Ангел и Демон

18

  Юнги сонно потягивается в постели и, выдав то, что проснулся, сразу оказывается в кольце сильных, разрисованных интересными узорами рук.

— Ты не на работе, — утверждает очевидное Юнги и, повернувшись в его руках, оказывается лицом к лицу.

— Рано ещё, — Чонгук оставляет легкий поцелуй на его лбу и, продолжая поглаживать ладонями спину, спускается вниз. Он разводит руками его ягодицы, сильно, даже больно их мнёт и умиляется от того, как недовольно морщит носик Юнги.

— Так я и знал, что без секса ты никуда не уйдёшь, — притворно возмущается Юнги, а сам сильнее выпячивает попку, сам на его пальцы насаживается.

Всю ночь они просто лежали, Чонгук его не трогал, не беспокоил, но и не ушёл, одного не оставил. Юнги слушал его дыхание, биты его сердца, и это единственное, что связывает его с реальностью, не даёт потонуть в тяжелых мыслях, пропитанных последним предательством когда-то любимого человека.

— Знаешь, как тяжело спать с тобой в одной постели? — Чонгук водит носом по его шее. — Ты же себя со стороны не видишь, а я вижу и хочу.

Чонгук рывком поднимает его на себя и, пока Юнги удобнее располагается на его бёдрах, тянет вниз резинку своих боксеров, и выпускает возбужденную плоть. Юнги сразу обхватывает член пальцами, размазывает смазку, водит по нему, играет, нарочно тянет, испытывает терпение Демона. Юнги знает, что Чонгук особым терпением в сексе не отличается, смотрит ему прямо в глаза и сильнее на головку давит, впускать его в себя не торопится.

— Садись, — приказывает Чонгук и взглядом указывает на свой член.

— А то что? — томно закатывает глаза Юнги, продолжая надрачивать чужой член. — Выебешь? Ты же все равно выебешь, мне терять нечего, — хмыкает и пожимает плечами.

— Мин Юнги, — рычит сгорающий от нетерпения Чонгук и уже приподнимается на локтях, чтобы отшлёпать непослушного мальчишку, как Юнги опускается на его бедра и сам направляет член в себя.

Чонгук в отместку сразу вскидывает бедра и делает пару сильных толчков, не давая Юнги времени привыкнуть и, отомстив за задержку. Юнги опирается ладонями о его грудь, плавно и медленно начинает двигаться на члене. То он зарывается в свои волосы ладонями, двигая только бёдрами, то подаётся вперёд и царапает ноготками его руки и грудь, кусает свои губы, облизывает, плавится на нём, как лёд под тридцатью градусами, и тихо постанывает. Чонгук же любуется картиной, с ума от его повадок, жара, узости сходит.

Чонгуку нравится любить Юнги так — медленно, нежно, растягивая удовольствие. Обычно так они и заканчивают каждую сумасшедшую ночь, но сейчас Юнги сам провоцирует и дразнит, высовывает язык, лижет свои губы, так стонет и двигается, что долго играть и нежничать не получается. Чонгук подаётся вперёд, обхватывает его одной рукой за талию, второй толкает в грудь, заставляя висеть на чонгуковской руке, не касаясь лопатками простыней, и сразу переходит на размашистые и грубые толчки, фактически трахая его на весу. Юнги уже не стонет, а, раздирая горло, кричит, уставившись взглядом в люстру на потолке, как за опору, как за единственную реальность, за которую можно зацепиться, лишь бы не сойти с ума. Но даже она не на его стороне. В комнате всё плывет, а люстра маятником покачивается, тоже над ним смеётся, последнюю опору уничтожает. Каждый толчок Чонгука — Юнги дышать заново учится. Он его дикой страстью заполняет, он же её забирает, пустоту на мгновенье оставляет. Чонгук контролирует не только пульс Юнги, он контролирует всё. Его тело в первую очередь.

Чонгук врывается и врывается, не дает набрать в лёгкие воздуха, в себя прийти — он его сминает, сжирает, раздирает, на бордовых простынях раскладывает и, удерживая бьющегося от накрывшего оргазма парня, сам кончает. Юнги, наконец-то, откинув голову назад, падает на лопатки и, раскинув в сторону руки и ноги, между которыми сидит Чонгук, рвано дыша, продолжает смотреть на уже замершую предательскую люстру.

Чонгук пару секунд смотрит на распятого на бордовых простынях ангела, на поблёскивающую от пота кожу и белесые пятна на животе и думает, что заказал бы эту картину лучшему художнику. И закажет. Только художника потом закопает, ибо никто не должен видеть это совершенство, кроме него.

— Я хочу торт. Целый шоколадный торт, — отлепляет голову от простыни Юнги и для пущей убедительности разводит руки, показывая, какого именно размера торт ему нужен.

— Все, что угодно моей... — Чонгук осекается, не желая произносить так сильно не нравящееся Юнги «куколка». — Моему мальчику. Но сперва душ.

Он соскальзывает с кровати и подхватывает на руки любящего поныть после секса Юнги.

— Я хочу лежать, ты бы сам попробовал двигаться после того, как тебя огромный член таранит ночи напролет, я бы посмотрел на это! — возмущается Юнги.

— Ты вечно ноешь перед душем, а за комплимент спасибо, — не реагирует на слабые попытки избежать душа, вцепившегося руками о косяк двери Юнги Чонгук, и с силой затаскивает его в ванную, захлопнув заветную дверь прямо перед носом.