this world has already rotted.

1.

arctic monkeys - knee socks

На улице было холодно: достаточно, чтобы на свитер натянуть куртку, но недостаточно, чтобы ее застегнуть и надеть шапку. Ему не нравилась такая погода: пусть будет или холодно, или жарко. Недопонимания и серые полосы раздражали его.

В школе всегда слишком шумно, хотелось заткнуть уши, чтобы никогда больше не слышать эти дурацкие голоса. Кем эти неудачники будут через пять лет? Спившимися постояльцами бара, сиделками в домах престарелых или же обманщиками-банкирами? Черт их знает, но Луи нравилось думать о том, как те, кто насмехается над ним сейчас, сами станут предметами насмешек в будущем.

Луи было семнадцать лет, он любил подбирать себе особенные наряды, которые отличали его от серой школьной массы, ему нравилось делать маленькую полоску на брови станком, будто это шрам. Парень любил петь и никогда не был изгоем. До определенного момента.

— Ох, какие люди! С кем сегодня сидишь на заднем сидении, Лу-Лу? — спросил высокий блондин, Дикки, — может посидишь на мне? — закричал он, хватая себя за пах.

Томлинсон чувствовал, как слезы наворачиваются на глаза, а горло першит. Парень ускорил шаг, лишь бы больше не слышать Диксона Делли и его дебильную компашку, состоящую из придурковатых гомофобов. Да, Харви Милк проделал большую работу в принятие Америкой геев, но до города на границе двух штатов, в котором по несчастной случайности жил Луи, эта работа не дошла, к сожалению.

О Боже! Как бы он хотел быть таким как все: любить красивых девушек, радовать родителей и бабушку с дедушкой, не быть объектом обсуждений за спиной, и не влюбляться в таких парней, как Дикки. Он бы правда этого хотел, хоть на день стать обычным, раз нельзя быть собой.

Луи старался контролировать свои эмоции, пытался сдерживать слезы, но день на день не приходилось. Его любимым местом был дальний туалет: в нем почти не бывало людей, ведь никто не попрется в такую даль, чтобы справить нужду.

Сюда приходили, чтобы купить травки на пятничный вечерок, покурить, если директор ходит по территории, или же посидеть в одиночестве, вместо урока. Луи знал всех, кто тут бывал.

Он сидел на желтом туалете, в оранжевой отвратительной кабинке. Горячие слезы текли по его щекам, а Томлинсон все пытался их вытереть, но не получалось. Из черного портфеля он достал точилку, разбирая ее. Короткие пальцы сжали небольшое острое лезвие, прислоняя его к уже израненной коже, наблюдая, как капельки крови стекали вниз.

— Если собрался убиваться, режь поглубже. Развелось актеров нынче, лишь бы сыграть на чувствах людей. Ох, мне так больно и плохо! Пожалейте меня, или я прямо сейчас убьюсь, — раздался голос, напугавший Луи.

Перед ним стоял высокий парень с длинными кудрявыми волосами и широкими плечами, на которых висел болотно-зеленый плащ с кучей значков. Меж его пальцев дымилась сигарета, а сам он смотрел на Луи так, будто ему было бы плевать, если бы тот стоял на крыше небоскреба, крича, что сейчас спрыгнет.

— Или ты будешь большим терпеливым пальчиком, который натянет свитер пониже и заставит себя улыбаться людям вокруг, заслуживая мое уважение? — спросил он, втягивая в легкие порцию ядовитого дыма.

— Ты вообще кто такой? — спросил Луи, хлюпая носом, убирая точилку в рюкзак.

— Меня зовут Гарри Стайлс, — прошептал он, выдыхая дым прямо в направлении лица парня.