Друзья по переписке

3

Несмотря на то, что Гермиона Грейнджер славилась своими магическими способностями и грозным арсеналом имеющихся наготове заклинаний (порой и не очень добрых), все же ей нравилось иногда делать что-то, не прибегая к услугам волшебства, а по-магловски. Она и сама не могла понять почему, но, выполняя повседневную и утомительную работу без использования магии, ей удавалось почувствовать себя немножко… другой. Прежней. Удавалось словно бы оказаться ближе к маме с папой, к тому прошлому, когда она была еще обычной девчушкой, дочерью успешных стоматологов, а не… грязнокровной героиней магической войны. «И вообще… Человек не должен забывать о своих истоках. И моя жизнь среди волшебников не означает, что я должна игнорировать то, чему научил меня когда-то мир маглов». Именно поэтому одним прекрасным субботним днем самого конца мая Гермиона и занялась генеральной уборкой своего магазинчика безо всяких чудес. Она уже прибралась в небольшой подсобке, служившей складом. Отсортировала и расставила по местам новые поступления, протерла столики, за которыми посетители наслаждались чаем, и заменила чайные сервизы на новенькие. Вымыла два окна, выходящих на улицу, а диваны и коврик в миниатюрной гостиной магазина вычистила пылесосом (правда, для этого все же пришлось использовать магию, поскольку электроприборы в волшебном мире работать отказывались категорически). Закончив со всем этим, напоследок Гермиона решила вымыть пол и с энтузиазмом взялась за швабру. Губы ее нет-нет растягивались в еле заметной улыбке. Настроение было чудесным, ведь мысли то и дело возвращались к их дружбе с Леголасом, расцветающей все больше и больше. Они продолжали писать друг другу уже около полутора месяцев, и каждое новое письмо становилось все более подробным и откровенным. «Кажется, мы и впрямь очень сблизились за это время…» — улыбка Гермионы стала еще шире. Читать письма Леголаса ей было всегда не только интересно, но и радостно. Никто лучше него не мог заставить ее рассмеяться, не мог удивить чем-то новым и увлекательным. Леголас оказался не только на редкость умным и приятным собеседником, он был еще и очень тактичен, очень внимателен. Его комплименты звучали естественно, ненавязчиво и без малейшего намека на лесть. Удивляясь, как совершенно незнакомый человек смог за столь короткое время стать ей таким прекрасным другом, Гермиона неожиданно для себя настолько очаровалась им, что даже порой жалела о том, насколько поздно обратилась в службу «Мир магии. Дружба по переписке». Все чаще и чаще она задавалась вопросом, как же выглядит Леголас. И хотя изо всех сил пыталась игнорировать эту мысль, но чем больше общалась с ним, тем больше загадочный незнакомец будоражил ее воображение. «Интересно, сколько ему лет? И какого цвета у него волосы и глаза? И комплекция. Этот Леголас легкий и стройный (и впрямь как эльфы у Толкина) или приземистый коренастый крепыш? А может быть, у него вообще самая обычная фигура? Да и какая, по большому счету, разница, разве это важно? Ведь самое главное, что он действительно кажется мне замечательным…» Она словно убеждала саму себя в том, что внешность Леголаса не имеет никакого значения. В конце концов, их связывали не романтические отношения, а всего лишь дружба, к тому же очень недавняя для того, чтобы можно было увлечься им всерьез. Свой интерес к его облику Гермиона объясняла скорее природным любопытством, свойственным ей с самого детства. «Да и не нужны мне романтические отношения ни с кем. Во всяком случае, сейчас. Хотя, я не могу исключить возможность их возникновения. Он… нравится мне. Очень нравится. И вполне может случиться так, что дальше мои чувства перерастут в нечто большее…» — Гермиона тряхнула головой, отгоняя от себя эти мысли, и заработала шваброй еще энергичней. Она снова и снова начала убеждать себя в том, что к романтике в своей жизни совершенно не готова, не нуждается в ней и уж точно не рассчитывает на ее появление, заплатив пять галлеонов компании-посреднику. «Тьфу ты! Я же не за мальчика по вызову заплатила! Эм-м… может, об этом тоже стоит подумать? Идея неплоха… У меня уже так давно не было отличного вкусного тра…» Додумать она не успела из-за раздавшегося перезвона «Музыки ветра» и замерла от неожиданно нахлынувшего ужаса. «Но… это же не может быть он, правда? Это наверняка не он, а просто какой-то покупатель. Я… не готова столкнуться с ним вот так вот… лицом к лицу. Ой, мамочки! А может, и вообще не буду готова никогда, и Леголас останется для меня чем-то безумно прекрасным, но так ни разу и не увиденным». Тут Гермиона вспомнила, что позабыла запереть дверь, попутно перевернув табличку на надпись «Закрыто», и мысленно чертыхнулась. Стоя ко входу спиной, она не видела вошедшего, но было понятно, что клиента нужно встретить. Покраснев от неловкости, владелица магазинчика развернулась, чтобы увидеть стоящего у двери… Люциуса Малфоя. «Да твою ж мать! Ну что за наказание?» Сейчас, глянув на его изысканную дорогую одежду, она вдруг ясно осознала нелепость собственного одеяния. И было отчего! Ведь стояла перед ним, во-первых, в прикрывающем голову красном, узорчатом и пестром платке. Во-вторых, в застиранной (бывшей когда-то давно ярко-пурпурного цвета) майке с закатанными рукавами, подаренной Симусом и украшенной пошлой надписью, что нужно сделать с кишечником перед тем, как сесть обедать. И, в-третьих, в поношенных джинсовых шортах, обрезанных так высоко, что ноги в них казались практически голыми. А Люциус Малфой стоял и смотрел на нее в ответ, даже не удосужившись скрыть, что молчаливо оценивает этот одиозный наряд, больше подходящий для какой-то живущей под мостом оборванки. «О, Мерлин… Интересно, где-нибудь поблизости есть мышиная норка? Если да, то я согласна втиснуться в нее. Да что там втиснуться! Я даже жить в ней готова остаться…» На худой конец, ужасно хотелось скрестить на груди руки, чтоб хотя бы прикрыть от Малфоя веселую пошлятину, красующуюся на майке. — Добрый день, мисс Грейнджер, — наконец произнес Люциус. — Сегодня вы выглядите как-то очень… по-домашнему… Наверное, я зашел не вовремя? «Конечно! Впрочем, как и всегда. А теперь убирайтесь, пожалуйста, к черту и желательно заблудитесь где-нибудь по пути, пока я не испачкала своей грязной тряпкой ваши дорогие начищенные ботинки», — мелькнуло в голове у Гермионы. Но вслух почему-то пролепеталось нечто совсем другое: — Э-э-эм… Да нет… Просто… я-я тут уборку затеяла. Понимаете, к весне, — она изо всех сил пыталась непринужденно улыбнуться, но получалось из рук вон плохо. — Я вс… сегда делаю генеральную уборку… весной. «О, великолепно, Гермиона! Просто замечательно. Вот ты уже и заикаться начала!» — Что ж… — Малфой направился к выходу. — Тогда мне стоит перенести свой визит на другой день. Не хочу вам мешать. — Нет-нет… Вы мне совершенно не мешаете! «Сумасшедшая! Ты чего городишь?» — Все в порядке, мистер Малфой! Я… уже заканчиваю. «Сейчас же прекрати это безумие, идиотка!» — Во всяком случае, уже почти закончила... Снова развернувшись к ней, Люциус протянул: — Ну… Если вы уверены… — Абсолютно! — от волнения голос ее звучал выше обычного. — Мне осталось совсем чуть-чуть. Я сейчас закончу и… смогу удовлетворить любую вашу потребность. «А-а-а… Что?! Это чего ж я только что сказала?» Но Малфой уже приблизился, причем взгляд его лукаво сверкнул, а губы тронула тщательно скрываемая ухмылка. — Вы обещаете удовлетворить любую мою потребность? Однако… Как это заманчиво. Тем более что у меня их немало, мисс Грейнджер. Я уже могу приступить к подготовке списка? «О, Боже... Неужели Люциус Малфой… флиртует со мной? Нет! Это… это невозможно!» Пытаясь казаться безразличной и унять тяжело колотящееся сердце, она смогла парировать: — Не верю, мистер Малфой. Как же у такого богатого, как вы, человека может быть много потребностей? — Но ведь не все можно купить за деньги… — Не все. Но, как показывает жизнь, очень и очень многое… И многих. Ее собеседник приподнял бровь. — Хм… Несколько циничное заявление, чтобы звучать из ваших уст. И все же, мисс Грейнджер, пожалуй, я с вами не соглашусь. Немного приободрившись, Гермиона заметила: — Что ж… Я, честно сказать, удивлена, как наивно звучит ваша точка зрения, мистер Малфой. Особенно из ваших уст. Ничего не отвечая, Люциус какое-то время просто пристально смотрел на нее, а потом шагнул ближе. Гермиона ужаснулась, что он почувствует запах чистящих средств, и попыталась отступить назад. Чем тут же воспользовалась уродливая сторона ее неуклюжей натуры. Дело в том, что на пол (там, где стояла швабра с тряпкой) натекла лужица воды, в которую и угодила босая ступня торопящейся Гермионы. Поскользнувшись на влажной древесине, она еще успела устыдиться того, что Малфой увидит голые пальцы, всегда казавшиеся Гермионе страшненькими и кривыми, и уже собралась привычно грохнуться наземь, когда почувствовала, как тот хватает ее за плечи и помогает удержаться на ногах. На какое-то мгновение лицо прижалось к мужской груди, облаченной в мягкую шелковистую мантию. Гермиона глубоко вдохнула и тут же поняла, что совершила ошибку: казалось, легкие заполнил чарующий аромат, составные части которого она пыталась угадать еще в прошлый раз. Что-то цитрусовое и какая-то резкая нотка. Вот и сейчас этот запах снова обволакивал ее. Острый, приятный аромат лимона… «Немного перебиваемый… розмарином? Да, это розмарин. Лимон и розмарин. Точно!» Она снова глубоко вдохнула в себя воздух. И изумленно замерла, не сумев выдохнуть, когда поняла, что ладони Люциуса Малфоя медленно и бесконечно долго скользят по ее собственным обнаженным рукам. И только потом отпускают их. С совершено нечитаемым выражением лица Люциус отшагнул назад. У задыхающейся Гермионы возникло ощущение, что где-то глубоко внутри раздается грохот играющих барабанов. Но нет… Это было совсем другое. «Господи, да что вообще происходит? Что, черт возьми, со мной происходит, когда этот человек рядом? А если он… почувствует мое состояние? Если услышит, как бешено и громко бьется мое сердце?» — Я… то есть, вы… — начала было Гермиона, но Люциус прервал ее. — Вы совершенно правы, мисс Грейнджер. К сожалению, у всего в этой жизни есть определенная стоимость, но, к счастью, в ней существуют и вещи, ценность которых превышает все богатства мира, — он отвернулся. — Пожалуй, я оставлю вас. Не буду больше мешать. Желаю скорее закончить уборку и отлично отдохнуть во второй половине дня. С этими словами Люциус Малфой вышел из книжного магазина. * * * Здравствуйте, Леголас! Вы уже слышали о новом указе Министерства магии, упраздняющем порабощение эльфов? О, я уверена, что слышали. Ну, ведь вы же и сами почти что эльф… Шутка! Итак, что вы будете делать с новообретенной свободой? Могу научить вас вязать уродливые шапочки — быть может, у вас они получатся лучше… Так, баста! Даю слово, что больше не буду дразнить вас по поводу псевдонима. Разве что в ответ на ваши поддразнивания. Хотя, должна сказать, что жизнь научила меня не обращать внимания не только на такие мелочи, но и на откровенные оскорбления, пережить которые мне довелось не так уж мало. Особенно во время учебы в Хогвартсе. Там у меня был сокурсник, который оскорблял намеренно и постоянно. Казалось, он даже считал это своей почетной обязанностью и недурно преуспевал в ее выполнении. Все, что касалось меня — моей успеваемости, моей внешности или проявлений характера — подвергалось жестоким и ядовитым насмешкам. Я плакала из-за него практически каждую неделю. И как ни парадоксально, но был момент, когда мне показалось, что… нравлюсь ему. А он нравится мне. Такой вот: колкий, злой, насмешливый. Правда, я заставила себя не думать об этом, и у меня получилось. На самом деле, та симпатия не имела никакого смысла: в наших жизнях существовало множество сложных и очень важных факторов, из-за которых мы никогда бы не смогли быть вместе. Сейчас я иногда вижу его. Время от времени он даже заходит туда, где я работаю. И теперь мы наконец нормально общаемся. Коротко, но довольно любезно. Поверьте, это огромный прорыв вперед, если учесть, какими жестокими врагами мы были с ним в нашем горьком и непростом детстве. А еще иногда я вижу его отца. Ха! Вот уж для кого я всегда была (да думаю, и есть) воплощением всего, что он ненавидит и откровенно презирает. Надо отдать должное: и он для меня всю жизнь являлся приблизительно тем же. Сколько его помню, он всегда был… не очень приятным человеком. И, пожалуй, таким и остался. Наверное. Хотя… ох, теперь я не знаю... Но зато знаю, что вы, Леголас, совсем другой! И не похожи на них ни капли. Я не собиралась жаловаться вам и рассказала все лишь для того, чтобы предупредить о том, что у меня достаточно толстая кожа. Поэтому… если вдруг у вас появится намерение подразнить меня, мистер Эльф, можете не стесняться! Да! Как, кстати, продвигаются опыты с тем зельем? Уже придумали какое-нибудь революционное решение, которое сделает вас богатым и знаменитым? Вот бы было здорово, правда? Афина. * * * Приветствую вас, милая Афина. Сказать по правде, у меня создалось впечатление, что по поводу эльфов вас преследуют определенные фантазии. Не знал никого, кто так заботился бы о «нашем» благополучии. Но если говорить не о домовиках, а об эльфах профессора Толкина, то, кстати, я читал об эльфо-человеческих союзах, хотя… никогда не верил в них. И меня можно понять: они основаны на безграничной истиной любви, которой я, если уж быть совсем откровенным, тоже никогда не знал… Может быть, пришло время наконец-то познать ее? Ха! Это тоже была шутка. Не обращайте внимания. Знаете, меня преследует какое-то необъяснимое чувство, что я должен извиниться за поведение того мальчика. Не могу понять почему, но мне стыдно за него. Полагаю, отчасти я вижу в нём самого себя. Причём в детстве уж точно. Но мне ужасно приятно, что вы сумели повзрослеть и стать уверенной, мудрой и умеющей прощать женщиной, несмотря на все его попытки унизить вас и растоптать вашу уверенность в себе. Я тоже считаю, что, скорее всего, юнец был очарован вами: ведь, читая ваши письма, я и сам понимаю, какая огромная внутренняя красота таится в вашей душе. И ни минуты не сомневаюсь, что она проявляется и внешне, заставляя людей поддаваться вашему обаянию. Возможно, он оказался напуган этой красотой и самой мыслью, что вам никогда не быть вместе. Напуган столь сильно, что единственным способом борьбы с собственными чувствами счел лишь одно — стать вашим врагом. В таком случае, он должен был сознательно делать все, чтобы отдалиться от вас. Что ж… ваша готовность общаться с ним сейчас, пусть холодно и лишь приятельски, заставляет меня снять перед вами шляпу. Что касается его отца… тут я несколько удивлен. Вы написали, что просто не любили мальчика, но при этом уточнили, что ненавидели его отца. Никогда не думал, что вы вообще обладаете способностью ненавидеть. Неужели это так? Или же вы несколько преувеличили? Ведь, в конце концов, отца вашего сокурсника вы практически не знали. Да и он вас — тоже. Быть может, этот человек никогда и не испытывал к вам ненависти, и вы могли ошибаться? К сожалению, я не совершил никакого прорыва в зельеварении, достойного даже самого скромного упоминания в «Ежедневном Пророке», не говоря уже о каком-нибудь известном и серьезном издании. Хотя, моего дорогого друга удостоили этой чести, когда он еще учился в Хогвартсе. Умнейший и талантливейший был человек. Я до сих пор скорблю о его смерти, годовщина которой как раз приближается. Но… не хочу утомлять вас своими проблемами и печалями. Поэтому давайте поговорим о чем-нибудь более веселом — какое время года вам мило больше всего, дорогая Афина? Полагаю, это — весна? Леголас. * * * Во вторник около полудня, когда Гермиона вернулась от стола, за которым расположился клиент с новенькой книгой, чашкой чая и имбирным печеньем, то обнаружила, что у стойки с кассой стоит Драко Малфой. — Привет, Грейнджер, — негромко поприветствовал он Гермиону. — Привет, Малфой, — ответила она вежливо. — Как дела? — Хорошо, а у тебя? — Тоже неплохо. Оба молчали, не зная, о чем говорить дальше. Но потом Гермиона продолжила: — Тебе что-то нужно? Какую-то книгу? — Да, — кивнул Драко. — Хотел спросить, нет ли у тебя… экземпляра «Заклинаний Квелла?» — Есть. Пойдем, покажу, где стоит… — и она повела его к книжным полкам. Спустя несколько минут Драко вернулся к стойке, чтобы оплатить покупку. Не найдя у себя в карманах кошелька, он начал копаться во множестве пакетов, которые принес с собой. И пока не мог заметить ее пристального внимания, Гермиона рискнула бросить на него испытующий взгляд. «А он стал выше, — мелькнуло у нее. — И даже немного крупней». Нет, конечно, Драко Малфой по-прежнему был худощавым и бледным, по-прежнему оставался остролицым блондином, но что-то в нем все-таки изменилось. Он словно стал… мягче. Стал менее напряженным. Раньше весь он напоминал острую заточенную шпагу, а теперь… Теперь Гермионе вдруг подумалось, что острота этого клинка несколько притупилась. Она вспомнила свое последнее письмо Леголасу и его ответ, пришедший вчера. «Неужели Леголас прав? Неужели Драко был тайно влюблен во время учебы, но ему пришлось высмеивать меня, чтобы скрыть это, чтобы заглушить собственное влечение? Может быть… Хотя, сомнительно, что те подлости, которые он творил в Хогвартсе, были всего лишь игрой...» Во всяком случае, теперь это уже не имело никакого значения. Потому что, даже несмотря на ее прощение, несмотря на их сегодняшние цивилизованные отношения, несмотря на то, что Драко по-прежнему был в ее глазах очень привлекательным парнем, она больше… не думала о нем, когда засыпала. Она перестала о нем мечтать. Давно. И, пожалуй, навсегда. Отыскав наконец свой кошелек, Драко поднял голову и, поймав ее взгляд, слегка улыбнулся. Гермиона невольно ответила на эту улыбку, а затем в приливе великодушия даже продолжила беседу: — Тебе понадобились «Заклинания Квелла»? Слышала, их включили в школьную программу. Решил еще раз пройти последний год обучения в Хогвартсе? И удивилась, когда щеки Малфоя слегка покраснели. — Ну… можно сказать и так. МакГонагалл приняла меня как нового преподавателя по защите от темных искусств, — с редкой для самого себя скромностью пояснил он. — Так что… в сентябре приступаю. Глаза удивленной Гермионы расширились, и она снова улыбнулась. — Ого… Драко, это же прекрасная новость, поздравляю! Я очень рада за тебя. — Спасибо… Гермиона. Искренняя улыбка, растянувшая губы, вдруг так преобразила его лицо, что на долю секунды Гермиона окунулась в прошлое: в то время, когда, засыпая, еще думала о Драко Малфое. — Да я и сам рад. Знаешь, с таким нетерпением жду первого сентября… Они снова улыбнулись друг другу, и тут раздался звон «Музыки ветра». Драко и Гермиона обернулись. У двери стоял Люциус Малфой и внимательно смотрел на улыбки, теперь уже медленно сползающие с их лиц. — Добрый день, мисс Грейнджер. Привет, Драко. — Здравствуй, отец. — Добрый день, мистер Малфой. В магазине повисло необъяснимое напряженное молчание. Затем, будто вспомнив о чем-то очень срочном и важном, Драко заторопился, вручил Гермионе деньги (переплатив при этом десять галлеонов), пробормотал что-то на прощание и быстро вышел из магазина. А в мыслях Гермионы вдруг так же стремительно мелькнули воспоминания о последней встрече с Люциусом: запах лимона и розмарина, прикосновение больших теплых рук к ее коже, легкое почти незаметное поглаживание… «Боже… Я должна сказать ему, что… мне не нравится, когда он дотрагивается до меня. Сказать, чтоб больше он никогда не смел этого делать! Ох… А не кажется, что врешь самой себе? Разве его прикосновение не оказалось приятным?» Дрожащими руками она сложила оставленные Драко монеты в кассу и подняла голову, чтоб посмотреть на его отца. — Мистер Малфой… Но увидела лишь его спину. Не произнеся больше ни слова, Люциус Малфой направлялся к книжным полкам.