановился, глядя на Ирку сверху вниз, и строгим голосом объявил:
— Дела семейные — своим ходом, але ж работа страдать не должна. До батька можешь навить и не заглядаты, а на Хортицу чтоб без напоминаний наезжала! Тяжко острову без хозяйского глазу!
Лошади проскакали дальше.
Ирка чувствовала, как ее друзьям хочется выяснить, почему именно Иркин глаз теперь на Хортице хозяйский, но они по-прежнему молчали, оставляя подругу наедине с собой.
— К автобусу? — наконец робко поинтересовалась Танька.
— Ага. — Ирка коротко кивнула, напоследок всхлипнула и вытерла глаза рукавом.
Друзья свернули к рощам...
— Оба-на! — выдохнул Богдан, останавливаясь.
Филипп стоял на коленях перед выжженным кругом земли там, где еще недавно красовались высоченные стволы хортицкой конопли. Голова его была низко опущена, кулаки гневно сжаты... Так в американских фильмах героические парни стоят над телом погибших напарников. И скупая мужская слеза катится по лицу героя.
Рядом, непрерывно дымя самокрутками, в почетном карауле застыли Филипповы волхвы. Наконец седой положил руку на плечо коленопреклоненного повелителя конопли.
— Филипп! — со сдержанной печалью в голосе сказал седой. — Пусть скорбь твоя по ней будет светла. Она погибла в бою!
Пылып з конопэль поднял на него полные слез глаза и надрывно выдохнул:
— Она была для меня всем! — Он поднялся, отряхнул джинсы от светлых разводов пепла, с деловитой задумчивостью объявил: — Надо искать новое место, — и в мгновение ока исчез. Лишь отпечатки его коленок остались в золе пожарища.
Танька вдруг остановилась.
— Вы идите, я вас догоню! — скомандовала она, круто развернулась и бросилась обратно по тропе.
Нагнала она их уже на автовокзале. Нервничающие Богдан и Ирка с тремя билетами в руках тянули шеи, выглядывая, где же подруга, когда пара открытых военных джипов притормозила рядом. Запыхавшаяся Танька соскочила с подножки.
— С ними мы не поедем, я правильно поняла? — поинтересовалась она у Ирки.
— Еще не хватало! — возмутилась та и сердито глянула на выглядывающего из-за руля майора. Может, и нелогично, но она ужасно злилась на старого вовкулаку. Спасибо, нашел ей родственничка! А народ в классе еще жалуется, что у них предки отсталые! Да если сравнить с Иркиной коллекцией — покойная бабушка-ведьма, живая малохольная бабка и непонятно какой божественный папа совершенно собачьего вида и поведения... Вот если бы майор сказал, что та, что живет между пятью каменными стелами, Ирке ну пусть не мама — маму свою она еще слишком хорошо помнит, — но какая-нибудь тетя! Хоть двоюродная! А, чего уж теперь рассуждать...
— Соколы тоже вместе ехать приглашали. У них микроавтобусы с кондиционером и даже с холодильником... — протянула Танька.
— Видеть их всех не могу! Нечего у пернатых одалживаться, пусть лучше они нам будут должны, — отрезала Ирка, шагая к подкатившему рейсовому автобусу.
— Слушай, ты начинаешь правильно мыслить! — Танька поглядела на нее с уважением. — Только я у них из холодильника бутылку колы все-таки изъяла, свою-то мы вылили! — Ведьмочка влезла в автобус и неожиданно плюхнулась рядом с Богданом, оставляя опешившей Ирке одинокое место позади. — Для тебя, Богданчик, пивка не было, уж извини!
— Ты меня теперь всю жизнь этим пивом шпынять будешь? — пробурчал Богдан, глядя, как проплывают за окном улицы Запорожья.
— Да ладно, не буду. На! — И девчонка протянула ему что-то маленькое, ярко-розовое.
Перегнувшись через спинку сиденья, Ирка обнаружила, что на ладони у Таньки лежит крохотная стеганая подушечка.
— Я ее, еще когда мы в палатке ночевали, сделала, только отдать не успела. На брелок надень и носи. Под щеку ее подложишь, глаза закроешь — и сразу же заснешь, никакой заговор не понадобится. Только учти, — голос у Таньки стал тяжелым, как кирпич, — опять начнешь на всяких блондинок заглядываться — берегись!
— А если на брюнеток? — усмехнулся Богдан, принимая подушечку. И тут же дернулся от боли — подушечка весьма ощутимо шарахнула его током. — Слушайте, а может, я все-таки лучше начну пиво пить? — вздохнул он.
— Я тебе начну! — пригрозила Танька. — Если ты твердо решил отцу машину купить, так компания моего папы из Чехии автомобили завозит, можно очень недорого хорошую взять.
— Ну да, станет твой папа мне машину организовывать, как же, — засомневался Богдан.
— Это мой папа, и я знаю, как с ним договориться, — отрезала Танька.
— А своему отцу я как объясню? Откуда у меня вдруг машина взялась?
— Элементарно! Загружу «ВедьмуТаньку», пусть какую-нибудь Интернет-лотерею нам в сети изобразит, вроде как выиграл ты эту машину.
— Ну да, будет «ВедьмаТанька» для меня стараться, — снова засомневался Богдан.
— Она моя цифровая копия, и я знаю, как с ней договориться, — оборвала его Танька.
— Ага, как со своей мамой договариваться, ты тоже знала, а справку по болезни для Ирки так и не сделала! — найдя, чем все-таки уесть ведьму, торжествующе объявил Богдан.
— А зачем нам справка, у нас кое-что получше есть, — невозмутимо пожала плечами та и вытащила из сумки жутко официального вида документ с кучей печатей.
— Это что такое? — заинтересовалась Ирка.
— Думаете, я зря возвращалась? — хмыкнула Танька. — Это благодарность от милиции Ирине Хортице за помощь в ликвидации подпольной плантации конопли. Теперь твоя Баба Катя в жизни к тебе за прогулы не прицепится, и все разговоры насчет наркотиков у вас в классе прекратятся.
— А если кто не поверит, тому я, как свидетель, все популярно объясню, — заявил Богдан и выразительно стукнул кулаком себе в ладонь.
Ирка почувствовала, как на глазах у нее закипают слезы. Может, и правда, что папаша у нее весь из себя крутой и божественный. Но за всю свою многотысячелетнюю жизнь он не сделал для нее и малой доли того, что сделали друзья.

Вздымая пыль на ведущей в глубь балки тропе, они шлепали к Иркиному дому. Ребятам надо было свернуть намного раньше, но они почему-то потащились за Иркой.
На заборе ее старого дома неподвижно, словно статуя, восседал кот. При виде Ирки его зрачки остро взблеснули. Ирка остановилась, переминаясь под явно неодобрительным кошачьим взглядом.
— Вам тут один родич с Хортицы привет передавал, — наконец выдавила она. — И сувенир вот. — Ирка неловко протянула коту яркий пакетик с кормом.
Кот вытянул шею, обнюхал пакет. Тяжко, совсем не по-кошачьи, а чисто по-человечьи вздохнул. И вдруг спрыгнул внутрь двора. Через мгновение калитка Иркиного дома открылась. Ребята нерешительно вошли. Кот сидел возле калитки, и вся его фигура изображала мрачное смирение: дескать, ну заходи уж, ладно, что ж с тобой поделаешь. Ирка нагнулась, протягивая коту сувенир от родича. Кот с достоинством взял пакет в пасть, одним прыжком взвился на яблоню, пробежал по длинной ветке и скрылся в окне Иркиной комнаты.
— Кажется, помирились, — довольно объявила Ирка. — Надо его миску из-под крыльца забрать.
Всей компанией они ввалились в гостиную, где, не отрывая глаз от очередного сериала, восседала бабка.
— Нашвендялись? — не оборачиваясь, брюзгливо спросила она. — Устроили соби каникулы посередь недели, лета вам замало, неробы! А бабка тут сама-самисенька, мов перст, жди их, борщ вари, блинчики з мьясом верти, салатик стругай...
— И борщ, и блинчики, и салат? Бабуся, ты прелесть! Народ, пошли обедать! — оживилась Ирка.
Сериальные страдания пропали с экрана, сменяясь выпуском новостей.
Голос дикторши азартно застрекотал:
— В результате операции, проведенной отделом по борьбе с наркотиками, на частной даче была обнаружена и ликвидирована плантация конопли...
— Почему на даче? — Недоумевающий Богдан остановился на пороге. — На Хортице!
— Дача располагалась в окрестностях нашего города... — продолжала дикторша.
— Это не та конопля, — буркнула Ирка, — другая.
— Сотрудники отдела были просто потрясены, когда обнаружили, что высота растений достигает пяти метров! — объявила дикторша, и на экране появилась знакомая рощица высоких мясистых стволов.
— Конопля та самая. Место другое, — заключила Танька. — Ну ничего себе наш Филипп дает! Пять метров! Когда успел?!
— Ядовитое зелье было полностью уничтожено. К сожалению, владельца дачи задержать не удалось. Несмотря на все предпринятые меры, ему удалось скрыться.
— Шустрый, — согласилась Ирка. — Но, к счастью, неудачливый. Так мы блинчики сегодня есть будем?