— Ты ее видел?
Голос охрип, но даже в сложившейся тишине он кажется оглушительным.
— Да. — Задумчиво проведя ладонью по щекам, Майкл откидывается на стуле. Открывает рот, но почему-то медлит. От ожидания в груди невыносимо печет, желудок совершает один кульбит за другим, кофе вот-вот полезет наружу. — Вы с ней очень похожи, Хелен.
Уголок его рта кривится в полуулыбке, и я язвительно выгибаю бровь. Ему, федералу, конечно все известно. Майкл знает, что она не мать мне вовсе. Знает правду обо мне. О моей семье. О том, каким ублюдком был мой отец, и почему я вообще оказалась в детдоме.
— Впрочем, — Майкл расстегивает ворот рубашки и ослабевает галстук, — Нюрбинский дом-интернат хоть и государственный, но уход им обеспечивают в лучшем виде. Сейчас она действительно в порядке.
Учитывая то, с какой силой колотится мое сердце в данный момент, все не в порядке. Виной не обстоятельства, не предстоящий апокалипсис, а я. Это моя вина. Мое исчезновение, давление общественности. Готова поставить на то, что жители нашего убогого района отвернулись от нее. Стали осуждать. Она мать убийцы.
Теперь понятно, почему месяцами я не могла до нее дозвониться. Я должна была приехать. Что-то предпринять.
Дыхание учащается, от паники кругом идет голова. Тело покрывается липкой испариной. Твою мать! Именно так люди сходят с ума от чувства вины? Именно от этого люди чувствуют себя последним дерьмом и готовыми выйти в окно?
Майкл протягивает бутылку воды, открутив крышку. Делаю глоток и закрываю бутылку так, что пластик трещит в руках.
— Я ценю, что, не смотря на всю плачевность положения, ты поступаешь лучше, чем я того заслужила.
— Хелен. — Он снова дергает ворот рубашки. — Я бы рад оказаться козлом и сказать, что виной ее нервного срыва ты, но это не так. Со слов лечащего врача механизм был запущен давно, а это... Дьявол, я даже не знаю, каким словом назвать случившееся! — Майкл подается вперед, пронизывая меня взглядом. — А как бы ты назвала это, Хелен?
Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Прошедшие одиннадцать месяцев я столько раз думала об этом, что любой бы потерял счет. Несправедливость? Наказание? Злая участь? Я подбирала столько эпитетов, что можно было выпустить красочный словарь для начинающего писателя. Но я так и не смогла подобрать нужных слов для того, что случилось.
YOU ARE READING
Когда началась гроза
ФанфікиКогда-то сложный подросток, слепой котенок, ничейная, увидела в Нем спасение, героя и отнюдь не во всем положительного. Он - ее слабость, неправильность и самая терпкая любовь. Примечания: Любителям читать между строк и героев, вывернутых наизнанку...