Ложь, на которой строится жизнь.

Часть 4

Утром он непонимающе — и чуть обиженно, если Гермионе не кажется, но, конечно, ей кажется, — смотрит на нее, но она отворачивается к Гарри и начинает говорить с ним об экзаменах.

На лице Малфоя появляется болезненная гримаса, но она этого не видит.

Видит Панси, которая легонько похлопав его по плечу, встает из-за стола и уводит Малфоя за собой.

***

Гермионе опять снятся кошмары.

Только теперь кто-то вынуждает ее убегать от Малфоя, хотя она знает, что он не опасен и что она, вообще-то, нужна ему.

Но Гермиона все равно бежит, потому что рядом с Малфоем маячит довольная, правильная и такая нужная Паркинсон.

«Найди, найди, найди» преследует ее теперь и по ночам.

***

Услышав шаги за спиной, Гермиона поспешно захлопывает книгу и говорит, не оборачиваясь:

— Я сейчас, Рон, возьми пока вон те...

— Грейнджер.

Гермиона оборачивается так резко, что грозит свернуть себе шею.

Малфой, замерев всего в десятке дюймов, смотрит на нее с непонятным выражением лица, и Гермиона испуганно замирает. Они смотрят друг на друга пару секунд, а потом Малфой, поколебавшись, собирается что-то сказать, кажется, но Гермиона качает головой.

— Сейчас придет Рон, — говорит она торопливо, облизнув губы. — Давай через полчаса в старом кабинете Истории?

Она протискивается мимо Малфоя, договаривая на ходу последние слова, — если она успеет убежать, Малфой не сможет отказать ей.

А она не сможет передумать.

***

В кабинете холодно, и Гермиона зябко ежится.

Малфой сидит за одной из парт, поставив на нее оба локтя, и изучает надписи, выцарапанные на парте.

Гермиона садится рядом, чуть отодвинув стул, и ждет, что Малфой что-нибудь скажет.

Малфой привычно молчит.

По коже начинают ползать мурашки, и она выдыхает дышит на ладони, чтобы хоть как-то согреться.

А потом, когда «прикоснись, прикоснись, прикоснись» снова заполняет собой все мысли, она вдруг решает, что если прижмется к Малфою, то будет не так холодно.

Она осторожно кладет голову ему на плечо, а руку обвивает вокруг шеи. Малфой вздрагивает, но ничего не говорит.

Гермиона решает, что скоро они оба превратятся в глухонемых — и это не важно, потому что она чувствует Малфоя.

Ей этого вполне достаточно.

Но, оказывается, она сильно ошибалась: потому что когда он неуверенно приобнимает ее в ответ, прижимая к себе сильнее, и выдыхает едва слышное:

— Ладно, — с ее сердцем происходит что-то неладное.

***

Слизнорт отчитывает Нотта так, словно тот единолично устроил пожар. Невилл стоит в стороне, смущенно отвернувшись, хотя ему никто не сказал ни слова.

Малфой наблюдает за Теодором и профессором так же внимательно, как и Паркинсон: оба вытянули шеи, чтобы были видно лучше, и Панси еще и постоянно машет рукой, призывая свой факультет молчать.

— Десять баллов со Слизерина, мистер Нотт, можете занять свое место, — заканчивает, наконец, Слизнорт и мягко говорит Невиллу: — Вы тоже садитесь, мистер Лонгботтом.

Тот краснеет до самых кончиков ушей, виновато смотрит на Нотта, шагающего к своей парте, и занимает свой стул.

— Наберешь обратно, — шипит Панси, и Теодор кивает с безразличным видом, хотя на щеках у него горят два ярких пятна. — Мы не будем на последнем месте.

Малфой исподлобья смотрит по очереди на каждого гриффиндорца, и дольше всех — на Гермиону.

И в его взгляде столько ненависти, что Гермиона не выдерживает и опускает голову, уставившись в книгу.

Она знает, что Малфой раздражен до безумия, что злится он не на нее, что он так не хотел — наверное — но ей все равно обидно и не по себе.

До конца дня она больше не смотрит на него.