От разбитого сердца не умирают

Горе может всплывать в самых неожиданных ситуациях

В позвоночнике Драко было двадцать шесть позвонков. Гарри знает, потому что целовал каждый из них. В груди Драко было двадцать четыре ребра. Гарри знает, потому что он гладил каждое из них языком. Бедренная кость Драко была белее, чем костяшки сжатого кулака. Гарри знает, потому что видел ее сквозь разрывы мышц, кожи и одежды. 

Гарри не может заснуть. Рядом с ним медленно и ровно дышит Мартин. Над ним молодая пара трахается, как и обычно. Их кровать скользит по полу, её изголовье ударяется в стену. Снаружи из клубов расходится народ. Двери выплевывают пьяных посетителей на улицу. У Гарри пересох рот, но он не может набраться воли, чтобы встать и взять стакан с водой. Завтра понедельник. Он будет клевать носом на работе, если не сможет хоть немного поспать. 

Они с Мартином смотрели кино про двух американцев в Японии. Про мужчину лет пятидесяти и молодую женщину, еще не достигшую совершеннолетия. Декорации менялись между номером девушки в отеле на сорок третьем этаже Синдзюку Парк Тауэр и зеленым парком с цветущими сакурами. Это потому, что она девственница, сказал Мартин. Это называется «символизм». Гарри заткнул его тычком. Конечно, речь о девственности. Не нужно быть преподавателем Оксфорда, чтобы это сообразить. 

Они с Драко оба были девственниками. Ни у одного не было опыта больше, чем пара поцелуев с девчонками на школьном балу. Гарри трогал один раз грудь, но мимолетно. Никто из них не знал, что делать, и прошло много времени, прежде чем они стали достаточно смелыми, чтобы трогать что-то более табуированное, чем член другого. Они не трахались почти целый год спустя первого поцелуя. Это были минеты и много фроттажа, но ничего более увлекательного. Гарри боялся, что будет больно. Драко боялся, что будет грязно. Когда они в конце концов решились, не было ни того, ни другого. 

Гарри выдергивает ступни из-под пододеяльника и ненароком задевает прикроватный столик, на котором находятся будильник, пустые упаковки от презервативов и лампа с неработающей лампочкой, которая качается и чуть не падает на пол. В квартире слишком жарко. Он бы открыл окно, но это разбудит Мартина. Он чутко спит, а Гарри не хочется разговаривать. Или трахаться. Они уже этим занимались. Одни за другими огни машин разрезают стену и забираются на потолок. Промежутки между ними всё удлиняются и удлиняются. 

Он всё еще не спит, когда будильник на мобильнике Мартина начинает звонить. Раздается сдавленное «твою мать», и потом еще раз. Спустя пару минут Мартин садится и протирает глаза. Он наверняка снова попользуется бритвой Гарри. Не то чтобы Гарри возражал, но ему хотелось бы, чтобы у него спрашивали разрешения. Ему нравится Мартин, но вещи Гарри — это его вещи. Он слышит, как журчит сливной бачок и включается душ. Он закрывает глаза и не открывает их, пока не слышит, как входная дверь открывается, а потом со щелчком закрывается. 

Драко не признавал границ. Вещи Гарри были его вещами и наоборот. Гарри часто, надевая брюки, обнаруживал в карманах счета из ресторанов, которые они посещали, или несколько слипшихся драже Mentos. Иногда находил пытающегося спастись бумажного жука или обрывки бумаги, в которых между строк было «Я знаю, что ты читаешь это, Поттер; прихвати мерло по дороге домой». Однажды, когда Драко отсутствовал две недели, он нашел записку, в которой было просто «Спасибо. За всё». 

Утро — не самое лучшее время для Гарри. И никогда им не было, даже когда Драко выманивал его из кровати запахом такого крепкого кофе, что его стоило бы добавить в периодическую таблицу элементов. Гарри нужно не меньше часа, чтобы справиться с ленивым настроением. Хорошо, что он может завязывать галстук с закрытыми глазами — одно из преимуществ учебы в школе-интернате. В холодильнике только оранжад. Гарри уверен, что купил в пятницу бутылку сока Ribena. Ничто так не пробуждает его, как Ribena с черным кофе. Он садится на диван с миской хлопьев и включает телевизор. На диване что-то твердое. Он лезет рукой под себя и вынимает коробку от DVD. «Она плывет по течению, её душа холодна», читает он на обратной стороне. «Он пресыщен и меланхоличен». Гарри не узнает это описание. Это правильная коробка? «Оба устали от смены часовых поясов, а самобытная культура Токио и язык делают ситуацию еще более странной». Гарри кидает коробку на пол и нажимает на пульт. 

— Горе создает собственный мир, — сказала консультант в прошлую пятницу. — Вы научитесь читать его карты и говорить на его языке. У него своя анатомия. Долгое время единственными людьми, с кем вы сможете по-настоящему общаться, будут те, кто тоже страдает. Но в какой-то момент это должно прекратиться. Вы должны вернуться в мир живых. Вы должны найти путь домой. 

Мне холодно, сказал бы Драко, открывая дверь их квартиры. Иди сюда и согрей меня. Это был их ритуал, способ обойти свои естественные барьеры. Это было заклинание, открывающее двери их сердец, которые были накрепко заперты для всех остальных. У Драко всегда был холодный нос, в любое время года. Такими же были и руки. Гарри сжал бы их между своими ладонями и подышал на них. Рисунок на кончиках пальцев у Драко везде состоял из завитушек, за исключением правого указательного. В его руках было по двадцать семь костей. Гарри знал, потому что посмотрел в википедии.