Горько-сладкая месса | Bittersweet missa

Глава шестая

после которой Сондже
осознает весь ужас
происходящего

Спутники музыканта наизусть знали дорогу к «комнате Х», ведь именно туда его и вели, весело шагая вместе с ним по коридорам, что становились всё уже и темнее с каждым их «погружением». Да, погружением, ведь Сондже точно посетило ощущение, что он спускается вниз, в какие-то старые катакомбы. Его опасения подтвердила такая же узкая лестница вниз, куда четыре руки незамедлительно пихали его, громко смеясь.

Ноги быстро и со всевозможной осторожностью переступали ступени, порой перепрыгивая сразу две, а то три, ведь двое гостей явно были не против кувырком свалиться, судя по их неосторожности, а вот Юк не горел желанием переломать себе конечности. Всё это время его не покидало ощущение, что его ведут к какой-то опере или чему-то подобному, но руки продолжали дрожать, пусть Юк и силился сохранять в себе непоколебимую мужественность (что, по правде говоря, получалось не очень).

Лёгким движением открыв дверь маленького коридора после лестницы, Сондже точно ослеп — из-за путешествия по тёмным дорогам, вновь видеть свет стало большой неожиданностью. Глаза неприятно заболели и автоматически зажмурились.

То, что предстало перед его взором секундой позднее, напоминало уменьшенную версию античного амфитеатра только с высоким потолком и креслами. Все светильные аппараты устремили на подобие арены, от того на рядах для зрителей всё ещё царила темнота. Светские гости уже находились на местах, смеясь и бурно обсуждая предстоящее шоу, а Сондже так и остался бы стоять в проходе между рядами, если бы его бывалые спутники, снова толкаясь, не продвинулись бы вместе с ним к сидениям, что находились в самых первых рядах.

Юноше показалось, что на сцене (сделанной под вид цирковой арены) промелькнула длинная тень, и точно стрела пронзила мозг — сразу вспыхнул кадр с мужчиной чудовищной худобы, который одним существованием приводил в ужас. Но Сондже почувствовал, как в полном людей зале становилось душно и просто невозможно дышать! Хотя на самом деле, это лишь он под хохот и визг никак не успокоившихся аристократов сдерживал немой крик, что готов был вырваться из глотки при виде дьявольского лика. Да, это тот самый живой труп, который ощутил на себе прикосновение настоящего человека. Он стоял в самом центре арены, статно и прямо, что сразу говорило о хорошей выдержке, пока автоматоны устанавливали какое-то неизвестное для глаз музыканта устройство рядом с ходячим скелетом. Это неизвестное не было таким уж и неизвестным — то есть, представляло собой некую доскообразную колонну с двумя верёвками вверху и внизу. Сондже не понимал их дальнейшее предназначение, но предположил, что то вполне сошло бы за некое подобие витрины. Но роль верёвок так и не пришла на разгорячённый ум.

— Я в предвкушении, Господи, как же я хочу быстрее увидеть это!..

Всё повторял тот полный господин подобные восклицания, пусть говорил и не только он, Сондже не мог уловить ни чей другой разговор, пусть они здесь едва ли бедствовали. Шум и балаган, казалось, не устранит и какое-либо страшное известие, хотя они ведь люди светские, а ведут себя как уличные беспризорники, думал Юк, ища среди замысловатых причёсок аккуратные локоны.

Он нашёл, и масса облегчённых выдохов обрушалась на него неистовым градом. Девушка сидела поодаль от общей толпы, и вместе с отцом готовились насладиться выступлением в неком подобии ложа первого яруса. Её глаза горели счастливым огоньком, а также она с настоящим восторгом наблюдала за аккуратными движениями... О, Боже! Того самого мужчины в чёрном фраке.

В горячей крови разбушевалась ревность в такт творившейся вокруг светской суматохе. Глупая ревность! Глупый Сондже! Как он мог подумать, что дева, принявшая час назад его чувства, заворожена чудовищем! И, тем не менее, он так думал и даже почувствовал себя преданным.

Но пока он не успел начать сожалеть о поспешном решении и вновь маяться от одной крайности к другой, толпа, точно мыши, смолкла, не давая и повода подумать, что мгновение назад тут стоял невообразимый гам!

— Добрый вечер, прекрасные дамы, уважаемые господа, — чистый тембр голоса господина Кима баюкал слух. Сам мужчина выпрямился, встал ровно, не уступая молодым гвардейцам в статике. — Сегодня с нами новый человек, так давайте же я не буду долго тянуть, и мы все вместе откроем ему занавес забытой эстетики. Сегодня господин Пак, наш любезнейший друг, посвятивший жизнь исследованиям о священности былых наказаний, покажет нам небезызвестный «Кошачий коготь». Прошу, приведите сегодняшнего почётного гостя!

Половина света мгновенно погасла, и основу дали именно центру сцены, из-за чего создалось впечатление, что худого человека, постоянно брыкающегося и старающегося высвободиться из механических рук автоматонов, с мешком на голове и в одних только старых штанах вывели из ниоткуда. Костлявое чудище, именовавшее себя господином Паком, с откровенным негодованием по отношению к «гостю» (коим этот страдалец и был) сорвал мешок, и взору всех присутствующих открылось измученное мужское лицо.