Kingdom Fall

20.

A Little Wicked...

Крис поднимался на лифте вместе с несколькими другими работниками этого здания.
В пятницу утром всегда так было. Целая толпа озабоченных работников с папками и портфесямы в руках. Все в накрахмаленных костюмах и идеально отглаженных юбках.

Он поправил воротник рубашки и пытался нормировать свое сердцебиение.
Еще буквально тридцать минут назад он лежал в постел и его совсем не волновало, что он может опоздать.
Упирался руками по обе стороны возле плеч жены и оставлял легкие укусы на ее ключице.

Крис ...

Он зглотнув и снова поправил воротник. Какой-то он слишком тесен. Почему он не замечал этого раньше?

Да, вот так ... Еще, пожалуйста, еще ...

В ушах до сих пор было ее мурлыканье и стоны.
Он помнит, как она задыхалась и в агонии металась по смятых простынях, когда его руки играли с ее податливым телом.

Господи, это тело.
Он был готов отдать свою голову на отсечение, лишь бы всегда иметь возможность касаться этой нежной кожи.

Пожалуйста, Крис ... Я...

Почему здесь так жарко?
Почему в этой чертовой кабине так жарко?
Хочется лезть на стену.

Он снова поправил тугой воротник. Какой это уже раз?

Рыжий чертенок в его постели сводил с ума даже на расстояния.

Он знал, что она до сих пор лежит на этих серых простынях.
Лежит на животе, подложив руки под голову. Спина обнаженная, на плече красный засос, знак его любви. А на поясницу падают теплые лучи солнца, которые просвечивается через открытые шторы.
Рыжие волосы разбросаны по подушке, а левая ступня свисает с кровати. Губы красные и еще немного напухшие после длинных поцелуев. Щеки румяные, а в глазах блеск.
А ее черное кружевное белье, которое она надела вчера только для него, валялось на полу. Там, где и его серые классические брюки.

Если бы какой-то художник поймал ее в такой позе, это была бы лучшее и самое дорогое полотно в мире.
Его женщина не сравнялась бы ни с Мона Лизой, ни с Венерой, ни с Девушкой с жемчужной сережкой.
Она бы висела на почетном месте в Лувре.
А миллионы людей со всего мира часами бы рассматривали ее, пытаясь разгадать, что там спрятано под этими серыми простынями
. Сотни искусствоведов дискутировали бы, как она пахнет, которая на ощупь ее кожа или как звучит ее смех.
Миллионы людей восхищались бы ее красотой. Но только ему одному было бы известно, как выгибается ее спина, когда он облизывает ее грудь, как она хватается за простыни и в агонии повторяет его имя.
Только его.