Акутагава знакомится с Дазаем и в этот же момент понимает — всё пропало. Он пропал, его самообладание и чуткая юношеская надежда на спокойствие. Весь мир пропал, рухнул в один миг к ногам Дазая и попросил о пощаде. — Дазай-кун, — Мори проникновенно улыбается и переводит взгляд с одного на другого. — Вверяю в подчинение Акутагаву-куна тебе. Будь внимательнее к нему. Он способный мальчик.
Дазай кидается лениво-заинтересованными взглядами, Акутагава крепко стискивает ладони в кулаки. Они идут по коридору, и Акутагава, отставая на пару шагов, не может оторвать взгляд от затылка Дазая. С ним подобное впервые, и ему хочется утопиться от заполнивших его чувств, но вместо этого он лишь послушно следует за Дазаем, отвечает на вопросы и выполняет приказы. Акутагава — способный. Он знает об этом. Он сильный. И об этом он тоже знает. Но Дазай его никогда не хвалит, и у Акутагавы сердце глубоко под рёбрами сжимается от тоски. — Это Чуя, — Дазай машет рукой и ненароком попадает по шляпе парня, стоящего рядом с ним. Шляпа кренится вбок, но удерживается на макушке. — Чуя? — растерянно переспрашивает Акутагава. Он под началом Дазая почти месяц, и его впервые с кем-то знакомят. — Накахара Чуя, рад знакомству, — Акутагаве протягивают руку, но тот только слегка горбится в поклоне. Накахара Чуя совсем не похож на чёрно-белую кляксу Дазая. Накахара Чуя яркий и эмоциональный, громко матерящийся и умудряющийся поднимать на Дазая руку. Иногда даже попадать. И Дазай рядом с ним вовсе не тот Дазай, к которому Акутагава привык. Тот Дазай — пренебрежительно-нейтральный, откровенно скучающий и не желающий делать больше, чем от него надо. Этот, рядом с Чуей, рьяно спорит, поддевает, язвит и улыбается. Акутагаве кажется, что он сошёл с ума, но он быстро убеждается — Дазай действительно улыбается. Самыми краешками рта, но… Сердце под рёбрами сжимается ещё сильнее. Акутагава работает ещё старательнее. Накахара Чуя вызывает уважение, интерес и что-то неприятное, тёмное, заставляющее хмуриться сильнее обычного. Акутагаве не хочется думать, что это зависть. — Ты не стараешься, Акутагава-кун, — Дазай смотрит сверху вниз и приподнимает брови. Акугава едва приводит дыхание в норму, с трудом приподнимаясь. Позади Дазая стоит Чуя и напряжённо всматривается в них обоих. Он, кажется, совсем не устал от их тренировки, а Акутагаве хочется размазаться по полу и никогда не открывать глаза. — Ты в порядке? — Чуя шагает вперёд и присаживается рядом. — Мы можем сделать перерыв. — Никто не будет делать перерыв во время боя, — Дазай закатывает глаза. — Его нужно обучить. — Так обучай, а не устраивай с моей помощью избиение младенца, — раздражённо фыркает Чуя и подаёт руку, помогая подняться. — Всё в порядке. Мы можем продолжить, — Акутагава заходится кашлем, вытирает окровавленную руку об одежду и упрямо смотрит вперёд. Чуя вздыхает, глаза у Дазая светятся маниакальным огнём. Тренировки выматывают, но они полезны. Они нужны. Акутагава уже гораздо лучше справляется с Расёмоном, владеет навыками рукопашного боя и каждую ночь хочет выблевать лёгкие. Его собственная способность желает его уничтожить изнутри, и, честно говоря, Акутагава не так уж и против. По крайней мере, под рёбрами развяжется узел, и дышать станет легче. — Не нужно так стараться, — Чуя слегка улыбается и хлопает его по плечу. — Ты и так молодец. Акутагава растерянно кивает и отводит взгляд. Накахара Чуя — дружелюбный, помогающий и подбирающий правильные слова. Он учит его, шипит на Дазая, когда тот отпускает язвительные комментарии, и несколько раз приносит Акутагаве бенто. — А моё где? — стонет Дазай на другом конце зала. Чуя фыркает и кидает на него уничтожающий взгляд: — А ты не заслужил. — Я работаю больше всех. — Ты вчера от скуки пытался повеситься. Буквально, Дазай, — в голосе Чуи что-то меняется, слова звучат со скрежетом. Акутагава медленно жуёт онигири. — Ты не заслужил, — отрезает Чуя. Они как будто что-то не договаривают, и Акутагаве почему-то ужасно неловко присутствовать при этих разговорах. Он старается не слушать их и сам не понимает, почему они так сильно его злят. На следующее задание их отправляют всех вместе. На самом деле, достаточно только Чуи и Дазая, но Акутагаве нужен опыт, и его тащат за собой. — Используем «дикого ястреба», — говорит Дазай, когда они подходят к складским помещениям. Чуя передёргивает плечами и возражает: — Здесь может что-то взорваться. Не подойдёт, лучше «гнилого кота». — Склады нужно сохранить, а с «котом» вы разнесёте тут. — А с «ястребом» мы все подорвёмся, и босс будет собирать из нас паззл. Не хочу, чтобы к твоему телу пришили мою ногу. — Боюсь, это невозможно. Она же короткая, любой дурак поймёт, что нога твоя, — Дазай хрипло смеётся и машинально пригибается, уходя от летящего в голову удара. Акутагава глубже засовывает руки в карманы и смотрит себе под ноги. Эти разговоры его нервируют. Будто бы что-то важное прямо у него под носом, а он не замечает. И по-идиотски топчется на одном месте. Иногда они ходят втроём в раменную. Акутагава чаще молчит и слушает. Дазай и Чуя постоянно препираются и спорят. Но всё равно никто из них не отказывается от совместного перекуса. Рамен горячий, наваристый, вкусный. Он обжигает рот, а внутренности обжигают разговоры. — Это моя тарелка, Дазай. Свали подальше, — Чуя двигается в сторону вместе со своей порцией, Дазай лезет палочками в его еду. Говорит, что из чужой тарелки вкуснее, и получает удар локтем в бок. Они устраивают потасовку, опрокидывают одну из тарелок и в итоге едят из одной. Дазай светится от радости, Чуя искрит от раздражения. Походы в раменную становятся традицией. Живой и спорящий Дазай рядом с Чуей — привычным, а Накахара Чуя заслуживает бесконечное уважение за терпение и оплаченные ужины. Акутагава всё ещё пытается не думать о зависти. — Плохой день, Акутагава-кун? — Дазай мрачен и хмур. Бросается въедливыми взглядами и говорит тихо, но так проникновенно, что пробирает до дрожи. Акутагава сильнее кутается в плащ и передёргивает плечами. Плохой день не у него, плохой день у Дазая — каждый из дней последних двух недель, когда Накахара Чуя отсутствует в городе.
