Чародейка. Книга 1. Ход Стрелок.

Глава 2.

Отец с самого завтрака ходит унылый, не произнося ни слова, но дедушку никак это не беспокоит. Не хочется признавать, но Николай любит посыпать соль на рану, заставить вспомнить что-то, что ты старался забыть всем сердцем. Это черта появилась у него внезапно, но мы и не заметили этого, понимая, что потеря дочери и супруги сильно сказались на нём. Джосселин умерла совсем молодой, Софи тогда было всего несколько месяцев, когда произошла главная трагедия нашей семьи. Я не помню самих событий, но однако отчётливо вижу картину последствий. Смерть моей тётушки и старшей сестры, о которой, может быть к лучшему, никто не говорит. Моя мать была обвинена в сговоре с неизвестной организацией и в убийстве собственного ребёнка для ритуала, в поджоге целого леса с вымирающими существами и в последствии на неё повесили ещё несколько мелких преступлений.

С того дня прошло десять лет.
Бабушка скончалась через год после суда над Эрикой: слегла с больным сердцем и не очнулась одним осенним утром. С тех пор дедушка стал менее общителен и строже к зятям, в какой-то степени и к нам. Но никто его в этом не винит, ведь Джек тоже долгое время отходил от кончины жены, едва ли не запил, а отец упрямо пытался доказать невиновность моей матери, но оказался под риском лишения родительских прав в подозрениях за соучастие.

Вспоминая те серые дни, я невольно ёжусь, заменяя одни воспоминания на другие. О том, как я сидела на коленях отца в нашем доме и слушала рассказы с поразительным интересом, как мать сидела на против, укачивая Сильвера, а на полу устраилась моя сестра, раскрашивая альбом разноцветными карандашами. Я не помню как она выглядела, не помню ничего из того, что мы когда-либо делали вместе. Пытаясь вспомнить её лицо, я вижу пустоту, размытый силуэт и в такие моменты смотрю в зеркало, представляя её. Мы близнецы. Наверное, сейчас бы она выглядела так же, как и я. Или я, как она.

Спустившись со второго этажа, я выхожу во задний двор. Широкий, намного больше участка дома, он был переполнен фруктовыми деревьями, а где-то в конце устроилась плакучая ива, а под ней старый колодец и качели, на которых могли устроится сразу трое. Отец качался в полной тишине, нарушаемой лишь скрипом ржавого металла и древесины качелей. Он хмурился, на лбу выступили складки и брови сводились к переносице. Он устало опирался лбом о сложенные руки и напряженными ногами отталкивался от земли.