Ночной город со своими яркими огнями проносится мимо смазанной картинкой. Под пальцами вибрирует сила несущегося вперед мотоцикла, ловко петляющего меж проезжающих мимо автомобилей. Мотор громко ревет, соревнуясь со свистом встречного ветра. Дэвидсон летит, словно пуля, оставляя позади себя ненавистный район. Чонгук не слышит ничего, кроме своих проклятых мыслей. Скорость — очищение. Он набирает большую, бросая вызов рискам, плюя на опасность. Ему не впервой, но сейчас, кажется, что в первый раз.
Первый раз, когда чувства хавают заживо, когда скорость выше обычной, а из-за растекшихся слез опасность разбиться больше в сотни раз. А может, так и надо? Наверное, этот конец устроил бы всех. В первую очередь самого Чонгука. Одно только жалко: мотоцикл Югема, а не просранную жизнь. Чонгук поджимает губы, быстро моргает, чтобы сбросить с глаз слезную пелену, и увеличивает скорость, крепко сжимая ручки руля. От этих дорог, вдоль и поперек изученных, тоже воротит. Каждый раз, находясь на грани срыва, Чонгук всеми силами себя удерживает, чтобы не выехать за пределы проклятого города, умчаться куда-нибудь и больше не возвращаться. Но что ждет там? Точно не лучшее будущее, являющееся для Гука мифом. Без планов на жизнь, без четких целей. Югем говорит, что спонтанность — лучше всего, а планы для лохов, которые жизни боятся. Наверное, Чонгук один из них. Но и это не новость. Он тоскливо поглядывает на трассу, уходящую за пределы города, как заключенный на мир через решетку. Все равно его тут кое-что удержит, цепкими пальцами своими держа. Все равно не даст так легко сорваться, все бросить и уехать куда-нибудь в поисках лучшей жизни. Не даст покоя в мыслях, не оставит во снах, заставит жалеть. Если и уезжать, то только с Тэхеном. Чонгук сам над собой смеется. Если бы не шлем, ударил себя по лицу за наивность. Тэхен никогда не примет его, никогда не бросит все ради туманного будущего, и уж точно не ради Чонгука — ублюдка, искупавшегося в пороке и насилии. Видимо, Гук никогда этот город не покинет. Он поглядывает на спидометр, одними губами шепча: «мало», и ускоряется, чтобы разогнать мерзкие мысли и очистить голову от грез. От ярости, которая, наплевав на контроль, вырвалась наружу, перейдя все границы. По коже все еще мурашки от злости, а кончики пальцев нервно подрагивают. Чонгук крепче сжимает руль, чтобы случайно не расслабить руки. Эта злость не сравнится ни с чем. Отвратная, где-то в глубине души пробуждающая задремавшую совесть. Лучше бы ее не было, но она завладевает на все сто процентов. Ярким пламенем искрится в обезумевших глазах, где отражается страх матери, посчитавшей родного сына монстром. В эту минуту Чонгук возненавидел своих родителей окончательно. Все, что его держит — хрупкая надежда в виде Тэхена, который, сам того не зная, является для Чона спасательной соломинкой. У Чонгука все еще есть шанс. Если отбросить сомнения и страхи, мысли о худших исходах и глупых вариантах, то он действительно есть. Маленький. И, возможно, самый последний. Чонгук потихоньку сбавляет скорость, перенося свою возможную гибель на потом, и сворачивает в сторону района, в котором живет Тэхен. А в мыслях: «Что я творю?». Но Чонгук сам себе ответить не может. Душа рвется к нему, болью пропитанная, жаждет утешения и понимания в объятиях любимого человека, который ни о чем не подозревает. Голова, наконец-то, пустеет. Там лишь один образ, важный сейчас, как ничто и никто. Заставляющий Чонгука двигаться вперед. Спустя десять минут мотоцикл тормозит недалеко от подъезда, в котором живет Тэхен. Чонгук никогда у него дома не был (Тэхен не торопится приглашать, а Гук не смеет навязываться), зато однажды урвал себе возможность проводить его, наврав, что ему по каким-то делам нужно заскочить в место неподалеку. Вышло жалкое подобие прогулки. Чонгук глушит двигатель, и местность погружается в приятную тишину. Золотистый свет фонаря, под которым Гук остановился, отражается на черной глянцевой поверхности шлема и мотоцикла. Чонгук слезает, выставляет подножку и поднимает голову, скользя взглядом по окнам дома. Неужели надеется, что сейчас Тэхен выглянет, улыбнется счастливой улыбкой и прискачет к нему, прыгая прямо в объятия? Нет, и мечтать о таком не смеет. А Тэхен так, наверное, даже под дулом пистолета не сделает. Чонгук сам не знает, чего ждет. Он прислоняется к сидению мотоцикла и складывает руки на груди, не торопясь снимать шлем и быть случайно кем-нибудь узнанным. Куда идти и что говорить — не знает. Не придумал, пока ехал. Он думал лишь о том, что совсем скоро окажется к Тэхену близко. И наконец-то за пределами ебаного универа. Оказался. Что дальше? Чонгук ничего, кроме подъезда, не знает. Где Тэхена искать? Прикурить бы. Рука тянется к карману, но Чонгук себя сразу же одергивает. Нельзя, пока где-то рядом может находиться Тэхен. Чон сразу представляет недовольное выражение лица Кима и его речи о том, как это плохо и ужасно, как он это не любит. О том, как это может сказаться на организме. На мнении окружающих. Выть хочется от идеальности Ким Тэхена. Чонгуку до него, как до других галактик. Жизни не хватит, чтобы дотянуться. Чонгука вырывает из размышлений о Тэхене звук открывшейся подъездной двери с негромким скрипом. Гук отворачивается, а когда осознает, кто вышел, резко поворачивает голову, во все глаза уставившись на него. Словно из чонгуковых мыслей вышел, материализовался. А так можно было? Чонгук забывает все, что съедало его с самого возвращения домой. Тэхен перед ним, он прямо здесь. И он, как всегда, ни на кого не смотрит. На какого-то парня с мотоциклом он даже краем глаза не взглянул. А Чонгуку это на руку. Пока он может таращиться беспалева, он будет это делать, ни секунды не упустит. Сам себе напоминает больного сталкера, помешавшегося на одном человеке. Отчасти правда. Точнее, абсолютная истина. Но Чонгуку не стыдно. Он следит за Кимом пристальным взглядом, едва не сворачивая шею. Тэхен выглядит очень домашним в свободных зеленых штанах с белыми полосами по бокам. Сверху на нем такая же свободная светло-голубая рубашка, а под ней обычная белая футболка. Даже такой простой вид его идеальности не умаляет. Чонгук наоборот видит его по-новому, будто в первый раз. Это другая тэхенова сторона. И, возможно, Гук видит то, чего не должен был. Не зря Тэхен такой неразговорчивый, когда о нем самом речь заходит. Он всегда старательно бережет свое личное пространство и говорит только по делу. Чонгук соврет, если скажет, что ему не обидно, что его не посвящают в личное. Хотелось бы. Чертовски. Но кто он такой, чтобы быть достойным? Когда от самого себя мерзко, за самого себя стыдно до тошноты. Чонгук выпрямляется, собираясь проследить за тем, куда идет парень, но вовремя тормозит, заметив, что Тэхен завернул в рядом находящийся магазин. Он снова расслабляется и складывает руки на груди, каждую секунду в ожидании поглядывая на дверь, за которой скрылся Ким. На губы просится улыбка. Тэхен так близко, и Тэхен, наконец, никуда не спешит. Чонгук готов под его окнами спать, наплевав на комфорт и все остальное. Сейчас домой он ни за что бы не вернулся. Если место, в котором многие годы взращивалось чувство ненависти к миру, вообще можно таковым назвать. Спустя пять минут Тэхен снова появляется в поле зрения, и Чонгук расцветает, оживляется. У Кима в руке небольшая коробка с соком, прижатая к груди. Он спешно идет обратно к дому, не смотря по сторонам, лишь себе под ноги. Чонгук нервно кусает губу, колеблясь и борясь с самим собой. Сейчас Тэхен снова исчезнет за подъездной дверью, и еще один микромир внутри Чонгука рухнет. Свет погаснет, душу застелет мрак. Видеть Тэхена в эту секунду необходимо так же, как и дышать. Только он усмиряет Ад внутри него, только он неприятные мысли блокирует одним своим видом. Только он Чонгуку нужен в этой ебучей жизни. Он сам не знает: разум побеждает или безрассудство, и, решившись, снимает с головы шлем, спешно уложив волосы ладонью. — Тэхен, — зовет Чонгук достаточно громко, чтобы парень мог услышать. Тэхен останавливается и слегка растерянно оглядывается. Заметив неподалеку стоящего Чонгука, он округляет глаза и разворачивается, двинувшись в его сторону. Ни капли радости его выражение лица не отражает. — Чонгук? — спрашивает он, словно все еще не верит своим глазам, которые уже заинтересованно скользят по мотоциклу позади Чона, в то время как Гук таращится на него самого. — Что ты здесь делаешь? Его огромные очи глубже, чем космос. Чонгук в них пропадает, лишенный возможности сделать последний глоток воздуха. Но умереть вот так — лучший конец, о котором только можно мечтать.
