Мрак сияющего света

X. Истина

— К чему всё это? — поинтересовался старший принц у собственного отца. Тот выглядел даже немного довольным, полулежал на троне и отщипывал виноградинки с ветки, закидывая их себе в рот.

— Этот слепой обнаглел, — пожал плечами Его Величество. — Зато благодаря ему мне не нужно ничего, чтобы развалить род Пак и получить их земли. Он сделал это за меня.

— Чимин в жизни не уступит вам, если убьёте его пару, — вскользь заметил Хосок, принимая у слуги бокал лёгкого вина. Он думал, что можно сделать, перебирал одну идею за другой, но на лице не проступило и тени смятения. Внешне принц был расслаблен и отрешён. Намджун мог бы гордиться им.

— Что он сможет сделать? — махнул рукой Император. — Потерю истинного, знаешь ли, не так легко пережить. Он будет раздавлен, можешь мне поверить.

— Зачем? — Хосок вскинул глаза, остро взглянув на правителя. — Вы ведь знаете, как больно терять предназначенного. Разве можно желать этого кому-то, Ваше Величество?

— Иногда это необходимо, — отрезал мужчина и жестом отослал принца.

***

Когда, наконец, Чимина пустили в карцер, он едва не лишился чувств. Было ужасно холодно, промозглый ветер заставлял застыть кровь, хотя во всей стране было лето. С крыши что-то капало альфе прямо за шиворот, пока он шёл до камеры Юнги. Чем дальше его вели, тем сильнее сжимали его душу холодные лапки страха и острые когти вины.

Юнги сидел в дальнем уголке, обняв колени руками. Он весь сжимался то ли от холода, то ли от ужаса. Ещё издалека Чимин заметил свежие царапины на его лице и разбитые, кровоточащие губы. Омегу раздели до нижнего белого костюма, который на животе был измазан грязью, вперемешку с кровью, а кое-где и порван. Избивали, понял Чимин и ощутил, как внутри него разгорается ярость. Но самым страшным было даже не это. Подойдя, он смог рассмотреть лицо Юнги. На нём не было повязки. И то, что поначалу он принял за грязь, оказалось подтёками крови, тянущимися от глазниц. Его не просто били, его пытали. Кулаки альфы задрожали от невыносимого желания уничтожить каждого, кто коснулся его пары.

На негнущихся ногах он вошёл в камеру, тихо прикрыв дверь. Юнги сразу подобрался, но затем вдохнул поглубже и немного расслабился.

— Как ты здесь оказался? — прохрипел он, и кровь выступила на разбитых губах. Юнги даже чуть-чуть улыбался.

Лучше бы он проклинал его, лучше бы орал, выгонял, как в тот день, на фестивале. Но не был таким хрупким и эфемерным, будто чуть коснись — и рассыплется. Вместе с сердцем Чимина. Потому что видеть его таким, словно он уже смирился, было в сотни раз больней.
Чимин рухнул на колени рядом, протянул руки к нему и застыл, не зная, что стоит сделать. Имеет ли он право вообще к нему притронуться сейчас, разговаривать с ним? После всего, через что по его милости Юнги пришлось и придётся ещё пройти?

Но Мин решил за него. Он притронулся ладонью в кандалах к его щеке и погладил так, как в первый раз. Словно старался запомнить, отпечатать в памяти, чтобы потом вылепить скульптуру. Несмотря на то, что они уже столько раз касались друг друга, по телу Чимина всё равно прошла дрожь.

— Знаешь, — снова начал Юнги, проводя по коже пары раскрытой ладонью, — я никогда не жаловался на судьбу. Никогда ей не противился. Так почему она так со мной поступает? Чем я это заслужил?

Его голос дрогнул в конце. Чимин отнял его руку от лица, поцеловав в запястье, и притянул Юнги к себе. Тот уткнулся носом в его плечо, крепко сжимая между пальцев ханбок, и тихо всхлипывал. Альфа укачивал его в своих объятиях, словно ребёнка, прижавшись губами к его макушке, пытался успокоить.

— Я придумаю что-нибудь, я обещаю, ты не останешься здесь, — шептал он судорожно.

Чимин ощущал, как у него в горле всё горит огнём. Он мог только сжимать в своих руках тонкое тело и надеяться, что утро не наступит. Альфа задыхался от собственной беспомощности.