Они засыпают вместе, и вместе же просыпаются; поперёк кровати ложатся полосы яркого, больше не серого света. Чонгук, открыв глаза, натыкается взглядом на Юнги; тот ещё спит, мирно посапывая во сне. Чонгук оглядывается. Такое ощущение, что раньше мир был чёрно-белым, и только теперь приобрёл краски; внутри Чонгука что-то ёкает, сердце, прыгая от радости, стучится в рёбра, напоминая о том, что происходит прямо сейчас. Юнги ворочается, смешно морщится и вдруг просыпается. Пересечение взглядов, глаза в глаза, искренняя улыбка Юнги — всё это кажется Чонгуку фантомным, нереальным, ужасно напоминающим галлюцинацию. «Это реальность», — убеждает себя Чонгук и улыбается в ответ.
Юнги же ничего не понимает. Он знает одно: Чонгуку можно доверять. С ним не будет, как с Чимином. И поэтому улыбается ещё радостней, ещё с большим облегчением: он почти физически чувствует, как тело становится легче, будто с него спадает какой-то груз. Юнги чувствует: это начало. Чего — он пока не знает: может, новой жизни, может, просто череды хороших дней. Но чувствует, как, доверяясь этому альфе, он заново рождается в себе самом, как внутри из плотного прочного кокона выглядывает настоящий Юнги — пускай пока краем глаза, пускай нерешительно, но, раз кокон уже сломан, то дело, по сути, сделано. И улыбка Юнги, достигая пика искренности, обнажает дёсны.
Чонгук понимает Юнги. Он видит то, что сейчас происходит у него внутри: возвращается совсем недавно утраченная вера в лучшее, возвращается тот Юнги, которого он был счастлив видеть два года подряд рядом с Чимином. На мысли о Чимине поток рассуждений рушится и перестраивается, переходит в другое русло. Чонгук думает о том, как обстоят дела у Чимина — едва ли лучше, чем у него самого, потому что лучше уже некуда. Чонгук ловит себя на странной, непривычной, как будто инородной мысли о том, что он желает Чимину счастья. Удивительное дело, вдруг осознаёт Чонгук: никаких пропущенных от Тэхёна. Нет даже сообщений. Внутренне Чонгук ухмыляется — видимо, всё у них хорошо. И за Чимина он почему-то радуется даже больше, чем за омегу, с которым встречался больше полутора лет. Уже в прошедшем времени, потому что прямо сегодня он расстанется с Тэхёном, если это вообще придётся делать — если Тэхён не поймёт всё сам и всё-таки даст о себе знать.
Но сейчас Чонгук не хочет думать о будущем. Мало ли, что там будет, в этом будущем — он хочет оставаться в единственном моменте, в котором он живёт, смотреть на Юнги, любоваться им, разрешать себя целовать и вдыхать тёплый, родной, уютный запах яблочного пирога, теперь неотделимый от запаха корицы, вырвавшегося из-под гнёта таблеток. Чонгук хочет поддаваться этим ласкам, чувствовать язык Юнги на своей шее и ощущать под своими руками бледную, но такую обжигающе горячую кожу. И он выбрасывает из головы все мысли, отдаётся этому сиюминутному блаженству, погружаясь в него — сияющее, тёплое, как самый невинный в мире детский поцелуй.
