Аndrophobia

4

Маленького Чона было слишком легко запугать взрослому человеку. Омега боялся отца, его чуть ли не трясло, когда альфа был рядом. А мать не замечала, полностью погруженная в свои проблемы и себя. То есть что же это получается, родной отец домогается до своего дитя? Да и кто ему поверит, нелепицы ребенка, который хочет вернуться назад к бабушке. Теперь, когда мать уходила, этот человек его бил за всякие маленькие оплошности и даже просто так, омежка плакал в подушку ночами напролёт, уже третий месяц — запуганный, обреченный и одинокий — в своей комнате, без защиты и ласки. Чонгуку ведь сразу не понравился его отец: этот запах сухих осенних листьев вызывал отвращение и страх.
Хорошо у него есть Чимин, он греет его и оберегает от нервного срыва, но Чонгук ему не рассказывает что происходит в семье, быть жертвой домашнего насилия, это больно мало кто поймет его, а делиться такими вещами с кем-то не хотелось.
Чимин не знал как ему помочь, он видел потухший огонек в глазах друга, видел как тот закрывается от окружающего мира, но чем может помочь подросток омега, у него у самого сейчас переходный возраст.

И вот очередные побои за то, что у него был запах альфы на одежде. Отец кричал как не в себя, что Чон грёбаная шлюха и не должен позорить семью. А ведь у омеги просто были соревнования, и ему нужно было бороться с альфой, но отцу всё равно, он продолжает гнуть своё, совершенно не прислушиваясь к сыну. Каждый раз на протяжении трёх месяцев тот бьёт его за запах альфы на одежде.

— Это мой классный руководитель! Он всегда рядом с нами!

— А ты трёшься о него, да? Соблазняешь альф, маленькая шкура!

— Мне всего 14 лет!

— Да ты весь в мать, она пока истинного не нашла, тоже ебалась со всеми подряд! — очередной удар, крепкая хватка на плечах до синяков, отец толкнул его в сторону, ударяя о стену. Больно и обидно. Пинал по рёбрам и ногам, а потом ушёл со злобным оскалом, бросив, что ненавидит таких людей, как его сын: жалких недоомег или недоальф; оставив маленького сына на холодном кафеле, где растекалась кровь алой лужицей, он оценивал свою работу и полученное удовольствие. А Чонгуку только и оставалоь, что плакать и самому разбираться с ранами. Он пошёл к себе в комнату, после уборки крови взял аптечку и проделал нехитрые манипуляции с ранками, лёг на кровать и пустым взглядом сверлил потолок. «Мне всего 14 лет, а я уже хочу умереть, так разве должно быть?» — сжал крепко кулаки, в груди болезненный комок безысходности.
Отец и учёба отнимают у Чонгука детство, ведь он должен вести себя как 16-летний Чимин, а смотрит иногда на ребят с начальной школы, они бегают по коридорам, девчонки хихикают над чем-то. А что он? Зубрит грёбаный английский и не понимает это дерьмо, да и дома его тоже не ждут радостные минуты.