Эффект Пустоты

Шей

                Киллин, Шотландия
         До начала отсчета 27 часов

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я осталась? – спрашивает мама, в нерешительности маяча двери.
– Я тебе в 99-й раз говорю : иди. Со мной все будет в порядке.
- Ты позвонишь, если...
– Если что? Если он убийца с топором? Не уверена, что это сработает, когда я скажу: простите, не могли бы вы отложить свой топор, пока я позвоню матери? – Она сердито смотрит на меня. – Все будет хорошо. У тебя есть его имя и номер, правильно? Иди.
Наклонившись, она целует меня в макушку. И выходит из дома.
Какая-то часть меня хочет попросить её вернуться, но я справлюсь с этим порывом. 16 – почти 17 – это слишком много, чтобы прятатся за спину матери. И почему я так нервничаю?
Вздохнув, бросаюсь на тахту и обнимаю Ремси, моего огромного плюшевого белого медведя.
– Будь честной хотя бы с собой, Шэй. – Произношу эти слова громко, и в пустом доме они звучат так гулко, что я подпрыгиваю. Мне не дает покоя мысль, что когда он услышит весь рассказ и узнает про всё, что я видела, про всё, что не сделала, то может решить, что я виновата, что я могла уберечь его сестру от того, что с ней случилось потом.
Внутренний голос негромко, но постоянно твердит мне об этом. Мимолетная встреча с незнакомым человеком год назад не должна бы застрять в памяти, и нет никаких причин придавать ей особое значение, помнить о ней. А помню я ее так ясно по одной простой причине: я чувствовала что-то неладное. И ничего не сделала.
Медленно тикают часы. Наконец издалека доносится урчание мотора; я поднимаюсь и откидываю шторы на окне,  чтобы взглянуть. Солнце вот-вот сядет за  гору, и тут из-за поворота появляется мотоцикл. На секунду огромный байк и мотоциклист, одетый в чёрное, оказывается на фоне заходящего солнца. Потом все скрывает тьма.
Распахиваю входную дверь, он как раз снимает шлем. Проводит пальцем по волосам, убирая их с глаз.
– Шэй? – спрашивает он. – Я – Кай. – Снимает перчатки и протягивает руку. Берет мою ладонь и пожимает. Его взгляд прикован ко мне – пристальный, ждущий, требующий чего-то, и я не могу отвести глаз. У него карие, отливающие зеленью, золотистый дужкой вокруг зрачков глаза.
Моргаю и отнимаю руку.
- Заходи, - говорю ему, отступая внутрь. Он идёт следом. - Хочешь чашку чая или...
- Нет. Нет, Шэй. Расскажи мне, что видела. Пожалуйста. – В голосе напряжение и боль. Его сестра, его младшая сестра пропала почти год назад. Каково это чувствовать? Я обязана в точности рассказать ему всё, что случилось, никак себя не выгораживая.
- Конечно. Мне очень жаль.
Он идёт за мной; показываю ему на стул, сама опускаюсь на тахту. Кай останавливается, расстегивает и снимает байкерскую куртку. Высокий, широкоплечий. В выгоревших на солнце светлых волосах видны каштановые пряди. На год или два старше меня, он, как говорит моя подруга Илона, убийственно красив. Кай садится и молча спокойно смотрит на меня. Ждёт, когда я заговорю.
– Итак. Я каталась на велосипеде по лесу, и там есть место, где я всегда останавливаюсь. Был уже конец дня. Знаю, что происходило это 29 июня, потому что на следующий день мы уехали на всё лето. Иначе, я уверена, услышала бы о её пропаже.
Он кивает, пристально глядя на меня.
– Я заметила, как кто-то поднимается по тропинке снизу. Присмотрелась, увидела, что эта девочка. Но они были джинсы и красная толстовка. Там крутой подъем, и до города довольно далеко, и я почти никогда никого не встречала. Поэтому я смотрела как она приближается, и гадала, кто это.
Кай лезет в карман и достает фотографию.
Кай лезет в карман и достает фотографию.
-И ты думаешь, что это была моя сестра, наша Келиста? -Он протягивает снимок мне.
Беру его и вижу, что это другой снимок, не с листовки, но сомнений нет: те же длинные тёмные волосы, теже голубые глаза, слегка удивлённый взгляд. Киваю.
– Это она. Я уверена.
– Даже спустя столько времени?
– Да. – Я замолкаю, не желая вдаваться в подробности, и в тоже время чувствую потребность выложить всё. – Я умею такое. Если на чем-то акцентирую внимание. У меня фотографическая память. Запоминаю всё.
– Хорошо, продолжай. Что дальше?
И я рассказываю ему остальное. Как она ответила «нет» на мой вопрос, не заблудилась ли она, как я пошла за ней. Как на дороге остановилась машина из неё вышел мужчина, как она села в автомобиль.
- Опиши его.
- Он выглядел обычно. Прости, я понимаю, что это не поможет. Короткие волосы, слегка лысоватый. Среднего роста. Лет сорока с небольшим. Если подумаю, то, может, вспомню ещё какие-то детали.
Кай нахмурился. Покачивает головой.
– Мне очень жаль. Я так корю себя, что не заставила её со мной поговорить, не вызвала полицию и ничего не сделала. Ничего.
Он поднимает взгляд, смотрит мне в лицо, его черты смягчаются. Снова качает головой.
– Чтобы не случилось с моей сестрой, в этом нет твоей вины. Я просто подумал... Ладно. – Кай снова сует свою руку в карман и достает другое фото. – Думаю, ты могла бы видеть этого человека. – Его взгляд говорит больше слов: Кац его ненавидит.
Беру снимок. На нём пожилой мужчина с довольно длинными серебристо- седыми густыми волосами. Пронзительный взгляд голубых глаз, как у кинозвезды; его внешность или ещё что-то (хотя это просто фотография) кажется мне смутно знакомой, словно я видела его в каком-то фильме, а потом забыла. Но это не тот человек, которого я видела с Келистой.
– Это не он. Этот совсем не похож.
– Ты уверена? В самом деле уверена?
Понимаю, что Кай хочет убедиться, и смотрю снова; действительно внимательно смотрю. Это странно, но совершенно определённо: что-то в этом лице пробуждает во мне некие глубинные воспоминания. Но не то, какой он здесь. Может, эти седые волосы здесь лишние? Морщу лоб, старательно роюсь в памяти, потом качаю головой. Это не то, о чем хочется знать Каю.
- Кто он?
- Был моим приемным отцом. Мать развелась с ним несколько лет назад.
- И ты думаешь, что он похитил твою сестру?
– Он сделал бы все что угодно, чтобы причинить боль маме. Ты съездишь со мной в полицию рассказать, что видела?
– Конечно.
– Можешь показать место, где вы встретились?
Я киваю:
– Да. Только это нужно делать днём.
- Завтра я снова приеду.
Прилив энергии, приведшей его сюда и распространившийся на меня тоже, начинает меркнуть в его глазах. Кае выглядит подавленным и усталым.
– Откуда ты сейчас приехал?
- Из Ньюкасла.
– Ты разговариваешь никак джорди (британский диалект).
Она отвечает полуулыбкой.
– Нет. Мы живём там всего лет пять; до этого жили во многих других местах. А изначально – в Германии. Ты тоже говоришь никак шотландка...
Качаю головой.
– Я не шотландка. Моя мама здесь родилась, но из Лондона мы переехали чуть больше года назад. Её тётя Эдди умерла и оставила ей этот дом, поэтому у меня притащили в эту глушь и... – Я резко замолкаю, поняв, что начинаю болтать. Заткнись, Шей. Ему дела нет до твоих жалких семейных драм.
– Я лучше поеду. – Кай выпрямляется и тянет руку к своей байкерской куртке.
Я в нерешительности. Знаю, что сделала бы мама, будь она здесь.
– Ньюкасл слишком далеко, чтобы уезжать вечером и возвращаться утром. Тахта свободна, если тебя устроит.
– И компании имеется? – говорит он, и меня бросает в жар. Он переводит взгляд с меня на Рэмси и обратно, улыбается. Его глаза смеются, словно он догадался, о чем я думала. Кай дает понять: абсолютно нелепо считать, что он способен причинить мне вред.
– Ну тебе придётся договориться с Ремси. Может, он предпочитает спать в одиночку в кресле.
– А тебе не нужно посоветоваться с родителями?
– Здесь только я и мама. Она работает в пабе и вернётся через несколько часов. Кроме того, она одобрит моё решение.
Его улыбка гаснет, словно не привыкла задерживаться надолго.
– Как и моя. Лучше я позвоню матери и передам ей, что ты рассказала.
Кай выходит из дома. Слышу, как он разговаривает на чужом языке – Кай говорил, что они из Германии – должно быть, на немецком. Слова не имеют для меня значения, но голос его звучит, как музыка. Когда он говорит по-английски, то тщательно произносит слова, и речь получается правильной, почти как по учебнику. Никаких следов ньюкаслского или какого-то другого выговора.
Набираю сообщение маме: « Он здесь и пока не убил меня. Можно ему переночевать на тахте? Хочет, чтобы завтра я показал ему место, где видела его сестру, и рассказала полиции».
Мама отвечает очень быстро, через несколько секунд, и я понимаю, что она не выпускала телефона из рук, дожидаясь весточки от меня: «конечно. Приготовь ему какой-нибудь ужин. Ты в порядке? Он милый?»
Его голос всё ещё звучит музыка во тьме, но теперь она печальная, как во время сцены в опере, где все плохо. Милый ли он? Не в том смысле, в каком бывают милыми щенки. Есть что-то глубоко тревожное в его пристальном взгляде; чувствуется, что у него слишком много демонов внутри.
  Кай снова заходит в дом, неловко медлит у двери. Гнев сменился грустью, такой глубокой, какой я в жизни своей не испытывала. Так хочется сказать ему что-нибудь, способное развеять тоску.
Я набираю на телефоне : «Да».