Ангел и Демон

17

  Чимин пьёт уже третий коктейль, в этот раз глубокого синего цвета, от которого пахнет жжёной карамелью, а на языке приятный, терпкий вкус незнакомого ему алкоголя. С каждым следующим глотком воспоминания о провалившемся выступлении всё больше затираются, и Чимин продолжает вливать в себя всё, что ему заказывает Хосок, надеясь, что они вообще испарятся. Он ставит очередной пустой бокал на столик и, подняв ноги на диванчик, кладёт голову на бёдра Хосока.

— Крошке понравился коктейль, — нежно улыбается ему Хосок и допивает свой виски.

— Может, вы номер снимете? — Тэхён с бокалом в руке опускается в кресло напротив.

— У меня слишком хорошее настроение, чтобы портить его грызнёй с тобой, — откидывает голову назад Хосок и требует у официанта новую бутылку виски и «чего-нибудь убойного» для Чимина, который, несмотря на выпитое, всё равно грустит.

Хосок распивает на пару с Тэхёном бутылку и замечает, что Чимин, наконец-то, пьян и расслаблен. Сперва он смеётся над каждым словом парней, даже не смешным, потом долго обнимается с Хосоком, успевает даже всплакнуть, а сейчас лежит на спине на диване и стеклянным взглядом смотрит в потолок. Хосока грустный Чимин расстраивает, ему не хочется, чтобы он продолжал корить себя за выступление и, самое страшное, чтобы позволил неуверенности в себе взять вверх, и не смог вернуться на сцену. Он продолжает пытаться его взбодрить, рассмешить, но Чимин вновь подавленный и всё так же гипнотизирует взглядом красивую люстру на потолке.

Хосок возвращается к диалогу с Тэхёном, с которым они нормально разговаривают только когда пьяны, раскуривает с ним на пару косяк и понимает, что угнетающую обстановку и, главное, настроение — ничто не поднимает. Он подзывает своего телохранителя и через пару минут уже протягивает на столике несколько коротких и тонких дорожек. Чимин не слышит, о чём они разговаривают, над чем смеются, его уши словно забиты ватой, а перед глазами всё пляшет и скачет. Он пытается приподняться, лишь бы комната перестала кружиться, подползает к только что вдохнувшему дорожку Хосоку и растерянно разглядывает поверхность столика.

— Что это? Это кокаин? — заплетающимся языком спрашивает Чимин.

— Сахарная пудра, — проморгавшись, отвечает Хосок и, притянув к себе парня, глубоко целует.

— Я тоже хочу, — как завороженный, следит за вдыхающим порошок Тэхёном Чимин и тянется к столику, но Хосок за талию притягивает его к себе, не даёт коснуться порошка.

— Тебе можно только конфетку, — усаживает его на свои колени Хосок и, достав из маленького прозрачного пакетика, валяющегося на столе, таблетку, отправляет её себе в рот. Он сразу тянется к губам Чимина и лениво и медленно начинает его целовать. Раскрывает языком его губы и, продолжая целовать, передает ему таблетку. Чимин принимает, перекатывает её на языке и посасывает.

— Что это? — Чимин вновь возвращается на диван с колен своего парня, пока Хосок добавляет лёд в их с Тэхёном бокалы.

— Это не наркотик, не переживай, но тебе скоро будет очень хорошо.

— Мне и так хорошо, — бурчит Чимин и снова просится на руки целоваться.

До этого момента всю картину Чимин помнит полностью и отчётливо, всё, что следует дальше, он потом долго будет собирать в голове по крупицам, и с каждым новым кусочком пазла картина будет нравиться ему всё меньше.

Чимин достаточно ясно помнит, как лежит спиной на до этого усыпанном порошком столике, как следующую дорожку Хосок вдыхает с его уже голого живота, как то же самое проделывает и Тэхён, но не помнит, как они оказались в ВИП-комнате клуба наверху.

У Чимина в голове искры взрываются, сердце бешено бьётся где-то на уровне горла, и ещё секунда, он его выплюнет. Его переполняет странная эйфория, кажется, если её не выплеснуть, она сожрёт его изнутри. Он стоит посередине комнаты, зажатый между двумя парнями, целуется то с одним, то с другим, требует ещё, царапается от нетерпения, будто если его отпустят, если сделают шаг в сторону, он просто напросто рассыпется.

Чимину жизненно необходимо чувствовать под ладонями чужую плоть, а на себе обжигающие прикосновения и поцелуи. Он бредит, молит не останавливаться, сам ластится, лихорадочно исследует руками чужое тело, не знает даже чьё. Ему абсолютно наплевать на лица — главное, чтобы его держали, потому что даже пола под ногами у него сейчас нет. Есть только пронизывающее всё тело возбуждение и невесомость, в которой он парит с двумя парнями. Затуманенный алкоголем мозг фактически не работает, не показывает ему полную картину, где он голый между двумя мужчинами и горячо отдаётся обоим. Все чувства, мысли — всё оставлено за пределами комнаты, тут парит только желание, только всепоглощающие страсть и безумие. И даже Тэхён им заражён, все его принципы и убеждения, всё то, что, несмотря на белый порошок, и так уже тонет в пучине страсти и безрассудства, смазывается ещё больше с каждым новым стоном Чимина.

Чимин не осознаёт и даже не пытается осознать, чей язык у него во рту и чьи пальцы в нём. Лица сменяются, и он любит обоих, да что там говорить, сейчас он любит всё население планеты Земля и делится этой любовью, раздаёт.

Он распят на шелковистых простынях, прибит к ним Хосоком, размашисто и рьяно втрахивающим его в постель, во рту у него язык Тэхёна, его тело терзают, тянут на себя, от себя, растаскивают на куски, и Чимину это нравится. Он выгибается до хруста в позвонках, когда Хосок меняется с Тэхёном местами, кончает только от осознания того, как по сперме Хосока в него плавно скользит член Тэхёна, срывается на громкие стоны от грубых и глубоких толчков и отчётливо слышит, как рвётся под пальцами простыня. Он видит свои ноги на чужих плечах, на которых нет знакомых рисунков, но не сопротивляется, напротив, только расслабляется, шире их разводит и, сам насаживаясь, просит «сильнее, быстрее, жёстче».

Хосок хлещет виски прямо из бутылки, не даёт и шанса себе протрезветь. Даже не понимая сейчас, что творится, уже заранее боится реальности, боится её не выдержать. Пусть его мозг и затуманен, но чувство неправильности ситуации противно скребётся изнутри, никуда не уходит. Он продолжает пить, раскуривает дурь, и стоит Тэхёну с гортанным рыком кончить, как подходит вновь к постели и пристраивается к губам Чимина. Пак сразу берёт, заглатывает, долго и смачно посасывает, сам при этом бьётся в экстазе от руки Тэхёна на своём члене. Хосок заменяет свой член горлышком бутылки, даёт Чимину, морщась, сделать пару глотков, а потом ложится на спину и сажает его на себя. Пак двигается на его члене, параллельно целуясь с Тэхёном, надрачивает его член и послушно открывает рот, когда тот проводит им по его губам и скользит в самую глотку.

Чимин уже не помнит, сколько раз и в каких позах его трахали, он помнит, что стоило провести пальцами по своему телу, как оно было покрыто следами липкой, местами засохшей спермы, помнит, что его трахали без остановки, дурь, которую употребляли оба парня, дала им невероятную выносливость, и ближе к рассвету Чимин просто был тряпичной куклой, которая была способна только хрипеть, пока её в очередной раз натягивали на член.

Одну сцену Чимин помнит очень ярко и хорошо и даже при огромном желании не забудет никогда. Хосок, прислонившись к спинке кровати, курил косяк, дым которого выпускал прямо в рот Паку, а он делился им с Тэхёном. Хосок в какой-то момент просто притянул Тэхёна к себе и, выдохнув дым ему в губы, предложил:

— Давай сделаем это вместе.

Чимин был слишком не в себе, чтобы понять, о чём говорит Чон, но стал осознавать это сразу же, стоило Хосоку вновь посадить его на свой член, а Тэхён опустился позади него и, покрывая поцелуями плечи, тоже начал тереться членом о его задницу.

Секундная паника не успела вырваться наружу. Потому что Тэхён заставил Чимина нагнуться к груди Хосока, который сразу же засосал его в поцелуй, сомкнув свои руки замком на его пояснице и не позволяя выпрямиться, а Тэхён начал осторожно проталкиваться внутрь, шепча:

— Потерпи.

Боль, видимо, и начала приводить Чимина в чувства, потому что он начал биться, ныть, просить, чтобы его отпустили, но Тэхён уже толкнулся до середины и, поняв, что дальше без вариантов, продолжил двигаться, заставляя возмущение Чимина тонуть в тяжёлых вздохах и полустонах. Хосок толчков не делал, хотел бы — не смог, в Чимине узко для одного члена, для двоих — просто невыносимо, поэтому задавал ритм только Тэхён, а Хосок продолжал целовать Чимина, поглаживать блестящее от пота тело и шептать слова успокоения, которые всё равно не помогали унять горящую от боли задницу, в которую долбились одновременно два члена. Они кончили в него оба, потом сняли обессиленного, в полусознательном состоянии парня с себя и бережно вымыли его тело. Жаль, что вода так же не смоет воспоминания и весь ужас этой ночи.