Коломбина для Рыжего

Глава 12

- Не сейчас, я занят. - Он даже не смотрит на меня. – После как-нибудь поговорим. – У стены стоит еще одно кресло, и Бампер рукой указывает на него. – Сядь, Коломбина. Дай мне пять минут, и я отвезу тебя домой.
Он злится на меня, имеет полное право. Мишка никто для него, впрочем, так же, как я. Если он хочет услышать подробности, я расскажу, только вряд ли они что-то добавят к сказанному.

– Когда Мишке было двенадцать, и мы гоняли с ним по улицам на велосипедах, как сумасшедшие, он умудрился однажды врезаться в забор и сломать себе руку, набив на лбу здоровенную шишку и потеряв сознание. Бывает, не спорю, но в шестнадцать он разбил машину своего отца, видавший виды «Опель», слетев с друзьями в кювет и только чудом никого не убив, отделавшись сотрясением мозга, сломанной ключицей и обещанием все самостоятельно восстановить. В семнадцать был мотоцикл его деда, – старенький, надежный «Восход». Он взял его без спроса в родительском гараже, чтобы прокатиться к речному карьеру и пофорсить перед девчонками. Мне было пятнадцать, я была с ним, и этот мотоцикл мы разбили вместе. Для Мишки эта поездка закончилась новыми переломами – ног и ребра, и месячным пребыванием в больнице в гипсовом бандаже, а для меня – распоротой ягодицей и памятным шрамом на заднице. Вот почему я так не хочу, чтобы он участвовал в этой гонке. Понимаешь? Нет ничего глупее, чем раз за разом испытывать судьбу! Я пыталась сегодня сказать ему, пусть не очень удачно, – не было времени подбирать слова, но он меня не услышал. И я пришла к тебе. Это все! Больше нет никаких секретов!

Вот теперь Рыжий смотрит на меня внимательно, закрыв крышку ноутбука, выключив принтер, с новым, странным блеском в глазах.

– Ты пережила аварию?

Невероятно, но, кажется, он тоже меня не услышал. Причем тут я? Я удивленно наблюдаю, как парень поднимается с кресла, отодвигая его в сторону.

– Я же сказала, со мной все обошлось, в отличие от Мишки. Но в рваной ягодице тоже мало приятного, знаешь ли, – объясняю, глядя, как он подходит. – Особенно, когда тебе пятнадцать, за окном гудит лето, а ты целый месяц спишь кверху попой, кусая подушку, потому что сначала мешает дренаж, а потом швы болят так, что… что… Что ты делаешь?

Мои последние слова больше похожи на лепет, потому что Рыжий вдруг оказывается прямо передо мной. Так близко, что я могу слышать его рваное дыхание и чувствовать тепло широкой груди, оттеснившей меня к столу.