The bloody river

2 Глава

POW Пэ Джухён

— Госпожа, — слышу голос громилы, что стоял рядом со мной. Я настолько увлеклась, что забыла про мир вокруг себя. Человек, который только что покинул салон дорогой иномарки, производил огромное впечатление на меня, и оторвать от него взгляд было невозможно. Будущий глава клана всем своим видом показывал, что этот мир кланяется ему в ноги. — Босс требует вас к себе, — не умолкает охранник, который так и норовит увести меня из-под дождя в здание. Киваю мужчине, и обхожу Чонгука, который загораживал путь к входу.

Младший Чон обладал другой аурой в отличие от старшего брата, и это чувствовалось довольно сильно. Кому-то из этих двоих принадлежит власть, а кому-то её остатки. Хотя я сомневаюсь, что Чонгуку достаются огрызки со стола старшего. Чон второй сын, а значит, будет занимать не последнюю должность в клане, если уже не занимает. Иерархия кланов — сложная штука, которая мне не интересна. Рано или поздно я найду способ сбежать с этих нетонущих кораблей.

Начинаю подниматься по лестнице, и мой слух резко режет крик, нет, скорее адский визг человека, из которого изгоняют нечисть. Это было ужасно. Хотелось убраться отсюда, только бы не слышать этот крик боли. Вой не был похож на человеческий. В голове на секунду проскочила мысль, что это режут свинью, но чем громче становился шум, тем меньше я думала о верности моей мысли. С каждой ступенькой мне становилось страшно. Даже понимая, что нельзя показывать панику, она пытается вылезти наружу.

Делаю глубокий вдох, а после выдыхаю, внушая себя, что не позволю себя впечатлить предстоящей картиной, что ждёт меня за дверью. Тянусь к ручке, но как слышу очередной крик, рука сама непроизвольна отдёргивается. Как бы я не пыталась быть сильной и безразличной к миру, страх всегда внутри. Мне казалось, что страх может сломать меня в одну минуту и я даже не замечу это. Всего секунда и твоя нервная психика повреждена, ты становишься разбитой куклой, которая никому не нужна и выход из такой ситуации один — пуля в висок.

Дёргаю дверь и вижу не лучшую картину в моей жизни. Этаж заброшенного здания служил местом для пыток определённого человека, который брыкается, дрожит и бьётся в конвульсиях. Помещение воняло его кровью, которая служила доказательством того, что японец здесь не для милого чаепития.

От такого зрелища сдавливает грудь, становится трудно дышать, по венам словно течёт раскалённый металл, и каждый удар сердца, что заставляет кровь бежать, словно толкает к краю пропасти.

Японец сидел на табуретке, а вокруг него стояли громилы моего отца. Сам же Босс клана сидел на диване напротив провинившегося. Мужчине полностью открывался весь шедевр пытки, что творили его люди. В его глазах не было жалости, только жажда крови, которую он и так получает без особых усилий. Видя человека, которого зовёшь «папа» в таком месте и в такой роли, немного теряешься, а после ещё больше понимаешь, что клан, который тебя кормит, полностью утоплен в чужой крови. Деньги, еда, вещи, даже мы полностью испачканы в алой жидкости.

— Джу, — как только отец замечает мою фигуру, сразу начинает хлопать по месту рядом с собой. Делаю неуверенный шаг к нему и присаживаюсь на подлокотник дивана. — Этот человек — японец, и что он орёт, я не могу понять. Мой второй язык китайский, а не японский, но именно эти кривозубые знают нужный нам пароль, — смотрю на отца, который так легко говорит, даже голос не дрожит. Видимо он привык к таким церемониям, которые у меня вызывают не лучшие ощущения. Испытывать их повторно мне не хочется, и надеюсь, что это последняя моя встреча с таким кровавым адом. — Переводи его вопли, вдруг он давно уже сказал нам нужную информацию, а мы его просто так мучаем, — неуверенно киваю, и пытаюсь собраться силами, которые так быстро покидали моё тело. Радовало одно — мои эмоции, которые так и находились в замороженном состоянии. Ни один мускул на моём лице не дрогнул. Нельзя.

Позволю страху хоть немного мелькнуть в мыслях, он полностью охватит меня, и не выпустит из своей холодной хватки очень долго, заставляя переживать момент ужаса много раз.

Из-за воплей японца сложно было понять его речь. Я смотрела на страдающего мужчину и понимала, что в любом случае он умрёт от пытки или от болевого шока. Его руки были завязаны за спиной верёвкой, которая тянулась к потолку, намекая на будущий сюжет: мужчину могут подвесить и под тяжестью своего тела суставы выйдут из суставных сумок, что доставит адскую боль человеку, от которой он захочет быстрее покинуть этот мир.

— (на япо.) Скажите пароль, и это прекратится, — начинаю говорить мужчине на его родном языке, услышав мой голос, он поднял своё лицо и посмотрел на меня. В его глазах нет жизни, в них нет ничего, только мольба на скорую смерть. Не выдерживаю его взгляда и опускаю глаза в пол, замечая ноги японца, на них и приводились пытки, от которых я слышала крик. Ногти на пальцах ног были удалены...

— (на япон.) Годовалый жеребёнок в доме, — медленно, по отдельности произносит мужчина. Сказав это, он снова начал повторять, а я не понимаю, что он говорит, хотя слышу очень знакомые слова.

— Смотрю, японская хрюшка молчит, — слышу голос Чонгука, который раздался на весь этаж здания. Решаю не поворачиваться к новым гостям.

— (на япон.) Услышать — это не то, что увидеть, — поднимаю глаза с пола и смотрю на мужчину, который пристально устремил свой взгляд на меня. Услышав его выражение, понимаю, что это цитата, в которой скрытый смысл заключается в том, что если скажешь человеку ответ, он его не заметит. И понимаю, что его предыдущие слова были паролем.
— Годовалый жеребёнок в доме, — медленно, не отрывая от меня своих глаз, произносит мужчина, и я понимаю, что знаю ответ на эту загадку.

— (на япон) Мышь, — произношу губами, и мужчина закрывает глаза, радуясь, что до глупой девчонки дошло и его пытки прекратятся. — Это мышь, — поворачиваюсь к отцу и уже на родном языке озвучиваю пароль, но он лишь непонимающе смотрит и начинает хмурить брови.

— Нужны четыре цифры, — утверждает он, и кивает в сторону своих парней, и громилы в чёрных костюмах выполняют его немой приказ. Мужчина, что сидел до этого, теперь с вывернутыми руками висел над полом. Его пронзительный крик заставил меня отвернуться от столь ужасной картины. Визг японца длился всего секунду, которая казалось вечностью. От мучительного подвешивания его спасла пуля в лоб. Выстрел слился с воплем мученика.

— Пусть ублюдок гниёт в аду, — в тишине, которая наступила после выстрела, я услышала, как презрительно кто-то кинул ругань в сторону японца, чей голос мне был не знаком. — Подберите все года, которые принадлежат крысе. Япошки любят свой восточный календарь, — голос, что звучит за моей спиной, пробирал до мурашек. Смотрю на отца, который кивал в сторону дверей, намекая на то, что моя роль в этой постановке окончена, чему я безумно была рада. Поднимаюсь со своего места и медленно, стараясь не привлекать внимание, направляюсь к выходу. — Исполняй приказ, — властный и вселяющий страх тон, заставил меня замереть в пару шагах от двери. Не удержавшись, поворачиваю голову в сторону говорящего и понимаю, что голос принадлежит Чон Хосоку.

Он был как огонь, который обладал разрушительной и внушительной силой, что вселяла страх даже самым смелым. Огненный Феникс, от которого было трудно отвезти взгляд был выше всех. Он летает так высоко, желая больше видеть смертей и слышать их громогласные возгласы, отражающиеся в тёмно-алом море.

Заставляю себя прекратить рассматривать парня и стараюсь покинуть место мук как можно быстрее. Слишком много сегодня увидела, слишком много, чего не должна была. Человек, который проглотил свою преданность к хозяину и выдал тайну, сейчас висит с вывихнутыми руками, оторванными ногтям и с пулей во лбу.

Лишь невыносимая боль может вытянуть правду...

«Я последняя с кем он говорил», — от этой мысли становится трудно дышать, по венам словно течёт раскалённая лава, которая сжигает меня изнутри. Видеть и слышать последний вздох человека невыносимо трудно, не в физическом плане, а в эмоциональном. Возможно, мне было бы легче, если бы выпустила ужас вместе с криком и слезами, но я лишь продолжаю холодно на всё смотреть, хотя внутри кровь кипит от страха.

Думая об этом, я ещё сильнее хочу сбежать, а вдобавок, вспоминая слова отца, что в скором времени я стану частью клана Чон, это ещё больше подтверждает мои задумки о бегстве. Готова жить, как мусорная крыса, лишь бы не видеть этот ужас и не испытывать страх каждую минуту.

Сколько бы не учила себя побеждать боль, я только научилась её скрывать за толстым слоем безразличия. От этого моя душа изнашивается с каждым днём. Быть равнодушной к миру труднее, чем испытывать симпатию к нему.