Two parts of one whole

10. Шаг навстречу: столкновение;

Гук заставляет себя широко улыбнуться, будто ничего не произошло, и сесть обратно в кресло. В гостиной впервые за долгое время собрались все друзья, вырвавшись с подработок, и он не станет тем, кто испортит этот вечер. Хотя хочется. Кто бы знал, как сильно хочется. Гук засовывает ладони под подмышки, будто ему вдруг стало очень холодно, хотя на деле это попытка скрыть дрожь в пальцах, и откидывается на спинку кресла, продолжая наблюдать за игрой в «Уно». Это даже хорошо, что все увлечены и не замечают, как улыбка стекает с его лица потёками грязной краски. Сложно улыбаться, когда твой мир разрушен. Гук вдруг начинает понимать, что пытался донести до них всех Намджун, когда в момент очередного приступа философствования решил порассуждать о том, что попытка суицида есть призыв о помощи. Крик в попытке обратить на себя внимание. Тогда это казалось чем-то весьма глупым, ведь если ты не можешь объяснить родне, друзьям, любимому человеку и психологу, что у тебя в голове, что тебя мучает, то порезанные вены вряд ли выведут за тебя буквы кровью на плитке ванной, написав эссе на эту тему. Однако сейчас младший из двух близнецов легко может накидать список причин, из-за которых хочется утопиться в кружке с колой, стоящей на полу возле его кресла. Конечно, Гук не собирается делать глупости. Во-первых, он никогда не причинил бы близким подобную боль. Во-вторых, его разрушенные замки не такая уж и глобальная проблема. Гук знал, что так будет. Что рано или поздно Чон найдёт себе кого-то, с кем будет встречаться: держать за руку, обнимать, целовать, заниматься сексом. Он отмахивался от этих мыслей, притворяясь спящим, пока брат рисовал созвездия по родинкам на его спине, но где-то в глубине души был готов к такому раскладу. В конце концов, им давно не по тринадцать и даже не по пятнадцать. Именно поэтому он сидит и наблюдает за игрой, пытаясь вести себя привычно спокойно, хотя хочется встать и закричать. Затопать ногами, замахать руками и разреветься взахлёб. Только Гук не маленькая девочка, которой не купили игрушку стоимостью с многоквартирный дом. Да, он мягче своего брата, добрее, отзывчивее и наивнее. Да, он чувствительнее старшего близнеца: может расплакаться в самом начале «Хатико», когда даже пса ещё не показали на экране. Но это нисколько не относится к таким сложным вещам, как отношения. Наверное, он эгоист. Ему бы порадоваться, что Чон нашёл себе кого-то, но вместо этого внутри разрастается пустота. Гук знает, что дело совсем не в том, что теперь помимо друзей, учёбы и подработки внимание Чона будет отвлекать ещё и его пара, из-за чего времени только на них двоих останется ещё меньше. Дело в прикосновениях. Во взглядах. В поцелуях в лоб и за ушами. В пересчёте родинок на спине. Разве Чон не был с ним всё это время ближе, чем могли бы позволить себе братья? Разве не касался тайком с любовью и трепетом? Разве не тянулся к нему, будто чувствуя, что Гуку мало лишь братской любви? Конечно, строить воздушные замки на такой хлипкой основе не стоило. Гук малодушно радуется, что так и не набрался смелости поговорить с Чоном о том, что между ними происходит. Может, для брата это был какой-то эксперимент. Может, он осознал свои чувства, но посчитал их отвратительными, противоестественными. Каждый из этих вариантов разбил бы Гуку половинку сердца, что вместе с половинкой сердца брата составляет одно целое. «Соулмейты - это две половинки одной души, заключённые в разных телах, но связанные между собой невидимой красной нитью. Вы с Чоном - близнецы, а близнецы есть истинные соулмейты, что находятся вместе с самого рождения», - эхом звучит голос Надмжуна в голове. Тогда Гук хотел поговорить с Намджуном о природе своих чувств, ведь Джунни-хён был единственным человеком из всей компании друзей, который наверняка понял бы и принял его без осуждения и изменения отношения, но так и не решился. Наверное, это тоже хорошо. К чему было бы испытывать столько стыда и неловкости, если итог всё равно один. Гук мельком смотрит на кухонный проём квартиры Чимина и тут же отводит взгляд, смотря сквозь окно на серое пасмурное небо. Наверное, не стоит удивляться, что он увидел целующихся Чона и Тэхёна. Ким всегда оказывал влияние на его близнеца. Банданы. Любовь к тяжёлой музыке. Проколы в ушах. Мысли о татуировках. Стиль одежды. Гук бы сказал, что Тэхён оказывает плохое влияние, но нет. Ким всегда был смышлёным парнем с вполне себе нормальной успеваемостью. Враньём будет сказать, что он ничего собой не представляет и Чона за собой тянет на дно. Как Гук быстро сошёлся с Чимином, так и эти двое стали лучшими друзьями. Пусть позже Чон по уши увяз в Юнги с его рассказами о музыке, собственной небольшой студией и хлёстким рэпом, Мин всё равно остался на положении очень хорошего друга и заботливого хёна, но не больше. Если кому Чон и мог бы открыть душу помимо Гука, то только Тэхёну. Только всё равно больно. Больно, потому что у Чона нет своей души. Она у них с Гуком одна на двоих, и пускать в неё кого-то младший близнец не хотел. Никогда не хотел. Вероятно, это какой-то закон природы. Ты можешь сколько угодно готовиться к неизбежному, а всё равно не окажешься готов, когда это неизбежное настанет. - Гук-и, ты точно не хочешь с нами в новый раунд? Чимин касается колена и смотрит с улыбкой, но как-то пристально, изучающе. Гук тут же улыбается, морща нос, и качает головой. Пак промаргивается, будто ему лишь привиделась глубокая тоска на дне тёмных глаз, и отворачивается, начиная заново раздавать карты. После его вмешательства в относительно воцарившееся спокойствие желание сделать какую-нибудь глупость возвращается вновь. Гук смотрит на Юнги, пристроившего голову на плече Сокджина, и тихо фыркает. Эти двое порой такие занудные старикашки. Гук легко может представить, как эти двое сидят на складных стульчиках лет так в восемьдесят и ворчат о том, что рыба не ловится, а потом Юнги негромко хрипло смеётся над очередной дурацкой шуточкой Джина. Взгляд соскальзывает на Чимина и Хосока. Чимин всегда рядом с Тэхёном. Они как Чон с Гуком, только с разными лицами, однако общие интересы связывают именно Чимина и Хосока. Парень легко представляет их через пару десятков лет со своей танцевальной студией, где Чимин будет преподавать балет или что-то вроде того, а Хосок - всякие страстные танцы вроде танго. Никто и не подумает, глядя на них, что было время, когда Чимин смеялся так, что давился колой, и она текла у него из носа наружу, а Хосок из-за проигрыша в «Халли Галли» бегал вечером вокруг дома в одних ярко-красных трусах, одолженных у Тэхёна, и кедах на босую ногу. Сколько же несчастных аджум он тогда чуть не довёл до сердечного приступа. Намджуна Гук видит президентом или крутым предсказателем, который по одному только дуновению ветра сможет сказать, где произойдёт какое-то чрезвычайное происшествие. Намджун умный, очень умный, и Гук уверен, что того ждёт большое будущее. Ну, или же его любимый хён сбежит в кругосветное путешествие, начав с Африки с её малоизвестными племенами, живущими в палатках из шкур животных и вставляющими кости этих самых животных себе в такие места, что лучше об этом не думать. О старшем брате-близнеце Гук никогда не задумывался в таком плане. Он просто знал, что они всегда и везде будут вместе, рядом. Однако сейчас Гук уже не уверен. Совсем не уверен. Ещё один взгляд на дверной проём. От мыслей, что там может происходить, становится больно в груди. Когда Гук заглянул туда, чтобы позвать старших, он увидел прислонившегося к столу поясницей Тэхёна, сжимающего в руках кружки с колой, и Чона, прижавшегося к нему, заключившего в капкан между своими ладонями на столешнице по обе стороны от бёдер Кима. Тэхён выглядел несколько удивлённым чужим порывом, но Гук успел заметить перед своим тихим уходом, как тот подался вперёд, прикрывая глаза и явно собираясь ответить на спонтанный поцелуй. - Гук-а... Гук-а, ты слышишь меня? Всё хорошо? Дёрнувшись, Гук вскидывает голову и замирает. Игра поутихла, и все смотрят на него. На лицах написано волнение, и Чимин в который раз поглаживает его колено, видимо, в попытке привлечь внимание. Но страшнее всего не Сокджин, который хмурится и приподнимается со своего места, явно готовый пытать его до тех пор, пока Гук не выдаст все свои тайны и не расскажет, что его так тревожит. Нет, страшнее пристальный взгляд нахмурившегося Намджуна. Потому что ему в отличие от остальных не нужны слова. Он просто смотрит, и Гук мысленно стонет, потому что уверен: если Намджун ещё не собрал пазл происходящего, то вот-вот сделает это. Просто потому что это Намджун. Намджун, который видит дальше и глубже всех. - Мороженое! - восклицает он и подрывается на ноги. - Клубничное и банановое. Огромные банки. - Гук-и, у меня нет мороженого, - растерянно напоминает удивлённый его вспышкой Чимин. - Я знаю, - широко картонно улыбается Гук и протягивает руку к Сокджину. - Джин-хён, я кошелёк оставил дома. - Какая наглость, - почти с восхищением замечает Сокджин, но тянется к своей толстовке и достаёт из неё кошелёк, а из него карточку. - Ты уверен, Гук-а? - взволнованно уточняет Хосок и кивает на окно, за которым пошёл дождь. - Погода... - Всё нормально, хён. Магазин совсем рядом, и там всегда большой выбор. Так что я скоро, - улыбается Гук. И сбегает. Малодушно сбегает, спешно обуваясь и выбегая в подъезд. Сбегает, игнорируя окрик Намджуна и ощущение прожигающего спину взгляда. Он не готов. Не готов к поцелуям Тэхёна и Чона. Не готов потерять близнеца. Не готов признаваться в своих чувствах. Ему так больно. Так чертовски больно, что Гук хочет просто раствориться в дожде, как какой-нибудь герой слезливой ангстовой дорамы. Вот только испытать счастье с дождём парень не успевает. Он даже не успевает спуститься на первый этаж, хотя после медленного спуска по паре лестниц начал нестись так, будто за ним гонятся адские гончие. Сильные руки пригвождают к стене. Крепкое тело наваливается, придавливая своим весом и не отпуская. Оттолкнуть совсем не получается. Если честно, отталкивать и не хочется. Только не своего близнеца.