— Ты красивый, — скромно шепчет брюнет, садясь напротив Глеба. Тот обнажает белые зубы, проводя большим пальцем по массивному чокеру на своей шее.
— Да-а, я пиздатый! — и задыхается в собственном смехе.
Слава не любит, когда Глеб приходит поздно ночью пьяный. Это элементарное переживание, ты мечешься в мыслях, не в силах что-либо сделать, а потом, примерно через несколько часов, заваливается твоё чудо, вот только бонусом идёт то, что оно пьяное и обдолбанное.
Сам Михайлов забыл, что такое клуб, бухло и наркота. Он поменялся за два — три месяца, в лучшую сторону, но: его глупые истерики, «детский» селфхарм и нервные срывы по-прежнему не собирались оставлять мальчика одного.
Глеб наивно думает, что все хорошо. Слава пытается вбить себе это в голову. Бессмысленно.
Голубин поднимается, пошатываясь, и неуверенным шагом идёт наверх. Все, что он сейчас хочет, это спать и дрочить. Чтобы ему подрочил Слава, заснул вместе с ним, а утром принес воды и таблетку. О, да. Слава послушно идёт за ним, чувствуя себя собачкой на поводочке, послушно исполняет то, что хочет блондин. Будучи пьяным, Голубин становится эгоистичным, и это так бесит Михайлова. Он хочет наорать на него, даже наверное ударить, заставить его прекратить это, но он послушно водит рукой вверх-вниз, слушая стоны блондина. Как-будто у него есть выбор.
***
— Спасибо, — Глеб жадно пьет из стакана, пока на него пялится Слава. Он замечает, что у брюнета глаза красные и ресницы слеплены. — Ты плакал?
— Что? Нет, я просто...
— Плакал.
— Нет.
Слава забирает пустой стакан, отодвигаясь ещё дальше. Ему, конечно, нравится то, что Глеб протрезвел и думает не только о себе, но все же, эти вопросы и разговоры про это не были желанными.
— Пидора ответ, — выдыхает Голубин, качая головой. Он обнимает Славу, пока тот недовольно фырчит. — Ну-у-у, не обижайся.
На правду не обижаются.
Он мягко прижимает Славу к кровати, заставляя его расслабиться. Сейчас он хотел видеть не затравленного, рыдающего и нервного, а слегка покрасневшего, разгоряченного, жмурящегося от удовольствия Славика. Хотелось элементарной нежности, без напряжения и выебонов. Просто Глеб, просто Слава, смятое белье и ровное дыхание обоих.
Ужасно хочется пить. Голубин шарит рукой в поисках Славы, который мог бы спуститься на первый этаж, принести стакан с холодненькой водичкой, но руке попадается только холодная, смятая простынь. На часах пол третьего, Глеб зевает и спускается на кухню, и чем он ближе, тем слышнее непонятные всхлипывания. Он включает свет: брюнет свернулся на холодном полу, что-то скомкано шепча и рыдая, обнимая себя.
— Э-эй, ты чего?
Слава молчит. Он продолжает молчать, словно ему зашили рот, до самого утра. Глеб успевает немного успокоить брюнета, напоить его, проследить за тем, чтоб он уснул, и в итоге засыпает сам на другой половине кровати, неловко обнимая подушку. Михайлов смотрит на него: прослеживает взглядом от торчащей патлатой пряди до края одеяла, и понимает, что хочет скинуть это одеяло, снять футболку, пройтись руками по такому красивому телу блондина, прижаться к его теплой плоти.
Глеб красивый. В русском языке столько прилагательных и эпитетов, но Слава будто бы знает только одно. Большего и не надо. Сквозь сон блондин чувствует прикосновение холодных пальцев, они нежно проходят от шеи до ворота футболки, оттягивают его. Вторая рука Славы опускается вниз, аккуратно задирает футболку, подушечки пальцев легко касаются чужого торса.
— Что ты делаешь? — сонно бубнит блондин. В ответ получает вжавшееся в него тело и неразборчивое «-Ничего» в ключицу.
Слава упрямо молчит. У Глеба совершенно нет желания расспрашивать брюнета, и вообще поднимать эту тему. Срыв как срыв, бывает. Но дико хотелось узнать, на почве чего.
— Глеб, все хорошо?.. — тихо спрашивает Слава и протягивает кружку с выпитым чаем. По счету она уже третья, Глеб встает и наливает парню четвертую. — Я, вроде, кислоту не жрал.
— Все нормально, просто пей. — Михайлов послушно отхлебывает, немного отодвигается и начинает залипание в телефон. — Я тебя люблю.
— И я тебя, ты же знаешь...
— Значит, это не из-за меня? — вырывается у Глеба. Он тихо ойкает, краснеет, и опасливо смотрит на Славу.
— Голубин, ты серьезно? — Слава обходит Глеба, поворачиваясь на него только после взятой со стола печеньки. — Если бы это было из-за тебя, я бы тебя игнорировал, и не позволял бы себя трогать.
Дожевав печенье, он целует блондина в нос и тихо прибавляет:
— Я просто переутомился, вот и все. Может, фильм посмотрим?
Он ведет кивнувшего блондина за собой. Оба падают на диван, и каждый из них понимает, что выбор фильма откладывается на некоторое время.
