Размякшее печенье

Цена за счастье?

* * *

— Сходить с тобой?

— Не, не надо. Сам справлюсь... Бля, Хоуп, напомни название кафе?

— Да ёптвою мать, Шуга! Просто запомни, что там логотип с совой.

— Да не ори... Ну, я пошёл. Ты чем займешься?

Смотрит, как Хосок мнётся, и ухмыляется. Тот чешет свою тёмную макушку и гуляет взглядом по настенной полке, выискивая ответ на вопрос.

— С Тэхёном тусить пойдёте?

— А-ага, ты не против?

Фыркает и хлопает Хосока по плечу, хватая чехол с гитарой. Коротко кивает, показывая, что нисколько не против. Даже наоборот, рад, что эти двое наконец-таки начали разбираться в себе, друг друге и ситуации в целом.
Накидывает капюшон худи на макушку и выходит через скрипучие двери подвала их импровизированной студии.
Финал конкурса на носу, и нужно встретиться с одним из организаторов, чтобы узнать все подробности, а ещё закинуть по дороге гитару в ремонт, потому что на одной из репетиций кто-то слишком неуклюжий и безнадёжный наступил на шнур и повредил разъём на электрогитаре. Юнги хотел запихнуть барабанные палочки прямо в задницу Хоупу, но сдержался. Оставил на потом. Вытряс с него пару монет на ремонт и мысленно испепелил друга, но руками, конечно, не тронул.

Шлёпает по лужам, двигаясь к остановке. Царапает ногтем лямку от чехла на плече и поджимает губы, размышляя о предстоящей встрече. Хочет думать о ней, прокручивает в голове интересующие его вопросы, но всякий раз запинается об образ пухлых надутых губ в сантиметре от своих и фэйспалмит на протяжении всего пути к остановке.
Заходит под крышу и трёт ладонями лицо, нервно ухмыляясь. Проходится подушечками пальцев по бровям и вздыхает.

Беда никогда не приходит одна. У Юнги и так проблем выше крыши, а здесь ещё эта херня с Чимином. Именно — х е р н я.

Юнги пытался. Юнги избегал Чимина, как мог, но всё равно, каждый блядский раз всё возвращалось на круги своя. Он словно наворачивает эти круги по стадиону, срываясь со старта, где стоит Чимин; убегает от него, несётся, но по пути забывает, что старт — это финиш, где его так же ждёт Чимин. Тот самый Пак Чимин.

Заходит в автобус и садится на одиночное место возле окна. Наушники в уши, громкость на полную и виском в стекло. Прикрывает глаза и старается ни о чём не думать. Желает, чтобы голос певца перекричал его собственные мысли, но Юнги тоже умеет кричать, ещё похлеще исполнителя. Годы тренировок, и расщепление даётся ему на раз-два. Никто не желает вступать с Юнги в словесную перепалку даже больше, чем в физическую. Скримить и гроулить блондин может не переставая. Глотку не рвёт. Так уже даже удобнее разговаривать.
Постукивает зубами в ритм песни и вздыхает, распахивая глаза.

Почему всё разом свалилось?

Есть такие дни, когда ты просто не хочешь просыпаться, потому что всё херово и все бесят не на шутку.* Ты знаешь, что тебе нужно вставать и разгребать это дерьмо, причём в руке у тебя не лопата, а ёбаные палочки для еды. Потому что денег на лопату у тебя нет, и ты всеми силами пытаешься на неё заработать, чтобы закрыть больничные счета.

Этот конкурс очень важен.

Юнги буквально зад надрывает, пытаясь провернуть всё по высшему разряду. Часами и ночами сидит над пустым листком бумаги в надежде написать хотя бы строчку. Не идёт ни сон, ни слова. Изменять стилю и писать тексты на родном языке уже поздно. Раньше все тексты на английский любезно переводил Намджун, косясь неодобрительно на каждое матерное слово, что мелькало в тексте Юнги. Молча переводил, делая из текста конфетку и внося правки, за что Юнги благодарен безумно.

Раньше текст шёл как по маслу. Когда был злой, песня рождалась с агрессией, ненавистью. Юнги выплёвывает всю злость в строчки, навсегда запечатывая её там. Он не позволяет вырваться злобе наружу вне сцены, потому что знает, чем это чревато. Выступая, он выплёскивает накопившиеся эмоции в ревущую толпу. И плевать, что толпа — это двадцать каких-то левых полупьяных чуваков. Его тексты заходят. В его текстах люди находят свои же эмоции, чувства, свою же злость. И там, слушая голос блондина, люди проникаются и выплескивают свою ярость наружу. После выступлений эта самая ярость и остаётся в этом клубе.

Юнги нельзя облажаться. Он должен победить, а для этого нужна одна песня, что проникнет в самую душу. Сдавит лёгкие и вцепится в сознание клещом. Первая, что они будут исполнять, непременно зайдёт. Её Юнги написал на одном дыхании, практически на коленке на трибуне импровизированной баскетбольной площадки. Написал сразу же, в тот же день, когда впервые встретил Чимина. Подключил своё воображение и черканул, услышав хосоковский комментарий по этому поводу «я его живьём сожру».*

С фантазией у блондина всегда было хорошо, и эта самая фантазия сыграла с ним злую шутку. Отредактировал песню Юнги после второй встречи в магазине, когда Чимин демонстративно, отключив свой инстинкт самосохранения, протаранил Хоупа с Юнги плечами.

Юнги не может назвать себя чрезмерно впечатлительным, но, блять, так оно, кажется, и есть на самом деле. Он, как недо-Шекспир, написал песню юноше. Юноше, блять, которого встретил впервые! Написал с первого взгляда, да ещё и в такой форме. Парням в группе сказал, что просто сорвалось с языка; Хоупу, что девушку недавно увидел, на что получил хвалебный комментарий «извращуга», а на самом-то деле это всё из-за парня.

Парня, чей отец буквально подарил Соль время; из-за парня, что снизошёл из князей в грязи, но с такой высоко поднятой головой, что тут хочешь не хочешь, а зауважаешь.
Это же парень, блять, а Юнги — репер. Тяжёлую музыку пишет и в татуировках с ног до головы. За неосторожный чужой взгляд своим же взглядом убивает. Мин Юнги все парни сторонятся, а девчонки тайно (а некоторые открыто) хотят и вешаются ему на шею. Юнги талантлив, и он об этом знает. Блондин вспыльчив, но умеет держать себя в руках. Он из низов, но хочет оттуда вырваться. Он любит мать и сестру, о чём знает только его компания. Для других Юнги — загадка. Непреодолимая такая гора, которую просто легче обойти.

А вот Чимин пробивной. У него в руках кирка из собственного обаяния, которое он не показывает. Он любопытный и дотошный. Докопался до Юнги практически сразу. Блондин старался его избегать, честно. Он не хотел вмешиваться в драку, но грызущее чувство долга не оставило ему выбора. Не сорвись он тогда, всего этого сейчас бы не было.

Первая песня, что они исполнят через неделю на конкурсе, посвящена парню, но об этом никогда ни одна живая душа не узнает. Юнги так решил.

Пак Чимин, этот чёртов гном-шахтёр, пробурил в Юнги дыру, размером со вселенную, забрался в неё и облюбовал, повертевшись предварительно на месте, как пёс перед сном.

Не нужно было Юнги тогда позволять себя обнимать. Ну, вот какого хера? Сидел себе на крыше, листал новости в телефоне, курил и мысленно беспокоился за отца Чимина и даже не думал о том, чтобы подойти к парню и спросить, как он.

Зачем же он похлопал Чимина по спине и приобнял? Жалость? Да, скорее всего. Кто, как ни блондин, знает, каково это, когда близкий тебе человек лежит в больнице, а ты не в силах ему помочь, как бы сильно этого ни хотел?

Не нужно было приходить к нему домой после того, как мать Юнги позвонила ему и сообщила, что Соль всё-таки госпитализируют. От ремиссии не осталось и следа. Время, что подарил отец Чимина семье блондина, подошло к концу. Она боролась и все боролись вместе с ней. Ей всего девять, но она умнее всех её сверстников; она сильнее, добрее, храбрее. Храбрее, чем Юнги. Даже храбрее мамы. Та вообще, кажется, не показывает, что что-то не так с её бедной дочуркой. Занимает деньги направо и налево, работает не переставая и держит всю семью на плаву почти затонувшей лодки. Чашкой черпает воду из судна и выливает обратно в море. Закрыть пробоину нечем, как ни старайся. Все тряпки, воткнутые в щель, давно изгнили, порвались и едва спасают. Юнги знает, что рано или поздно пробоину больше нечем будет затыкать, и они пойдут ко дну, все вместе. Вместе с Соль.

В душе у Юнги такая же дыра, которую пробил он сам и расковырял Чимин. Юнги понимает, что Чимин же и заполняет эту пещеру в Юнги-горе, но и понимает также, что Чимина там быть не должно.

Юнги нельзя быть счастливым, только не сейчас. Не тогда, когда его семья по уши в долгах; не тогда, когда Соль в больнице и едва может дышать самостоятельно. Когда конкурс на носу и это единственное, что может помочь матери, Соль, да и самому блондину. Победит на конкурсе — получит долю от денежного приза, хотя Хоуп сказал, что свою отдаст Соль. Да, всё пойдёт на оплату больничных счетов. Возможность подписания контракта так же греет душу. Славы хочется, но пока деньги в приоритете. Юнги готов трудиться не покладая рук, главное, чтобы заработать и спасти сестру. Он не желает принимать того факта, что с Соль уже всё ясно.

У обездоленных лекарства нет, кроме надежды. У. Шекспир.

Как Юнги может быть счастлив, когда вокруг него люди страдают? Он не может себе этого позволить в силу характера и ситуации в целом.

Зачем? Почему он его чуть не поцеловал? С какого перепугу вообще он полез его целовать? Ответ прост — потому что Чимина нельзя не хотеть поцеловать, и этот факт бесит блондина больше всего. Юнги раньше был крепким, твёрдым, действительно неприступным. Постепенно, шаг за шагом, ситуация за ситуацией он крошился, ломался. В каждую трещину, даже в микроскопическую, пробирался страх, боязнь неудач, запах приближающегося конца.

Юнги нельзя быть счастливым. Ни тогда, когда Соль страдает и держится изо всех сил; ни тогда, когда родитель вот-вот потеряет ребёнка.

Измученный думами, вываливается из автобуса и семенит в неизвестном направлении. Смотрит на витрины кафе и все они кажутся одинаковыми. Выглядывает логотип совы и чуть не пропускает. Сверяет название и адрес и заходит в помещение. Тепло, уютно и выглядит дорого. Встреча с одним из организаторов назначена была в самом дорогом районе города, и Юнги жалеет, что не надел чистое худи. Садится спиной ко входу и смотрит на часы. Когда приходит мужчина, кланяется ему и говорит, что ничего страшного в том, что он опоздал, нет.

Организатор рассказывает общие детали и просит заполнить блондина кое-какие документы, необходимые для отчётности.
Кривым почерком царапает буквы в листе, пока мужчина заказывает два кофе. Юнги говорит, что не нужно, но тот настаивает. Продолжает писать, когда слышит за спиной где-то в углу знакомый голос. Поначалу, не вслушивается, продолжая разговаривать с организатором. Задаёт вопросы и уверяет себя в том, что там, в углу, не он. И рядом с ним не какой-то парень... Чонгук, вроде. Нет, это не они.

Он не специально не слушает мужчину. Кивает, понимающе, даже на утвердительные предложения. Юнги не слушает, как этот голос срывается на крик, нет. Он не косится в сторону звуков словесной перепалки и не видит его разгневанные глаза. Юнги слышит, как он говорит, что этот район — дерьмо, а люди там — отрепье. Юнги не видит боль и обиду в глазах Чимина и совсем не хочет подойти к нему.

Беседа с организатором подходит к концу, когда Юнги не слышит, что люди, которых встретил Чимина за это время — самые лучшие, и что он любит этот район; что в этих людях моральных принципов больше, чем в том мирке, откуда Чимин упал вниз головой. Этого блондин уже не слышит. Последнее, что он ловит своим ухом, когда пулей вылетает из кафе это — «и обиднее всего, что скучаю до сих пор».

Иногда, когда ищешь причину не любить что-то или кого-то, находишь, не задумываясь. Юнги нельзя быть счастливым. Он так думал, и вселенная ему в этом помогла.

Несётся вперёд по улице не уверенный в том, что ему вообще в ту сторону. Просто бежит со всех ног, ругая Чимина, проклиная Чимина, накапливая ненависть к Чимину. К нему, его имени и голосу. К тому, что смог пробиться в голову и сердце Юнги так быстро, даже не спросив его самого. Юнги не хочет, чтобы его спасали. Юнги этого страстно желает. Он позволил себе дать слабину. Действительно — цитируя Хоупа — размяк. Где тот сухарь, что ни зубами ни раскусить, ни пополам руками сломать? Приходит какой-то парень, чуть в чай опускает, и Юнги ведёт. Сквозь эту сухость живительная влага проникает, делая более податливым, размягчает его, превращая в нечто неоднородное и неаппетитное.

Сам дал слабину, сам виноват, сам расхлебывай, смакуй это невесть что и осыпайся остатками на дно, оседай там неоднородной кашей и дождись того момента, пока тебя просто выльют в раковину. Никто же не допивает чай с месивом от размякшего печенья на дне? Юнги бы точно не стал. И не станет.

Идти домой желания нет. Мчит на баскетбольную площадку и из загашника достаёт баскетбольный мяч. Бросает чехол с гитарой на трибуны, только потом вспоминая, что в ремонт не сходил. Стучит мячом об асфальт и бегает вокруг кольца, вымещая злость на беззащитной цепи.

Раз отрепье, то с чего тогда всё это? Скучно, что ли? Решил Юнги заполучить и посмеяться? Блять. Бросает в кольцо и снимает успевшее пропитаться потом худи. Юнги сам к нему подошёл. Тогда, в столовой. Зачем? Сам блять виноват. Зачем. Зачем. Зачем?!
Колошматит мячом в сеть металлического забора и смежает веки, борясь с приступом злости. Срываться из-за парня и терять контроль? Да не в жизнь! Мин Юнги никогда не теряет голову из-за того, кто ему нравится.
Да, блять, нравится.
И да, не теряет, сам себе поклялся, хоть до этого и отношений-то не было.

Вздрагивает, когда слышит тихое и насмешливое: «Простудиться не боишься?». Борется с желанием запустить мяч прямо ему в лицо. Теряется на секунду, когда мяч из рук вырывают. Устремляет взгляд на птиц, что играют в догонялки напротив показавшейся луны. Вопросы Чимина игнорирует, пытается держать себя в руках. Отбирает мяч и мчится к трибунам. Хочет поскорее забрать вещи и уйти, потому что боится того, что может случиться дальше. Срывается, когда слышит свою кличку. Чимину нельзя так говорить. Ещё вчера было можно, а сегодня — нет. Как вести себя, если друг оказался вдруг, и не друг, и не враг, а так?* Ответ найти сложно, потому что изначально Чимина другом Юнги и не видел.

Сначала — просто сын человека, пришедшего на помощь, а потом — Чимин. От этого больнее. Юнги не хочет привыкать к боли, но по-другому в его жизни не получается.
Огрызается на него, призывая не подходить больше, не появляться в поле его зрения, движения, дыхания, вообще в этом районе. Часть не озвучивает, а выражает короткими разъярёнными взглядами. Выплёвывает причину так, чтобы Чимин понял, в чём дело, и уносит ноги, сжимая в руках лямку чехла.

*
Доходит не сразу. Тихой поступью приближается и бьёт по сознанию.
Он слышал разговор. Как, почему он был там — сейчас не так важно. Он. Слышал. И слышал не всё. Чимин не хочет той же недосказанности, что и у Тэхёна с Хосоком, поэтому срывается с места и бежит следом. Перехватывает его за углом, возле крутой лестницы с меловыми цветами на каждой ступеньке. Краски смылись дождевой водой, оставив цветные размашистые высохшие ручейки. Преграждает путь и не даёт пройти. Боится, что блондин ударит. Боится, что уйдёт, не выслушав.

— Что ты слышал, Юнги?

В ответ только нечитаемое выражение лица. Пустой взгляд с отблесками луны в черноте зрачков. Делает шаг в сторону, не давая шанса пройти; шагает в другую сторону так же не позволяя ускользнуть. Видит, как Юнги злится. Готов получить смачный удар в челюсть, но не готов отпустить Юнги.

— Уверен, что слышал ты не всё. Дай мне объясниться, пожалуйста.

— Объяснить, что? Всё предельно ясно. Забыли, а теперь свали с дороги...

Впечатывается в стену дома от толчка, но тут же обратно подскакивает и несётся следом, вниз по лестнице. Хватается за чехол и дёргает назад.

— Юнги! Чонгук, ну тот парень, я...

— Скучаешь по нему, я в курсе.

Сердце сжимается от этого пристального взгляда, полного пустоты и боли. Доказательств своей невиновности у Чимина нет, а звонить Чонгуку и подтверждать свои же слова, сказанные после всей этой нелепицы, как минимум глупо. Остаётся вымаливать, просто объясняться. Не важно как, но Юнги должен понять его.

— Нет, не скучаю. Раньше скучал, а теперь нет. Мы дружили, а теперь нет. Правда!

— Да на здоровье. Отвали, пока я не спустил тебя с этой лестницы!

Кричит ему в лицо и дёргает чехол обратно.
Шатается, шагая на нижнюю ступеньку, но хватки не ослабляет.

Бросает гитару и спускается бегом вниз.
Несётся следом, прижав чехол к груди и перегоняет, вставая перед блондином. Грубо, резко пихает ему гитару в руки, от чего тот шатается и пятится назад.

В голове просто безумная идея. Смотрит в глаза Юнги и сжимает кулаки. Знает, что пожалеет, но ничего лучше не придумывает. Замахивается и с правой руки бьёт прямо в челюсть блондину.
Тот заблокировать удар не успевает и отступает на пару шагов. Чимин знает, что кулак у него крепкий. Челюсть оказывается крепкой не меньше. Видит озадаченность на лице блондина, которая тут же сменяется гневом.

— Ты ебанутый?! Ты за что меня ударил?!

Кровь с рассечённой губы вытирает и смотрит на Чимина, бросая гитару на траву на лужайке перед домом.

— Выслушай меня! Или ты хочешь повторения истории Тэхёна с Хоупом?! Да, те слова, что я сказал, я не могу отрицать, ты их слышал! Но всё, что было после... Это ты слышал? Что я сказал потом? Юнги, блять! Да, я не в восторге, что живу здесь, а ты сам не хотел бы себе местечко получше? Не хотел бы взять свою семью в охапку и увести как можно дальше? А люди? Ты и сам прекрасно видишь, как в школе на меня смотрят! Да, я считаю их отрепьем, и что? Будто ты сам их любишь!

Смотрит на блондина и как грудь того часто вздымается от гнева. Видит, как он сдерживается, слушает и обрабатывает; как желваками играет и как прожигает глазами Чимина. Он уже срывается на крик и хватается за голову. Ему надоело выяснять отношения. Он понимает, что если сейчас всё не объяснит, то потеряет и его. Чимину надоело терять людей. Судьба ли, вселенная ли забирает у него понемногу, одного за другим. На-до-е-ло. Он делает неуверенный шаг навстречу блондину и поджимает губы. Собравшись с мыслями и заглянув Юнги прямо в глаза, продолжает:

— Я не показывал даже Тэхёну, насколько мне хреново. Я всё время делаю вид, что всё рано или поздно будет хорошо. Я играю перед мамой роль хорошего сына, а сам ночами бьюсь в истерике, когда нахожу её окровавленные пластыри в мусорном мешке. Она никогда раньше не стирала ноги в кровь, понимаешь? Я ненавижу эту жизнь, то, что случилось! Ненавижу, но не всё. Есть хорошие моменты, которые я могу пересчитать по пальцам. Есть здесь то, на что мне не плевать, Юнги, понимаешь? И ты, придурок, к этим моментам относишься...

Чимин опускает подбородок на грудь, прикрывая лицо ладонями, и вздыхает тяжело. Силы окончательно на нуле. Если Юнги уйдёт сейчас, запала его остановить у Чимина попросту не хватит.

— Мне кажется, что я не заслужил быть счастливым. Мой отец в тюрьме, мама вкалывает за троих на работе, пытаясь нас прокормить, а что делаю я? Я не могу ничего! Те подработки, на которые я хотел устроится, не прокатили. Смотрели на меня, как на прокаженного после того, как я представлялся, и говорили, что ничем не могут помочь. Я... Мне...

Отрывает руки от своего лица и смотрит наверх. Хочется дотронуться до подрагивающих уголков глаз Юнги, но сдерживается. Просто смотрит. Пытается понять, прочитать мысли блондина, но не может. Видит отблески фонаря в его глазах, и морально готовится к чему угодно: к удару, к плевку, к насмешкам, к смерти. Недоумевает, когда видит лёгкую ухмылку, едва коснувшуюся губ, а затем получает резкий ответный удар в челюсть и звонкое:

— Придурок!

Шарахается в сторону и чуть не падает. Хватается за челюсть и воет, сверля взглядом носки собственных кроссовок. Заслужил, справедливо. Глаз за глаз, объятие за объятие и...

Чувствует, как дёргают за рукав, и тут же врезается в Юнги, утыкаясь руками в его грудь. Видит, как блондин смотрит сверху, чуть прищурившись, словно ещё раз въебать хочет.

Но он накрывает губы Чимина своими. Целует сначала аккуратно, словно почву прощупывает, даже глаз не закрывает. Смотрит на него и моргает часто. Тут же отстраняется, не получая ответа на поцелуй, и мечется взглядом растерянно по чужому лицу.

Глаз за глаз, объятие за объятие и... поцелуй за поцелуй.

Чимина за грудки нелепо хватает и прижимается в ответ разбитыми губами к чужим окровавленным и сразу же углубляет поцелуй. Не скромничает, давит языком, проходясь по дёснам, обвивает руками чужую шею и приглушенно стонет, когда чувствует на своей талии крепкое кольцо рук. Улыбается не разрывая поцелуя, когда слышит ругательства из чужих уст. Не против, когда к стене толкают и вжимают с силой. Наслаждается, когда пальцами зарывается в гриве под красной кепкой. Задыхается, когда рёбра сжимают с силой и губы кусают.

— Придурок.

— Сам такой.

Лицо Юнги руками обхватывает притягивает ближе, хотя ближе некуда. А ему всё мало, а ему всё недостаточно. Ласкает губами чужие. Нет, уже точно свои. Отпускать не хочется, да и не можется. Сжимает так, что кости хрустят.

— Давно хотел тебе по лицу прописать...

— С первой встречи? Ты тогда смотрел на меня так, словно ударить хочешь.

Блондин ухмыляется и чуть отстраняется, подставляя своё лицо под свет фонаря.

— Нет, не угадал. Тогда не ударить тебя хотел...

Поинтересоваться, «а что тогда?», не успевает. В штанах Юнги чувствуется какое-то движение, и он нехотя отстраняется от Чимина. Дурацкие телефоны.

Замечает перемену на лице блондина, смотрит подозрительно, когда тот телефон к уху подносит. Паникует, когда на блондине совсем эмоции испаряются. Хлопает глазами и губами одними шепчет «что случилось?». Когда рука Юнги с телефоном бессильно вниз падает, как плеть, близок к истерике.

— Что случилось?

Юнги руки Чимина в свои берёт и к его груди прижимает. Смотрит вниз и с силой смежает веки. Отрешенным голосом произнося лишь:

— Мне пора. Я тебе потом позвоню.

Легонько Чимина к стене отталкивает, подбирает с земли гитару и отворачивается. Чимин выпрямляется и в удаляющуюся спину спрашивает:

— Соль?

Кивает и голову совсем на грудь опускает.

— Она, что?.. Можно с тобой?

Качает головой на оба вопроса и запихивает рукава в карманы худи. Уходит быстро, почти бежит.

Стоит в оцепенении не зная, стоит ли побежать за ним или остаться здесь.

Можно ли хотеть быть счастливым, когда вокруг тебя любимые люди страдают? Достойно ли это, приемлемо ли это, не понятно. Хочется дарить родным тепло и заботу. Отдаёшь, а лучше всё равно не становится. Стараешься изо всех сил, а попытки исправить ситуацию тщетные.

Быть счастливым, когда все остальные несчастны — правильно ли это?

_______________________

* Limp Bizkit - Eat You Alive  

* Limp Bizkit - Break Stuff

* В. Высоцкий "Песня о друге"