Горько-сладкая месса | Bittersweet missa

Глава третья

в которой Сондже играет
реквием для Джиу

По окончанию танца, место рядом с парой занял статный, высокий, но такой добродушный (что виднелось по одному лишь взгляду и улыбки из-под густых белых усов) старик; по зале сразу прошёл восторженный шепоток «Господин Ким!». Юноша чуть оробел, но мгновением позже с восторгом вовлёкся в диалог. Мэр сложен был прекрасно, с широкими плечами и длинными ногами он напоминал больше старого солдата, нежели судью.

Стараясь быть приятным отцу терзающей его мысли девушке, Сондже старался много говорить о самом Киме. Известная немногим «мудрость» гласила, что каждый любит говорить о себе, а хороший собеседник предоставит другому такую возможность. Мэру это явно понравилось, и вскоре вокруг них собралась толпа других аристократов, которая для галочки, как посчитал Юк, начали внимательно слушать историю из жизни хозяина дома.

Он показался Сондже таким искренним и светлым человеком, в особенности заговорив о горячо любимой дочери с такой теплотой, что юноша не сомневался - пред ним тот самый тип хороших людей.

Не успел он и опомниться, как что-то с невероятной силой потянуло его вниз за рукав пиджака; удивительно, как в такой хилой особе как Джиу столько силы. Точкой опоры явно служила правая нога, на которую, показалось Сондже, девушка как раз и облокотилась. Но всё равно это его сразило. Не говоря ни слова, дочь мера повела его прочь из залы с каким-то загадочным блеском в глазах, подальше от толпы людей, смотрящей в рот её отцу.

— Ах, госпожа Ким, вы не такая хрупкая, какой кажитесь на первый взгляд, — старался разбавить малость напряжённую молчаливостью атмосферу Юк, всё ещё будучи ведомым Джиу, но уже по какому-то тёмному коридору. Высокие окна позволяли свету проходить в дом длинными мазками, что создавало ощущение большей высоты потолков и пола.

Девушка лишь тихонько хихикнула и, наконец, отпустила руку молодого человека, зайдя вместе с ним в просторный тёмный зал. Опять же большое окно вырисовывало силуэт рояля, стоявшего напротив него; казалось, вся комната была отведена лишь музыкальному инструменту. Молчание ночи волновало, манило, тайною чарой нисходило с недалёкого сада. В зеркальном полу лик лунный отражался, и позабылось, что реальность не это, что настоящее в шестерёнках застыло.

— Вы говорили, что играете на ф-фортепьяно, верно? — будто сняла обет молчанья Джиу, и в этом только лунном свете казалась юноше прекрасней, чем когда-либо ещё. Тёмные локоны окрасили серебристые отливы, и в сочетании с белой кожей походила она на принцессу из давнейших сказок, а невзрачное платье напоминало блестящие переливание шёлка.

Сондже тут же уловил ход её мыслей, и после кроткого кивка в сопровождении ясной улыбки, аккуратно уселся за инструмент. Нот не имелось, они и не нужны; Джиу ещё не так давно просила сыграть его любимую мелодию как-нибудь, и, видимо, этого как-нибудь она ждать не желала, так что сама пошла навстречу желанию. И когда Ким осторожненько облокотилась на рояль, конические пальцы юноши начали свой ход.

В момент игры мелодии столь нежной, но отдалённо напоминавшей грустью реквием, он понял точно, что влюблён. Он точно знал, что никакая повторяющая речь не смеет искоренить пылающие чувства. Играя, он в молчании наблюдал, как в такт мелодии медленно качаются в стороны локоны, голова той, кто отнял у него сердце. Да, музыкант прекрасно осознавал, что бедное сердце больше не принадлежит ему, хотя всеми силами пытался защитить его с того самого момента, когда пред ним предстала Джиу.

Даже сейчас Сондже охватило радостное волнение, от которого он при трезвом (а опьянён он ныне от любви, а не вина!) размышлении хотел было избавиться, ибо, испытывая уважение к себе, поклялся, что будет любить лишь ту, кто станет его женой, и, разумеется, ни на мгновение Юк и подумать не мог, что жениться на дочери мера, бывшего судьи. Они из разного сословия, и слишком много нюансов в этой пылкой любви. И, однако, на смену сладостному волнению пришло ужасное ощущение. Ощущение? Иль чувство? Трудно сказать: было тут что-то и физическое, и нравственное. Сондже испытывал боль в груди, словно её раскрыли, чтобы забрать сердце. Ощущал он там страшную пустоту, самую настоящую, заполнить которую могло не что иное, как другое сердце! Таковы симптомы совершенно особого психологического состояния, которые, судя по всему, могут понять лишь те, кого любовь сразила наповал, нанесла неожиданный удар, именуемый зеваками в обыденной жизни «любовью с первого взгляда».

— Невероятно красивая мелодия, — расслабленно, а значит и без заикания изрекла Джиу, когда от стен отдалась последняя нота, а пальцы молодого человека неподвижно замерли на клавишах. Губы, расплывшиеся в улыбке, показались Сондже ещё желание, чем когда-либо. Но вместо дарования поцелуя, он смущённо поблагодарил девушку, что, аккуратно обойдя инструмент, села рядом с пианистом.

И тут юноша решился таки задать девушке мучавший его вопрос.