Душный клуб. О да, опять. Посещение этого заведения стало рутиной для Глеба: исправно каждый вечер. Сравнимо с посещением студии: исправно каждое утро воскресенья. Немного омрачало то, что ебаного Михайлова на этой студии не наблюдалось уже больше месяца. А с другой стороны, Глебу похуй, и он тащит за собой пьяную в хлам малолетку, ей только в радость. Она чуть ли не вешается ему на шею, видимо, не осознавая, что это всего лишь на одну ночь.
— Гле-е-еб, — звучит мерзко и не по теме. Голубин не думает, что, лёжа под ним, стоит произносить его имя помимо финала. — У тебя под ребром буквы...
Дальше ее понять невозможно. Глеб понимает, что малолетка не только пьяна, но и обдолбана. Буквы, блять, под ребром! Блондин будто бы очухивается, и довольно быстро спроваживает её, ибо нехуй ему про буковки затирать. Ему опять же, похуй, на то, как она будет добираться до дома, но не нужно было вешаться первому встречному, который живет за городом. Боком выйдет.
Парень, хоть и пьяный, идёт в душ: иначе спать невозможно. Проходя мимо зеркала, он понимает, о чем шла речь. Да, под ребром буквы. Метка. «Слава Михайлов». « — Надо бы Славику сообщить...», с этой мыслью Глеб вырубается, не осознавая, какой пиздец творится.
***
Он мало помнит, что вчера было. Стоит напротив зеркала и курит. Взгляд сфокусирован на метке.
Глебу, как он считал, невероятно повезло с тем, что у него нет соулмейта. Это означало, что он свободен, может выбрать, кого захочет, и когда захочет. Он выслушивал насмешки от других ребят в школе, МГУ, и много раз видел, что люди страдают от своей метки. Взрослым парням доставались глупые подростки, и наоборот. Человеку не повезло — и все, его жизнь полностью разрушена. Ведь с другим ты быть не можешь.
Сейчас, он лицезреет на себе это ограничительное клеймо, которое он даже не заметил. Сколько оно у него уже, месяц, два? Весь похуизм разом стёрся, и Глебу стыдно. Тупо стыдно за то, как он поступает со Славой. Он чувствует всю ту боль, что непрерывно чувствовал брюнет на протяжении огромного количества времени. Эта боль накатывает резко, сигарета падает на пол вместе с согнувшимся пополам юношей. Продолжается это недолго, но Глеб осознает всё. Плевать он хотел на то, что создал себе ярлык « Гомофоб », он больше не может себя им назвать. Не сейчас. Он поднимается с холодного пола, дотрагиваясь знака. « — Ты же понимаешь, что практически полностью сломал чужую, и свою, с этого момента, жизнь?» О, да, Голубин понимает, но очень жалеет, что только сейчас.
Он быстро одевается, шипя от резких, но не таких сильных вспышек боли, и выходит из дома.
***
Музыка тихо играет из вкладки. Слава лежит на кровати, в прострации, и подпевает голосом, который чуть ли не исчезает окончательно. Слава особо не помнит, что происходило последний месяц: вроде, приходил Ефим и быстро уходил, вроде, он слал всех вокруг нахуй, снова резал вены, выблевывал свои внутренности из-за того, что съел лишнюю таблеточку. «Боже, какой же хуйней ты маешься!» Да, внутренний голос прав. Сколько Славе лет, восемнадцать или тринадцать, чтоб заниматься этим ебанутым пиздостраданием? Но, с другой стороны, его очень легко понять.*
— И моя память... Заполнена память...** — Михайлов слышит настойчивый стук дверь, и идёт открывать. Только перед самой дверью он останавливается, и не понимает, что он здесь делает. « — Я же только что лежал на кровати...». Ох, эти провалы в памяти, эти неосознанные действия и это до ужаса дикое и странное поведение. Стук в дверь продолжается, и на секунду Слава думает, что он ещё больше сошёл с ума и это просто в его голове, но нет.
— Слав, открой, пожалуйста! — знакомый голос. Михайлов, черт возьми, не помнит, чей. Но метка, которая начинает пульсировать, быстро напоминает.
— Нет... — Слава зачем-то испуганно отходит от двери, хоть и понимает, что ему никто ничего не сделает. Пока он дома.
— Мне нужно с тобой поговорить! Слав? Слава, пожалуйста...
Слава возвращается, врубая Петара громче. Сквозь дверь Глеб слышит рваные « — Сколько всего я хотел бы не помнить... Но приходилось просто жить», и оседает на грязный подъездный пол. Михайлову больно и обидно, все эмоции наваливаются разом, и вот, он снова рыдает и задыхается. Но на этот раз кровоточит не он, а Голубин. Блондин не сразу понимает, в чем дело, но вскоре до него доходит. Ведь, то же самое происходило со Славой, от этого чувство стыда и вины гложит ещё сильнее.
Он открывает телегу, даже не надеясь на ответ, но все равно отправляет смс.
« я не хочу унижаться, просто открой мне дверь.»
Проходит минута, две.
« любовь для тебя — унижение? пиздуй из моей жизни, я ненавижу тебя. »
« я тоже ненавижу себя » не доставлено.
***
— О, Слав, давно тебя здесь не было! Как ты? — Данил первый замечает присутствие брюнета и искренне удивляется, параллельно заваливая того вопросами. Михайлов лишь кидает в ответ обыденное « — Я нормально», и идёт, куда шел. За каким-то чёртом именно сегодня ему понадобилось забрать свои личные бумажки. Слава не хочет признавать, но это было просто поводом увидеть его. Ничего лишнего.
Глеба на студии не оказывается, и Слава, немного разочарованный, выходит, неторопливо доставая зажигалку и сигарету. Неожиданно, его берут со спины за горло, зажимают рот и волокут назад. Конечно, Слава, как и любой адекватный человек в такой ситуации, начал кричать даже через зажатый рот и всячески сопротивляться. На несколько секунд, пока его куда-то тащат, он хочет, чтобы это оказалась невероятно тупая шутка ребят, дабы Слава не был таким бесчувственным овощем, но, видимо, нихуя. Всё немного хуже и лучше одновременно.
— Какого хуя? — как только Михайлов оказывается в машине, он стремится выйти, но двери блокнуты. Блондин, как будто так и надо, спокойно садится за руль и они едут. Неторопливо так, по направлению к хоромам Голубина. Слава конкретно не вдупляет. — Зачем ты это делаешь? Что вообще происходит?!
— Блять, не истери, пожалуйста, — брюнет давится воздухом от негодования, но замолкает. Хуже уже не будет.
Они молчат до конца маршрута. Глеб ничего не объясняет Славе, просто берет его чуть ли не в охапку, тащит впереди себя, чтоб тот не сбежал и не ебнул. Он устал, чисто устал от того, что между ними, и делает шаг навстречу нормальным отношениям первым. Михайлов молчит, когда Глеб доносит его до второго этажа, вносит, как принцессу, в просторную комнату и садит на кровать, он ещё больше супится.
Голубин снимает с себя футболку и толкает Славу на подушки.
— Хватит молчать, — он дотрагивается чужой щеки. Слава заметил его метку, что просто замечательно, лучше и быть не может. Ну, действительно, что может быть лучше обиженного и ошарашенного Славы?
— Но... Ты же не...
— Уже да, — брюнета затыкают самым действенным способом. Слава как-то непонятно поддается Глебу, неуверенно стонет в поцелуй от удовольствия. Он заебался, и признает это. Так долго находиться в состоянии, когда тебе на всех все равно, но тем не менее, больно и обидно, и после этого всего, действия его соулмейта — спасение. Одно сплошное спасение для обоих. (блять, вы бы знали, как автора сейчас кроет, меня просто издец как переполняет это чувство, от которого все переворачивается внутри, я обожаю такие моменты и ненавижу одновременно, ведь мне нет 18, меня никто не целует и никто не любит)
Глеб разрывает поцелуй, внимательно смотря на Славу. Тот горячо дышит, и чуть ли не плачет от того, насколько хорошо ему только на этом этапе. А что же дальше?
Глеб раздевает его, медленно, аккуратно. Он нежно водит пальцами по телу, зачем-то целует чужие, шершавые от порезов, запястья. Целует податливого Михайлова в шею, ниже, ниже, и снова возвращается к этим желанным губам, прижимая к себе худое тело парня. Дико хочется обоим. Голубин не знает деталей гейского секса, но Слава стонет, невероятно чувственно и ощутимо, давая знать, что хочет глубже. И получает. Глеб хочет, чтобы эти моменты длились вечно, но чувствует конец, как и его партнёр. Они кончают вместе, ловя дикий кайф. Засыпают в обнимку, без напряга, и это охуительно и несравненно.
***
— Доброе утро, — блондин нежно целует ещё спящего, но сквозь сон что-то бубнящего Славу. Когда он спит, ещё больше похож на милого ребенка, от этой мысли Глеб выпадает, и возвращается только тогда, когда чувствует на своей грудной клетке теплую руку.
— Доброе...
Кажется, впервые в жизни оно действительно доброе.
— Ты как? — Глеб аккуратно перебирает чужие дреды, вспоминая вчерашний вечер.
— Нормально.
— Честно?
— Более чем, — заверяет брюнет, кладя голову на чужую грудь. Хочется пролежать так очень долго, но не можется. Становится слишком душно, и Слава отлепливается от такого мягкого и уютного Глеба, спокойно садясь на кровати. — Я люблю тебя.
Он оборачивается на блондина, надеясь услышать « — И я тебя», но тот лишь молча расплывается в улыбке. Этого вполне достаточно.
— Если что, я рядом. — Глеб поднимается, и приобнимает Славу. Он точно уверен в том, что больше не допустит срывов парня.
— Спасибо...
Ты никогда не будешь
таким,
Все, что вокруг, все будет
другим
Ничто никогда не будет таким же
как сейчас**
