his fear

512 17 0
                                    

 Чикаго, штат Иллинойс, СШA       

Дымчатые стены окрашиваются в грязно-коричневый, цвета дешевого пива, кинутого в них. Банка трескается, куски стекла рассыпаются по полу. Осколки зажаты в сильной руке, ладони кровоточат, капли крови спадают с них. Желчный голос, когда-то бывший родным,  струится ядом, оскорбляет, унижает. Ладони зажимают уши, не хотят слышать мата, ругани единственных близких людей. Непрошенные, первые слезы катятся из глаз, дыры в душе все глубже, боль из них по всему телу бьет.

Один падает на колени, плач его хуже этих осколков вспарывает кожу: хочется сесть рядом и обнять. Пьяный голос затихает, банка летит к груде других, сгорбленное тело выходит из квартиры.

Плач родителя сильнее после хлопка двери, он сворачивается на диване, вздрагивая в рыданиях. Мальчик смотрит, боль в его глазах наполнит океаны. Он сползает по стене, обхватывает руками колени, дрожит от кома в глотке, нервов. Одни мысли в виски долбят: как отец пробил дно, что нельзя вытащить наружу;  чем прикажет пропасть в груди заполнить и как высушит слезы на их щеках.

Пальцы трясутся, как в лихорадке, мальчик царапает их, истерика снова подступает к горлу. Кадры из детства проносятся в сознании, воспоминания колют шипами: прошлое любимо, в нем каждый день — желтый, цвета его комбинезона, цвета солнца, что больше для них не светит; в нем каждый день — улыбка папы, увядшая насовсем; в нем каждый день — его звонкий смех, бьющий отголосками из детских фотографий.

Ненавидит эти всхлипы, но сдержать не может, они рвут его на части. Боль в голове скручивается жгутом, вдыхать все тяжелее, тело в припадке бросает в стороны. Глаза закатываются, и первый вскрик нарушает тишину. Его фантомно ломает по костям, он цепляется за ворс старого ковра, не помня своего имени.

— Чонгук, маленький, посмотри на меня.

Родной голос врезается в слух.

Он чувствует соль на губах и мягкие руки родителя, утирающего ему слезы. Чонгук задыхается от этого сильнее, кладет поверх пальцев папы свои, смотрит прямо в глаза: там боль, там беспокойство, там любовь.

— Мы сможем, слышишь?

Слышит, но не верит. Ресницы слипаются, веки опухают и он глубоко вдыхает, обнимает. Комната пропитана алкоголем, но папа пахнет теплом и ромашковым сиропом — его успокоительным.

T O X I C  | 18+Место, где живут истории. Откройте их для себя