Размякшее печенье

Добро пожаловать в клуб

*  *  *

 Лето давно закончилось, и жара постепенно сходит на нет. Стоять вечером в одной футболке уже зябко. Зарница озаряет темнеющее небо, а ветер гнёт верхушки деревьев с нарастающей силой. Приближается гроза, да и с погодой тоже не всё в порядке. Тучи сгущаются над Чимином, а у него в руках для защиты от ненастья только веер.

Стоит, отмахивается, пытаясь разогнать грозовые облака в собственной голове и всё надеется, что у него это получится. Меж сжатых пальцев подрагивает незажжённая сигарета, в щели стены на крыше полупустая пачка.

Чешет висок и думает, как его так угораздило. А его точно угораздило, он уверен. Чертыхается себе под нос и ковыряет носком гравий. Принимает решение делать вид, что ничего не произошло. Подколов от матери ему точно не нужно, а что оноб этом подумает — предположить страшно.

Такие люди, как Юнги, не понимают таких, как Чимин.

Закрывает глаза в надежде провалиться на месте и забыться. Тут же открывает, потому что в этой темноте видит её — злоебучую красную кепку. Чимин на неё уже как бык готов кидаться. Разорвать её хочет ко всем чертям, а лоскуты сжечь и пустить пепел по ветру.
Хоть они и договорились, что всё, у судьбы другие планы. Всё сталкивает и сталкивает их, не давая возможности продохнуть. Бесит. У Чимина и так жизнь по пизде пошла, когда его семья разорилась... А тут ещё этот блондин в татуировках с ног до головы, который всё время смотрит так, будто въебать хочет. А самое хреновое здесь то, что Чимину это... нравится. Всё нравится.

И кепка эта идиотская, и взгляд этот тяжёлый, под которым и железо гнётся; нравятся выжженные светлые волосы и чёрная майка. Его голос мурашки по коже пускает, да и улыбка одна чего стоит... Чимину хочется ударить Юнги за эту улыбку. Ладно, не ударить.

Вздыхает глубоко и льнёт лбом к шатким перилам. Слышатся первые раскаты, а в груди ёкает.

— Чимин, до тебя не докричаться. Ты чего тут стоишь? Гроза же идёт...

Тэхён неуклюже на крышу забирается по лестнице и подскакивает к другу, пристроившись сбоку. На сигарету смотрит и поднимает обеспокоенный взгляд.

— Ты в порядке?

В ответ Чимин головой отрицательно качает и протягивает сигарету, предлагая. Тот отказывается и сводит брови к переносице.

— Что случилось? Мама?

Снова немое отрицание. Вдаль на приближающуюся зарницу смотрит и подставляет лицо под порыв ветра, чтобы хотя бы он по щекам похлестал и привёл в чувство.

— Что-то с отцом?

И снова промах. Нос морщит и улыбается слегка, глядя на Тэхёна исподлобья.

— Юнги?

Замирает и поджимает губы. Попал. Кивает коротко и руками лицо трёт. Сильно, словно это хоть как-то помочь может.
Щурится и смотрит на Чимина, корпусом к нему повернувшись.

— Добро пожаловать в клуб, дружище!

Ребром ладони по плечам Чимина бьёт, как бы в рыцари посвящая, и натягивает грустную улыбку.

Сигарету всё-таки раскуривают на двоих. Скилл выработали и теперь кашляют меньше. Гроза на город только приближается, а в душе Чимина уже во всю бушует ураган.

Удивительно, как на одних людей внимания не обращаешь, а других ты не желаешь и на километр к себе подпускать. Но есть ещё один тип людей. И он, кажется, самый ненавистный.
Вроде бы, смотришь на него и только плечами пожать хочется, потому что ничего особенного. Чувства собственничества не возникает. Есть и есть. Но в какой-то момент, где-то чёткая цепочка существования начинает искрить, замыкает и в итоге перегорает. Восстанавливаешь её довольно-таки быстро, но звено заменить приходится, и теперь тот, кто казался чужим, таковым не является.
Хочется держать возле себя, нет желания делиться. Но одновременно с этим всё происходящее до чёртиков пугает. Так быть не должно. С чего бы это вообще? Кто он такой и почему? Злишься сам на себя и на него. Хочешь стереть из памяти, заменить это звено на другое, но не выходит. Ни отодрать от себя не получается, ни принять его. Чувствуешь, что не подходит оно тебе, но вроде цепь всю держит, жизнь так же продолжается. А с другой стороны, более подходящего звена ты ещё не нашёл, да и не факт, что вообще оно есть, это подходящее звено.

— Учитель Ким, я хочу работать один.

— Чимин, мне не нравятся дежавю...

На телефон косится и бровь поднимает. Плевать, выкрутится перед матерью, лишь бы решить этот вопрос сейчас. Он много думал, аж мозг вскипел. Помирать, так с музыкой.

— Я Вас прошу, учитель Ким. Позвольте работать одному или дайте в пару другого.

Снимает очки и кладёт на стол. Трёт переносицу и что-то бубнит под нос.

— Пак Чимин, Ваше с Юнги эссе очень хорошее. Я поставил Вас в пару не просто так, пойми...

— Я не намерен ни помогать ему с текстами, ни с английским в принципе. Он будет тянуть меня вниз, мне некогда его учить!

— Я поставил вас вместе не для того, чтобы ты ему помогал...

— Тогда, зачем?!

Надоело. Все эти недомолвки и загадки, шептания и косые взгляды. Почему Чимин не может просто жить жизнью среднестатистического школьника? Почему ему этого не позволяют? Что он такого сделал, что судьба решила дать ему под дых и варить в котле постоянного стресса?

Переплетает пальцы и смотрит на Чимина исподлобья, размышляя.

— Чтобы он помог тебе...

Захлёбывается возмущением и мечет стрелы в классного.

— Спасибо, конечно, но мы с ним всё уже решили. Сами. Без Вашей помощи. Долга нет, и мы договорились обо всём!

Удивлённо брови вскидывает и часто моргает. Выпрямляется и поправляет рукав рубашки. Смотрит на Чимина виновато и с опаской.

— Как, ты в курсе? В курсе всего?

— Да. А теперь будьте добры разделить нас... Пожалуйста.

Выходит из учительской победителем, но с пустотой внутри. Он добился того, чего желал, но отчего так хреново? Переболит. Он уверен. Но скоро ли?

Решает рассказать Юнги сам, поставить все точки над «i» раз и навсегда. Не уверен, справится ли, но отступать не намерен. Не в его стиле.
Разгар учебного дня, в коридорах многолюдно. Идёт вперёд и высматривает в толпе красную кепку. Тщетно. В классе тоже нет. Спрашивает какого-то пацанёнка с очками на пол-лица не видел ли. Кивает сухо, услышав отрицательный ответ. Заглядывает в туалет и столовую — не находит. Решается сходить в «курилку» за школой.

Находит Хоупа и ещё пару ребят, что подпирают спинами стену. Смеются, но отвечают, что не видели. Пиздится взглядом с Хосоком пару мгновений и уходит обратно в школу. По дороге в класс получает СМС от матери, чтобы Чимин перезвонил, когда сможет. Откладывает на потом. Ощущает на себе косые взгляды. Ещё косее, чем обычно, но внимания не обращает. Продолжает искать. Отмахивается от идеи рассказать позже. Хочет сделать, пока запал есть. Заглядывает в столовую ещё раз и натыкается на учителя Ким.
Недоумевает от его пристального и обеспокоенного взгляда и невзначай интересуется сведениями о местоположении Юнги.

— Матери позвони, Чимин.

Плечо ученика легонько сжимает и кивает, подбадривающе. Чимин уже однозначно запутался, но номер мамы набирает.

*
Хочется на воздух и не придумывает ничего лучше, кроме крыши. Несётся туда со всех ватных ног и еле сдерживается, чтобы не закричать. Всем своим видом посылает нахер расступающихся перед ним зевак и семенит по лестнице наверх. Звенит звонок на урок, но игнорирует и его. Нужен воздух, иначе лёгкие иссохнут совсем. Распахивает дверь и благодарит небеса за то, что не заперто.

Затянутое тучами небо ослепляет, и он едва не валится на гравий, когда ступает на школьную крышу. Кто-то подхватывает и ставит на ноги. Чимин с силой сжимает глаза и чьи-то предплечья. Дышит рвано вперемежку со рвущимися наружу всхлипами.

— Чувак, ты как? Нормально всё?

Узнаёт голос. Владельца искал всю перемену и вот, нашёл. Нашёл тогда, когда не хочется никого видеть, когда хочется побиться в истерике в одиночку.

Пальцами сильнее сжимает рукава чужого пиджака и утыкается лбом в грудь.

— Постой спокойно, дай мне минуту.

Чувствует, как на плечах напрягаются его руки, а дыхание останавливается. Не говорит ничего и просто стоит, словно каменный, не шевелится. Чимин держится молодцом и пытается прийти в норму. Поджимает губы и думает о хорошем. Пытается думать. Не думает совсем.

Если ему так плохо сейчас, то что тогда творится с матерью? По телефону голос был отрешённый, пустой и обессиленный. Рассказала, что с отцом в тюрьме произошло. Попросила не волноваться и не читать новости. Он в больнице, поедут к нему вечером. Просила быть сильным, и парень старается. Изо всех сил старается. Не показывает, что его заботит чужое мнение; пресекает все попытки быть высмеянным. Держится, как только может.

С отцом всё будет хорошо, он уверен. Будет думать о том, что вот-вот увидит его, хоть и не при самых лучших обстоятельствах. Скучает, но не показывает. Боится, но держится. Изображает из себя сильного ради матери и знает, что она делает то же самое для него.

Он хорошо держится, справляется, пока не ощущает лёгкие хлопки по лопатке и что прижимают ближе. Почти сильный, когда за спиной руки в замок сцепляются и подбородок на макушке пристраивается. Почти справляется, когда успокаивающее шептание слышит. Почти.

Мгновение назад ещё твёрд, как то самое печенье. Крошится, но не ломается.
Теперь, когда волна успокоения нахлынула, мякнет, растекается и не может держать себя в форме. Падает и чувствует, что вот-вот окажется на дне и будет лежать противным месивом без тела. Никаким.

Но его хватают, не позволяют растаять полностью. Держат, придают форму, лепят обратно по кусочкам. Сжимают крепко и не дают упасть.
Стонет в чужую грудь и не сдерживается. Мочит чужую футболку собственным горем, сдавливает в своих тисках чужую грудную клетку. Понимает всю абсурдность ситуации.

Искал, чтобы оттолкнуть. Нашёл, чтобы не отпускать.

Ветер на крыше рвёт и мечет, порывами своими пытаясь снести всё на своём пути. Небо окропляет первыми слезами землю, оставляя россыпь на всех её поверхностях.
Чувствует, как толкают обратно к выходу, и вяло сопротивляется, немо уговаривая постоять ещё немного. Настаивают, но хватки не ослабляют. Пятится под крышу, не отрывая лица от чужой груди. Полегчало немного, но стыдно. Зарывается носом под лацкан пиджака и слушает дождь. Слушает дыхание под ухом и биение собственного сердца. Хочется выпрямиться и уйти по-английски. Хочется, чтобы он сделал так. Хочется простоять так вечность.

— С отцом всё в порядке? Видел новости...

Кивает и трётся темечком о чужой подбородок. Чувствует кивок в ответ и что пора бы отлипнуть, но в глаза смотреть не хочется совсем. Надо бы собрать храбрость в кулак и выпрямиться, гордо вздёрнув подбородок. Молча поблагодарить за поддержку и свалить с этой планеты. Почти решается, но, когда чувствует хватку на плечах, впивается в Юнги сильнее, качая головой. Блять. Слышит смешок. Блять. Чувствует руку на своём затылке. Блять!

— Урок давно начался, Чимин...

Хочет попросить никогда больше не произносить его имя вслух, потому что сердце не выдерживает. Отстраняется резко не поднимая головы. Впечатывается в стену и бьётся локтем. Ругается и трёт место ушиба, изучая собственные ноги.

— Прости...

— За что?

— Это... Ты просто под руку попался. Я не хотел...

— Нормально.

Чужие кроссовки исчезают из вида и слышится шуршание гравия, скрип двери и хлопок. Не смотрит в сторону выхода, сосредотачивает слух на дожде и капели с крыши на какую-то жестянку.

Если Чимин раньше думал, что всё запутанно, то ошибался. Путаница началась сейчас. Он не понимает, что творит сам. Не понимает действий Юнги. Не понимает, почему Тэхён не может рассказать всё Хоупу и почему молчит Юнги и не останавливает Хосока; отчего Чонгук, его лучший друг, порвал все связи, ведь обещался кататься к Чимину в гости каждые выходные?
Чимин разрывается между желанием позвонить другу и поговорить с ним и забыть его навсегда; между тем, чтобы избавить голову от мыслей о блондине и не отлипать от него ни на секунду.

За всеми этими пугающими татуировками, за тяжёлым взглядом и постоянно сыплющимися угрозами Чимин видит нечто иное: в этой улыбке, подаренной ему по неосторожности; в отношении к Тэхёну, Хоупу и, главное, Соль. Всё иначе.
В тот день Чимин увидел не просто Мин Юнги, а старшего брата, что печётся о своей семье, как проклятый. Тэхён и Хосок — семья Юнги, это видно сразу.

Чимин только недавно до конца осознал, что весь этот район — одна дружная семья, которая делится невзгодами, счастьем, хорошими и плохими новостями, солью и печёной сладкой картошечкой. Сюда действительно хочется возвращаться снова и снова. И плевать на эту трель, плевать на то, что крыша, бывает, течёт. Из всех этих мелочей и складывается счастье. Чимин был счастлив и в прошлой жизни, но сейчас, когда их с матерью спасает только чудо и все жильцы дома, он счастлив по-настоящему.

Но он так же и в отчаянии и всё из-за него.
Парень не просил появляться в его жизни, не просил помогать и маячить перед глазами. Не просил смотреть на него так и тем более не просил с ним разговаривать. Сам не зная почему, Чимин давит в себе все эти порывы и желания. Боится осуждения? Определённо. Страх быть отвергнутым, ведь это неправильно? Конечно! За всей этой хвалёной бравадой Чимин тот ещё трус. Трус, подавляющий свои эмоции, мечущийся меж двух огней, словно испуганный мотылёк.

Не знает, в каком же пламени ему лучше сгореть: подавлять себя же и плавиться изнутри или рассказать о том, что чувствует, и сгореть под презирающим взглядом?

Отпрашивается у классного и просто уходит домой. Учитель Ким думает, что из-за ситуации с отцом, а на деле — из-за Юнги. Нет никакого желания с ним пересекаться. Смотреть в глаза стыдно. Ночью подумает, что делать с этим завтра.

Застаёт мать дома. Она сидит в кухне и смотрит в пустоту. Подходит и обнимает со спины, утыкаясь носом в шею. Успокаивает её и себя. Едут в больницу. Пропускают к отцу не сразу. Застают его с капельницей, но в сознании. Облегчённо вздыхают и под присмотром охраны болтают. Чимин не может заткнуть себе рот. Выпаливает всё, что накопилось: рассказывает о Тэхёне и о том, что вид с крыши отличный. Про школу говорит и врёт, что там замечательно. Жалуется на трель и говорит о коте, что заходил. Успокаивает мать, что больше его не пустит. Молчит о корме, что спрятал в тумбочке. Заверяет, что они справляются, и чтобы отец берёг себя. Обещает заботиться о матери. Рассказывает о Соль и благодарит отца от её имени. Родители удивляются и улыбаются. Мать ругает Чимина за то, что раньше не сказал, и порывается позвонить госпоже Мин, чтобы пригласить её на ужин в ближайшие выходные. Говорят обо всём и ни о чём, пока охранник не сообщает, что пора. Нехотя прощаются и говорят, что навестят, когда позволят.

Мама Пак едет прямиком на работу, потому что смена ночная. Чимин плетётся домой. Первую половину пути едет на автобусе, а вторую решается пройти пешком. Смеркается. Зябко и сыро вокруг. Запахивает куртку плотнее и плетётся в дом. Думает, что неплохо было бы навестить Тэхёна, раз тот заболел. Думает, что зайдёт к нему завтра, так как сил сейчас нет.

Возится с замком, входит, раздевается и плетётся в ванную. Стаскивает с себя футболку и отправляет её в стирку. Умывается прохладной водой, пытаясь привести себя в чувство. Вспоминает, что забыл купить печенье. Отмахивается, что перебьётся сегодня. Теребя влажную чёлку, плетётся к себе в комнату и чуть не схватывает инфаркт.

— Ты чего тут забыл?!

Лежит на кровати, лениво копаясь в чужом плеере. Поднимает глаза и вздёргивает бровь, оглядывая Чимина с ног до головы. Хочется прикрыться и отмыться от этого взгляда. Делает первое, натягивая первую попавшуюся футболку.

— Музыку слушаю, не видно? Ну и дерьмовый же у тебя вкус...

— Не нравится — не слушай. Отдай.

— Мне стало любопытно, и я решил проверить. Песни — отстой, но это поправимо.

— Ты вообще как сюда попал?!

Блондин косится на приоткрытое окно и чешет нос. В ответ закатывает глаза и закрывает его, ругаясь.

— Я щель для кота оставил, а залезло кое-что покрупнее...

— Мур.

Взгляд Юнги перехватывает, и от былой злости не остаётся и следа. Смущение возвращается, как и желание врезать ему по физиономии.

— Ты чего тут забыл?

Юнги садится на кровати и щупает носком Йорика в полу. Вертит в руках телефон и экран Чимину показывает.

— Семь часов. Ты опоздал.

— Мы больше в паре не работаем. Тебе учитель Ким не сказал?

Пытается держаться молодцом и садится на стол, прикрывая глаза. Трёт переносицу и молится, чтобы Юнги свалил, потому что прогнать его самому не хватит ни сил, ни смелости.

— Сказал.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Решил, что ты передумал.

— В честь чего это?

Ответа не слышит и решается взглянуть на Юнги. Тот сидит, пристроив локти на коленях и изучая пол во всех деталях. Понурый вид у него. Чимин это только заметил.
Слезает со стола, выпрямляется и встаёт напротив. Волнуется, потому что таким раньше блондина не видел. Тот под кепкой пальцами бороздит и не смотрит на Чимина.

— Эй, ты чего?

На плечо Юнги руку кладёт и наклоняется, пытаясь в лицо заглянуть. Не позволяют. Запястье перехватывают и резко тянут на себя, утыкаясь темечком в живот.

— Дай мне минуту, пожалуйста.

Чимин замирает, упираясь взглядом в съехавшую кепку, и перестаёт дышать. Боязливо руки на плечи кладёт и поглаживает, успокаивая. Чувствует, как руки талию обнимают и лицо в живот врезается. Пристраивается между ног плотнее и чувствует мелкую дрожь широких плеч. На затылок давит слегка и по волосам гладит. Чувствует, как футболка намокать начинает. Дышит тяжело и ком в горле проглатывает.

— Расскажешь, что случилось?

Головой качает, и кепка валится на пол. Щит, который всегда с Юнги, с глухим звуком падает и разбивается на миллион осколков. Красная кепка — как талисман, что всегда с ним, как защита от напастей и окружающего мира больше не спасает. Юнги тоже держался слишком долго, но теперь, кажется, и он дошёл до точки.

Обнимает крепче, успокаивая.

Обнимая, успокаивается.

Хочет быть щитом.

Понимает, что доверяют.

Понимает, что доверяет сам.

Есть два типа людей: первый — которых не замечаешь, второй — которых не подпускаешь...

И есть ещё один.

Юнги.