Тонкий Лёд

5.

В коридоре почти оглушенного Питера выловила Пеппер, вручая сверток с костюмом в руки. Ее теплый и приторно-заботливый голос только усугублял ситуацию. Понятное дело, от нее ничего не удалось узнать, как и от Хогана, который бросил короткое и раздраженное: «Я не в курсе», высаживая Паркера у дома. Считаться с Питером никто не хотел. И слушать тоже. Достаточно серьезных улик на тех парней с оружием у него не было, в дела мстителей, конечно, никто не посвящал. То, что его воспринимали маленьким ребенком, злило. Хотелось доказывать, хотелось стать значимым. Чтобы Старк его ценил. Тони всегда был для него ориентиром, примером для подражания, его похвала приносила больше всего радости. А потому его слепое и упрямое: «Ты ребенок, Питер, » — расстраивало до ноющей боли под ребрами. Что же, Питер был не менее упрям, чем его наставник.

Обида погано скребла нутро. Питер давно не слышал такого равнодушия со стороны Старка, наверное, со времен, когда он топтался в дверях лаборатории, а Тони безостановочно полировал внутренности алкоголем. Он почувствовал себя тем еще неудачником, а еще хуже — глупым, обманутым неудачником, и печаль перерастала в грохочущую в ушах ярость. Хотелось крушить все вокруг, вытворить что-то эдакое, чтобы Тони точно заметил. В то же время подросток злился на себя, на свое хнычущее сердце, которое убивалось от потери расположения мужчины. Злился на свои мысли о том, что он и вправду ведет себя, как малое дите, требуя того, что ему не полагается, ведь ему и так уже было позволено больше, чем следовало. Хорошего понемногу. Тони вообще мог не возиться с ним, у него, скорее всего, и так дел по горло, а тут еще и навязчивый подросток. Он сделал ему костюм, пустил в мастерскую, выделил комнату и позволил тренироваться. Это и так было слишком. Чувство, что к нему благодушны из жалости, вило веревки из и так потрепанных нервов.

В школу Паркер прибыл в самом пренеприятнейшем расположении духа. Думал он много, наверное, даже слишком. Хотелось знать, что там у мстителей творится, потому что паучье чутье буквально орало об опасности. Старк сказал, что свяжется с ним, если он понадобится. Наивная, глупая, детская надежда на то, что телефон зазвонит, все еще теплилась в груди. Из-за нее Питер начинал злиться еще сильнее на себя, думая: «Я ведь и вправду, как ребенок». А еще покоя не давали их с Тони, так скажем, личные отношения. Может, произошедшее на тренировке — просто глупая шутка, может, Тони сам ждал, когда Питер рассмеется и выползет из-под него со словами: «Кажется, я выиграл!» Глаза у Старка во время драки были страшные, хищные, а после и вовсе — голодные. В памяти всплывали такие же сосредоточенные взгляды, адресованные ему, приобретая новый, какой-то неправильный окрас. Особенно удручающей становилась ситуация на фоне обиды, заглушенной злостью, на холодность последних брошенных Тони фраз. На то, что его не воспринимают всерьез. Питер тряхнул головой. «Совсем крышей еду, » — подумал он и попытался сосредоточиться если не на уроках, так на плане, как вскрыть все это дело со странным оружием. Если он принесет Старку преступников «на блюдечке», то, может, его возьмут в то жутко серьезное дело. Как назло, в голове царила девственная чистота. А день все никак не желал заканчиваться. Тренировки Старк не отменял, но они все еще проходили через день, а значит, сегодня совать нос в башню не имело смысла.