упущенные возможности

часть четвертая

   Под потолком зависает дым, и Дазай бесцельно рассматривает его, запрокинув голову. У него опять плохой день. В последние полгода плохие дни его преследуют и не дают расслабиться. Дазай всё больше курит, и теперь вся его квартира пропахла табаком. Дазай всё больше пьёт, и теперь на завтрак ему хочется умереть ещё сильнее, чем ночью. Дазай всё больше пребывает в паршивом настроении, и теперь все вокруг стараются совсем не попадаться ему на глаза.

      Дазай не льстит себе, когда Ода смеётся и говорит, что Дазай самый грозный исполнитель. Он знает, что у него паршивая репутация и свой стиль работы, который не приветствует никто. Даже Мори, но тот терпит, потому что Дазай достигает нужных результатов быстро и эффективно.
     
      Не то чтобы Дазай слишком сильно нуждается в одобрении Мори — не нуждается вообще, — но с ним работать удобнее.
     
      — Ты бы хоть окно открыл, — Ода появляется из кухни и ставит на стол две кружки с крепким чаем. Дазай лениво приподнимается на локтях, тушит почти докуренную сигарету о раскрытую ладонь и лишь слегка морщится. У него высокий болевой порог, вымуштрованный длительными тренировками и попытками самоистязания.
     
      — Плевать, — Дазай берёт кружку в руки, греет об неё ладони и делает небольшой глоток.
     
      Ода смотрит понимающе, но сам пить не спешит — он к кипятку не так устойчив, как Дазай, и обжигаться горячим чаем ему совсем не хочется.
     
      — Снова проблемы?
     
      Дазай смотрит на него поверх кружки и думает, что хотел бы рассказать немного больше, чем может. Ему нельзя, потому что Ода не входит в исполнительный комитет, и он не умеет, потому что никогда не учился быть чуть более открытым и честным, чем необходимо для того, чтобы выжить. У Дазая навязчивая идея убить себя самостоятельно, без постороннего вмешательства, желательно как можно изысканнее, но пока этот план претворяется в жизнь хуже всех.
     
      Под бинтами целая россыпь давно заживших и свежих шрамов, желудок скоро прикажет долго жить из-за той дряни, которой он его периодически пичкает в надежде, что хоть что-то вызовет заворот кишок, тошноту, язву, отравление, в лучшем случае — смерть. Дазай старается изо всех сил, но, видимо, этого недостаточно для того, чтобы доказать Вселенной серьёзность своих намерений.
     
      — Можно сказать и так, — он откидывается на спинку дивана. — Но когда бывает без них? К сожалению, даже в розарии можно напороться на шип. Так что не стоит удивляться крысам в Порту. Кстати, как думаешь, крысиный яд — это достаточно избито?
     
      — Это достаточно глупо, — Ода мягко усмехается. — Что-то ещё?
     
      Дазай недоуменно смотрит на него и слегка хмурится. Ода, наверное, второй после Мори, способный хоть что-то прочитать по его лицу. Не то чтобы Дазай сильно переживает из-за этого, его лицо никогда не выражает что-то по-настоящему важное, но это слишком непривычно царапает когтями по инстинктивно выставленной броне.