Театр

Глава 4. Театр Иоши Соры

Масано

У нас в Театре принято говорить на прощание – «надеюсь, мы больше не встретимся». Это значит, что мы желаем друг другу начать новую жизнь и никогда сюда не возвращаться. Не знаю, кто это придумал и почему оно стало традицией, но точно знаю, что Иоши Сора был первым, кто её нарушил. Тогда, у ворот, он сказал: «обязательно встретимся», и сейчас я думаю, что он либо сглазил меня, либо, чем чёрт не шутит, заглянул в будущее.

Так или иначе, проходит всего пять дней, а я снова вхожу в распахнутые двери вестибюля, и несостоявшаяся новая жизнь машет мне вслед белой ручкой моей госпожи. Демонстративно с ней не прощаюсь: пусть знает, как сильно я устал от её обещаний, страхов и опасений. Она выкупает меня шестой раз, и шестой раз возвращает, разыграв очередную жалкую сцену из серии «ты не оправдал моих ожиданий, Масано, лапушка, думаю, тебе нужно время научиться большему».

Тебе тоже нужно научиться большему. Например, перестать трястись за свою репутацию и бояться осуждения общества. Никто из твоих так называемых «друзей» не имеет права диктовать тебе, кого приводить в твой дом, с кем делить постель и свободное время. А если в вашем мире нет права выбора даже на это, то на кой он мне сдался? Благо, у нас каждый волен решать за себя.

Даже если бы мои умения на самом деле имели значение, едва ли в Театре теперь найдутся учителя. Вся его внутренность заполнена неоперившимися птенцами, совсем ещё детьми, незнающими азбуки. Из старого состава вернулись трое: мой очкастый приятель – любитель тоскливых мюзиклов, среброволосая Крис, последняя из классических балерин, и едва знакомая девушка с коллекцией скрипок. Эти люди живут здесь последние пять лет и встречают меня так радостно, как будто я уже пообещал взять на себя все тяготы обучения молодёжи. Но я ничего не обещаю. Мои десять против их пяти, конечно, звучат многообещающе, но я действительно плохой актёр, так что вряд ли вообще могу чему-то научить.

Помимо нового поколения неумёх есть и другие беды: Маэстро говорит, что наши деньги на исходе, и если мы не сделаем с этим что-нибудь в ближайшие два месяца, то зимой пойдём по миру. Старший фельдшер, опытный златорукий хирург, бросает нас в самый тяжёлый момент. Его преемница ожидаемо не в восторге от повышения, и вымещает свою злость на ни в чём не повинном молодняке, как будто они и так недостаточно запуганы и зажаты.