Ангел и Демон

14

  Весь ужин Юнги молча смотрит на то, как ест Чонгук. Смотрит и не понимает, как человек, который только что убил ни в чём не повинного парня, может вот так вот спокойно и с аппетитом ужинать. Юнги не притрагивается ни к чему, Чонгук не настаивает. Чон уже попивает кофе вместо десерта, когда к нему подходит Калум и, нагнувшись, что-то говорит на ухо. Чонгук приказывает ждать его у выхода и, отодвинув чашку, смотрит на Юнги.

— Мне надо уходить, небольшие проблемы. А ты останься, поужинай, а то я смотрю, стесняешься, — насмешливо говорит Чон.

— Я не хочу есть, — бесцветно отвечает ему Юнги.

— Как хочешь, — Чонгук поднимается на ноги и надевает пиджак. — Тебя отвезут домой, будь добр, не делай глупостей.

«Не делай глупостей», — всю дорогу до виллы эхом отражается на стенках черепной коробки и вызывает усмешку. Будто бы Юнги собирался. Будто ему всего того, что уже произошло, было мало. Нет. Больше никаких глупостей. Юнги будет залечивать раны, ждать Намджуна и придумывать свой собственный план. С этим чудовищем не договориться, от него пощады не ждать. Не пуля в ногу была последним рубежом, а смерть Леона. Тот, кто способен лишить родного человека счастья — не человек. Юнги с таким бодаться не стоит. Поэтому больше никаких глупостей.

Он долго принимает ванную и, вернувшись в комнату, вновь застаёт «подарок» на кровати, а Миранду у двери. Долбанное дежавю. В этот раз это небольшая коробочка, которую, только открыв, Юнги сразу же закрывает, а сам опускается на постель.

— Знаешь, — с горечью в голосе обращается он к Миранде. — Одно дело, когда тебе ломают конечности, берут насильно, заставляют, а другое — когда, прекрасно зная, как ты этого не хочешь, тебе присылают всю эту хуйню, и ты должен сам себя растянуть, быть готовым к его приходу. Самому подставляться. Как его больной мозг такое придумывает? Что за изощрённая пытка?

— Не драматизируй, — цокает языком Миранда и продолжает грызть леденец.

— Куда ещё больше, если вся моя жизнь последние несколько месяцев и есть драма.

— Был бы покладистым — как сыр в масле бы катался, а ты тут зубки решил показать, только моему боссу их показывать не стоит — вырвет, — хихикает женщина и давится леденцом.

— Уже вырвал, — следит за попытками Миранды прокашляться Юнги, но даже с места не двигается.

Миранда заходится в глубоком кашле и выплёвывает леденец на свою ладонь.

— Ты мог бы по спине постучать, уродец, — шипит она не успевшему скрыть улыбку парню.

— Мог бы, но не стал. Ты аккуратнее с леденцами, особенно когда ко мне приходишь. Я точно не помогу, вот и сдохнешь от удушья.

— Ну ты и мразь. Надеюсь, он приедет сегодня и вырвет твой поганый язык. Сдохнешь от потери крови, я даже близко к тебе не подойду!

— Боюсь тебя разочаровать, — встаёт на ноги Юнги. — Я и растяну себя, и пробку в жопу вставлю, и с игрушками, которые он прислал, поиграю. Пусть приходит твой бог и берёт — всё для него. Кровь проливать не придётся, а ты так и умрёшь в ожидании моей смерти. Жаль, что я твоей смерти не увижу, потому что он тебя из особняка уберёт по моей, конечно же, просьбе.

— Хозяин не будет слушаться какую-то временную сучку, а я на него десять лет работаю, — фыркает женщина.

— Ну, чего ты нервничаешь, давай посмотрим. Я просто у него до сих пор ничего, кроме свободы, не просил, но её мне, походу, не получить. Отныне я буду просить многое, и первым будет твой уход, так что топай, собирай свои пожитки, а я пошёл готовиться доставлять ему удовольствие. «Временная сучка» вытащит из него твой уход на раз-два, — подмигивает ей Юнги и, схватив коробку, скрывается в ванной.

Юнги редко растягивал себя сам — Намджун любил это делать лично. А Демон даже утруждать себя не намерен, он будто нарочно всё это делает, доказывает, что если он хочет, то Юнги даже готовить себя для него будет. Он всё его унизить пытается, показать, что он для него ничто, кроме как задница, которую его превосходительство выбрало на ближайшее время. Юнги унимает вновь вскипающую внутри ярость, напоминает себе свой план, пытается не выйти за рамки и не получить перелом или пулю. Он убеждает себя, что готовится не только для Чонгука, но и для себя, так как тот уже один раз взял силой, что помешает ему сделать это снова? Вновь порвать и причинить адскую боль. В этот раз Юнги не позволит. Он сожмёт зубы и будет терпеть, если надо, подыграет, притом так, как лучшие актёры не смогут. Отныне вести будет Юнги. Поэтому закончив унизительные для него приготовления, он сбрасывает с себя халат и как и есть голый ныряет под одеяло. Юнги думает, что от нервного перенапряжения после ужасного вечера он даже глаз не сомкнёт, но вырубается сразу же.