Хиджаб цвета неба

VI глава

— Первое, что я сделаю, когда мы соберемся домой, — расскажу ей о том, как я её люблю и уважаю и как я ей благодарен за этот её героический поступок.

Он наклонился к самому её уху и прошептал:

— Я думал, Айна, что свихнусь.

Она улыбнулась и, бросив на него лукавый взгляд, сказала:

— Наверное, мне нужно почаще уезжать.

— Нет! — воскликнул Мухаммад, закрывая ей рот ладонью. — Не говори такие ужасы! Это твоё первое и последнее путешествие без детей, ИнШаАллах.

Она покачала головой, по-прежнему улыбаясь:

— Ты же сам хотел десять детей?! Ты что же, передумал за какую-то неделю с небольшим?

— Да нет, не передумал. Я не против десяти детей, совсем не против. Но при условии, что я возьму с тебя подписку о невыезде вплоть до достижения ими восемнадцатилетнего возраста.

Айна вздохнула и посмотрела ему в глаза:

— Всё-таки я очень правильно сделала, что вышла за тебя замуж. От скуки я теперь точно не умру.

— Ни за кого другого ты выйти и не могла. Всё ведь предопределено Аллахом ещё до нашего рождения. Подняты перья и высохли страницы, — с ученым видом изрек он, важно подняв указательный палец.

— Да, ты прав, — кивнула она, посерьёзнев.

— АльхамдулиЛлях!

— И вообще… Ты в меня влюблена была ещё в школе, в шестом классе.

— Это кто тебе сообщил о таких подробностях? — спросила она, опустив взгляд и с трудом сдерживая улыбку. — Тот, кто утверждает что-то, обязан привести далиль.

— У меня есть далиль. Подожди, сейчас принесу. — он скрылся в спальне и спустя мгновение вернулся оттуда с пожелтевшей от времени бумажкой, на которой было нарисовано алое сердечко, внутри которого красивым, хотя и детским ещё, почерком было выведено:
«Мухаммад + Айна», а внизу подписано: «ИнШаАллах».

— Откуда это у тебя? — испытующе глядя на него, спросила Айна.

— Выпало из твоей доисторической записной книжки года эдак полтора назад. Вот тогда-то мне и открылась эта тайна. Здесь дата стоит. Я высчитал — тебе тогда двенадцать было. В шестом классе, значит.

Айна сначала зарделась, а потом, с невинным видом посмотрев в потолок, сказала:

— Ну, мало ли на свете Мухаммадов. Не один же ты был в нашем ауле.

Он вызывающе посмотрел на неё и сказал:

— Ну, давай, Айна, поклянись Аллахом, что это был другой Мухаммад.

Она вздохнула:

— Ага… А потом держать пост три дня или кормить десяток бедняков в качестве искупления ложной клятвы.

Он победно улыбнулся:

— Вот я тебя и раскусил…

— Ладно. — засмеялась она. — Сдаюсь! Любила я тебя. И дуа делала, чтобы нас Аллах соединил. Особенно в Рамадан… Только ты на меня внимания никогда не обращал. Ходил всегда гордый и неприступный.

— Откуда ты знаешь? — возразил Мухаммад. — Может, я тебя тоже любил втайне. Просто никому в этом не признавался?!

— Ну, конечно! Так любил, что, когда мы в Осетию на три года переехали, ты обо мне ни разу и не вспомнил.

— Может, я только о тебе и думал. И дуа каждый день делал, чтобы Аллах тебя уберег от всякого зла в твоей Осетии. Просто, — он откашлялся. — Просто я… морально готовился к женитьбе! Вот!

— Долго же ты готовился! Асхаб в двадцать лет женился, Ибрагим, Иса и Ислам — в двадцать один, Мурад — в двадцать два, а Аслан вообще в девятнадцать. Только ты до двадцати пяти досидел. А потом поглядел по сторонам, понял, что кроме тебя, в общем-то, никого и не осталось, и решил, что пора жениться.

Мухаммад не смог сдержать улыбки:

— Ну, даже если и так. Я ведь всё равно всегда знал, что именно на тебе женюсь.

Он помолчал, потом добавил:

— Ни о ком другом мне и подумать не удавалось. Потому что мама мне только о тебе твердила:
«Айна — это сокровище! Не вздумай её упустить!»

Айна засмеялась, потом сказала:

— Ладно, не будем спорить. Ты готов сдавать мне 23-й джуз?

— Готов, как ни странно. А ты готова мне сдавать последние десять страниц суры «Ан-Ниса»?

— Нет, — вздохнула Айна. — Только восемь.

Он кивнул:

— Ладно. Вот закончим с этим делом, ИнШаАллах, и я тебе какое-нибудь наказание придумаю. Ты мне только напомни.

— ИнШаАллах.

— Ладно, докладывай обстановку.

— Все идет по плану, альхамдулиЛлях, — сказала Айна, вынимая булавку из своего горячо любимого небесно-голубого платка и снимая его.