Мы сильнее и увереннее, когда знаем, что за нами кто-то стоит. Кто-то, кто не даст споткнуться и зарыться лицом в грязь под ногами других, чужих людей. Кто-то, кто встанет на защиту, если в этом будет необходимость. Кто-то, кто собой пожертвует, подставляясь ради нас под пули. И мы знаем, мы, блять, просто уверены, что те самые, за спиной нашей, нас любят искренне, бескорыстно. От всей, мать ее, души. До тех самых пор, пока мы делаем так, как нравится им. Нашим родным и близким, чей главный смысл лишь в одном: выглядеть в глазах общества лучшим образом. Талантливее актеров, чем родные люди, не найти. Их маски по возвращении домой не то что падают, они с грохотом валятся на пол под напором дерьма, за ними скрытого. И вот они уже смотрят на тебя волком, все твои недостатки и промахи выкладывают, как на духу, втаптывая в грязь. Но не при посторонних. Это важно. Рядом с чужаками ты — лучший в их хитрожопых презрительных глазах. И любят они тебя так, как никто никого и никогда. Гордость семьи и родственников. Ты делаешь все, как надо. Ровно так, как от тебя требуется. И все отлично, просто чудесно. Идиллия, которую ничто не может разрушить.
Пока ты не снимешь свою маску. Чонгук не любит прощаться с Тэхеном. Рядом с ним он не чувствует себя так погано, как с остальными (и Югем тут не в счет). Рядом с ним тащить на себе груз ожиданий общества чуточку легче, и маска не норовит соскользнуть с лица ненароком. Перед Тэхеном хочется выглядеть идеально. Правильно. А его легкая расслабленная улыбка — негласное одобрение и причина сбивающегося к херам чонгукова дыхания. Ради этого стоит потерпеть, чтобы к концу дня, покинув, наконец, пределы университета, сбросить маску и обнажить свое истинное уродство, дать подышать, проветриться. Вечер и ночь — твои. Гуляй, сколько влезет, твори, чего душа затребует, но не забывай вовремя спрятаться. Они топчутся у главного входа в университет недолго. Чонгуку так хочется предложить пройтись вместе или хотя бы постоять чуть дольше обычного, послушать еще немного этот горько-сладкий голос, от которого внутри все переворачивается несколько раз. Пусть даже говорит что-нибудь скучное, касающееся унылой учебы. Впрочем, обычно эта тема и преобладает в их странном общении. Чонгук сейчас готов и это слушать. Но Тэхен перед ним весь такой серьезный и даже строгий, как какой-нибудь препод, сосредоточенный лишь на своих важных делах и не тратящий свое драгоценное время попусту. Он оглядывается, с легкой суетливостью бегает где-то там за спиной Чонгука взглядом, лишний раз не желая встречаться глазами с почему-то улыбающимся сейчас Чоном. В итоге Тэхен не выдерживает и, коротко, по-дружески хлопнув его по плечу, говорит свое привычное сухое: — Ну все, мне пора, а ты готовься. До завтра. И уходит, встретив затылком ответное: — До завтра, Тэхен. Они расходятся в разные стороны. Чонгук запихивает руки в карманы толстовки и задумчиво жует нижнюю губу. Тэхен идет широкой твердой походкой и ни разу не оборачивается. Зато Чонгук оборачивается каждую секунду, чуть ли не врезаясь в мимо проходящих. Кто-то говорит не едкое, но звучащее с упреком: — Разуй глаза, парень. Но Чонгук не может. Это же Тэхен. Он сует в уши наушники и скрывает голову капюшоном, опустив глаза на асфальт. Домой не хочется совершенно, но и к Югему пойти нельзя. В голове почему-то слова Тэхена, напоминающие об обязанностях студента. Одного из лучших, если быть точнее. Чонгук и сам понимает, пора заняться делом, как бы ни хотелось послать все далеко и надолго. Видимо, сейчас не тот момент. Не созрел, не подготовился морально. Боится. Жалкий, в своих же глазах падающий. Чонгук не может с этим ничего поделать. Плывет по течению, чего-то ждет и все-таки твердо верит в лучшее, которое уже не наступает долгое-долгое время. Да и наступит ли вообще? Есть ли смысл чего-то ждать? Чонгук отлично понимает, что будущее зависит лишь от него самого, но все, чего ему хочется — исчезнуть. И, при таком чудесном раскладе, не страшно даже остаться без Тэхена. На том свете он ему вряд ли понадобится. Они там не встретятся, потому что жизни после смерти не существует. Чонгук верит в забвение, в пустоту, что приходит к человеку с последним ударом сердца. В ее объятиях затеряться было бы неплохим решением. Никакого давления со стороны общества и близких, которые по щелчку возненавидят, как только Чонгук посмеет открыть рот и как-то возразить, решив выйти из общей системы, отклониться от установленных обществом правил. От сложности этой жизни хочется выть в голос и рвать на голове волосы. А еще хочется покурить. Чонгук, уже находясь неподалеку от дома, сворачивает в какой-то закоулок и скидывает с плеча рюкзак, где прячет запретное — почти законченную пачку сигарет. Короткий щелчок зажигалки. Сине-оранжевый огонек вспыхивает и потухает после соприкосновения с кончиком сигареты, зажатой в зубах. Чонгук коротко окидывает местность взглядом, как законченный параноик, и прислоняется спиной к прохладной бетонной стене какого-то здания, с кайфом прикрывает глаза, наполняясь едким дымом. По кончикам пальцев растекается приятное тепло, а в загруженной проблемами и тяжелыми мыслями голове появляется легкое головокружение. У Чонгука каждый раз, когда он закуривает, возникает ощущение, что с сигаретным дымом из его души выходит что-то горькое, едкое, что обычно как кислотой разъедает изнутри. Ядовитое и не дающее спокойно жить. Ярость, агрессия, которые вечно приходится прятать за безупречной маской с дружелюбной улыбкой. Все это дерьмо в нем копится, копится и копится годами. И, возможно, Югем прав, говоря, что так Чонгук долго не протянет, станет психом, мечта освободиться которого в конечном итоге приведет в одно место — в дурку, расположенную за городом. В крайнем случае на кладбище, что находится там же, совсем неподалеку. Чонгук даже не знает, что хуже: слететь с катушек и существовать в выдуманном мире красивых иллюзий, потеряв себя настоящего, или удалиться из жизни, как будто никогда и не существовал, ничего после себя не оставив. Когда будет совсем хуево, Чонгук об этом задумается, поищет плюсы и минусы, посравнивает, а сейчас, пока по организму плывет никотиновое облако, ему не хочется загоняться о будущем и об исходах, которые его могут в этом будущем ждать. К черту все, похуй на всех. С двумя выкуренными в наслаждении, которое Чонгук старался растянуть, сигаретами, его короткое забытье жестоко разбивается, когда в кармане вибрирует телефон. Чон поджимает губы и закатывает глаза, уже предполагая, кто это может быть. Закинув сигареты и зажигалку на дно рюкзака, а в рот — арбузную жвачку, Чонгук достает из кармана телефон и сухо хмыкает, убеждаясь в своем предположении: звонит мама. Он нажимает на кнопку блокировки, отключая нервирующую вибрацию от звонка, и сует телефон обратно в карман. Наверняка она хочет знать, где он сейчас и почему так задерживается на учебе. Чонгук ведь почти день не связывался с родителями, забив хрен и зависая с Югемом. За это время родители позвонили ему около пятнадцати раз. То отец, то мать, то отец, то мать. Как будто не вместе живут, чередуя свои чертовы звонки. Чонгук постоянно скидывал, не находя времени и желания поднимать трубку и отчитываться. Скорее, второе. В любом случае, оправдание он придумает, а они его обязательно схавают и замолкнут. Их трудолюбивый и вообще самый лучший сын целый день и прошлый вечер сидел над уроками, пойдя к однокурснику-ботану домой, чтобы позаниматься вместе в спокойной обстановке. Чонгук мысленно посмеивается, представляя Югема в роли прилежного студента, которым его, наверное, считали родители. Этот образ с другом не вяжется, как ни старайся представить. Только мозг сломаешь. Югем в общую систему никогда не впишется. Телефон вибрирует снова, но Чонгук отвечать и не собирается, не видя в этом необходимости. Он почти дошел до дома, где его заждались любимые родители. Пока он поднимается по лестнице, вытирает руки влажными салфетками с приятным ароматом, чтобы избавиться от запаха сигарет. Его родители в этом, точно как Тэхен. Они видят в своем сыне чистейший бриллиант, и даже подумать не посмеют о том, что он надирается как черт и курит, и порой не просто сигареты. Чонгук пока не готов рушить их представления и снимать маску, под которой спрятано такое уродство, что родители сами от него откажутся, если увидят. И в голове снова вечный пугающий вопрос: что тогда будет с Чонгуком? Куда он денется, когда себя обнажит? Осмотрев себя и поправив капюшон толстовки, Чонгук открывает дверь, скидывая рюкзак на пол и разуваясь. Из гостиной слышится шум работающего телевизора, который наверняка смотрит отец, вернувшись с работы и расслабившись за просмотром каких-нибудь программ. В квартире витает аппетитный аромат готовящегося ужина. Желудок Чона мгновенно реагирует, отзываясь урчанием. Во рту скапливается слюна. Чонгук, кажется, со вчерашнего дня не ел, питаясь одним только алкоголем, кофе на завтрак и сигаретами. В кухонном проеме появилась мама, услышавшая хлопок входной двери. Она сложила руки на груди, сощурив глаза и сканируя сына с головы до ног. К счастью, длинные рукава чонгуковой толстовки не позволили ей заметить сбитые в кровь костяшки, а лицо покрыто слоем тонального крема, который наложил Тэхен. Чонгука от воспоминаний об утре в туалете универа до сих пор кроет. Тот момент хочется вернуть и поставить на вечный повтор. Он поднимает голову, отметая наваждение, и тепло улыбается маме, хотя прекрасно знает, что сейчас начнется то, что вмиг его взбесит.
