Друг, которого нет

VI

Пока я мчалась домой, случилось ещё одно неприятное обстоятельство, которое было вполне себе из ряда вон выходящим. Ну не везло мне в тот день, иначе объяснить невозможно. А заключалось моё невезение в том, что я буквально врезалась в мамину подругу – тётю Анэлю. Знаю, о чём вы думаете. Да, имечко дикое, соглашаюсь. Но вот ни мама, ни сама тётя Анэля так не считали, даже наоборот. Мама кстати хотела назвать меня тоже необычно – если не ошибаюсь, Вилорой. Благо передумала. Но, тем не менее, мама втайне завидовала, что у её подружки такое необыкновенное, красивое имя. Маму-то родители назвали совсем не так изысканно, а вполне себе пролетарским именем – Юлия. Нет, не подумайте, я совсем не против имени Юля и пролетарским его не обзываю – возможно, выражаюсь я неверно и, в итоге, получается куча неловких ситуаций. Так вот, с ироничной для кого-то интонацией, «пролетарским» я назвала довольно нередкое и адекватное имя. А не Эльвира, Элиза, Изабелла, Юнона, Беатриса, Вилора, «и прочая, и прочая». Правда моя мама была со мной совершенно не согласна и часто требовала называть себя Джульеттой или Джулией. Джульетта из неё была как из меня Мария-Тереза, ну, или как из бегемота балерина. Трудно представить героиню бессмертной Шекспировской трагедии твердолобой карьеристкой со стальной хваткой, предпочитающей бальные платья деловому пиджаку и строгой юбке. Вкус у мамы был, конечно, безупречный, спорить бессмысленно. Она могла, в честь праздника или какого-нибудь корпоратива, надеть милое вечернее платье, которое вполне могла носить Джульетта (на маминой работе шеф тот ещё изобретатель, и под Новый год у них несколько раз были костюмированные балы), но чего-то всё-таки в её образе не доставало. Даже в белоснежном девичьем платье, с распущенными золотистыми локонами и неброско, но красиво подведёнными изумрудными глазами, она была скорее похожа на Снежную королеву, сменившую стиль, чем на юную и беспечную девушку. Джулия в какой-то степени ей подходила больше, но всё же это имя у меня ассоциировалось в первую очередь с героиней романа Оруэлла. И да, может, у них было больше общего, чем с Джульеттой, но всё-таки и тут образ был зыбок и высосан из пальца. Но, тем не менее, маму частенько называли Джулией (обычно подружайки, подчинённые и люди, которые не знали, что она очень даже Юлия), а вот Джульеттой её именовал только Пашка. Я этого не выносила, честно. Как только я слышала его сладенький приторный голос, зовущий «Джульетта, милая, солнышко» и тд и тп, мой внутренний ядерный реактор взрывался. На полном серьёзе. Взрывалась и я – раньше, когда ещё не было душащего пофигизма в душе, криками, скандалами, истериками – иными словами, реквиемом по прошедшим дням, когда оба родителя были вместе и никакие Пашки не пытались подластиться к маме.