К алтарю по его приказу

Глава 23

– Но я не хочу выходить за тебя замуж, Чонгук! Из этого ничего не выйдет! Из этой затеи ничего не выйдет – ни на каком уровне. Я тебе даже не нравлюсь! Ну уж нет. Никогда!

– Выйдешь ли ты за меня, это не вопрос! – прорычал Чон. – Вопрос только когда.

– Ты сумасшедший, – выдохнула  Манобан.

Он покачал головой.

– Я просто намерен получить то, что принадлежит мне по праву. Так почему тебе спокойно все не обдумать? Завтра я вернусь за ответом. Но предупреждаю – в случае отказа или попытки сбежать… – он сделал выразительную паузу, – я потащу в суд, и ты сто раз пожалеешь, что не согласилась на мое предложение.

Стиснув зубы, Лиса смотрела на свое отражение в старом потускневшем зеркале. В этот раз она не позволит себе потерять самообладание. Она будет спокойна и собранна. Она скажет, что не сможет выйти за него замуж, но собирается быть разумной.

Лалиса сделала уборку в квартире, вымыла волосы и надела свободное платье. Она даже сходила на местный рынок, чтобы купить недорогой букет цветов у знакомого торговца.

Чонгук прибыл вовремя. Светло-серый костюм, в котором он был сегодня, похоже, на этот раз его ничуть не стеснял. Она с раздражением подавила свою инстинктивную реакцию на него.

Ей показалось, что его губы дрогнули в победной улыбке – словно он знал, что она сейчас почувствовала. Он не может заставить тебя делать ничего, что ты не захочешь, напомнила себе  Лиса. Ты можешь носить его ребенка, но ты свободная женщина. Это Англия, а не Средняя Азия. Он не может силой притащить тебя к алтарю.

– Надеюсь, у тебя было время успокоиться и собраться с мыслями, – сказал Чонгук без всякого вступления.

– Да, у меня было время. Но мое решение осталось прежним. Я не выйду за тебя замуж, Чонгук .

Он опустил глаза и тихо выругался. Когда он снова их поднял, его взгляд был почти огорченным.

– Я все же надеялся, что до этого не дойдет.

– Не дойдет до чего?

– Почему ты ничего не сказала о своей матери?

Кровь отлила от ее лица.

– А что я должна была сказать?

– Что она уже семь лет живет в хосписе.

Ее губы сжались. Лиса не могла позволить себе расплакаться и показать свою уязвимость человеку, который наверняка этим воспользуется.

– Как ты узнал?

Гук пожал плечами:

– Собрать нужную информацию очень просто, если знать, кого спрашивать.

– Но к чему так утруждаться?

– Не будь наивной, Лалиса. Ты мать моего ребенка. К тому же знание – сила, – добавил он, глядя на нее своими бездонными сапфировыми глазами. – Так что же произошло? Как женщина ее возраста могла оказаться среди тех, кому за восемьдесят? Не в состоянии узнать даже собственную дочь?

Лиса опустилась в кресло, не доверяя своим ногам.

– Неужели твои ищейки тебе не доложили? – хрипло спросила она. – Не хватило сноровки получить доступ к медкарте?

– Это было бы безнравственно.

– Я удивлена, что это слово есть в твоем лексиконе.

– Так что же случилось, Лиса? – повторил Чонгук, не обращая внимания на ее сарказм.

Она хотела сказать, что это не его дело… впрочем, почему не его? Ее мать – бабушка его будущего ребенка, хотя вряд ли она сможет это когда-нибудь осознать. Манобан моргнула, желая прогнать подступившие к глазам слезы.

– Так что, собственно, ты хотел бы узнать? – спросила она.

– Все.

Все. Это была долгая история. Сидя в кресле, Лиса откинула назад голову. Прошло несколько минут, прежде чем ей удалось собраться с мыслями.

– Я уверена, тебе не нужно объяснять, – начала она, – что после известных событий на острове негромкую славу моей матери как актрисы довольно быстро затмила совсем другая слава.

Его губы сжались, но он не стал комментировать.

– Продолжай.

– Когда мы вернулись в Англию, ее атаковала целая стая репортеров из дюжины таблоидов. Они заявили, что хотят сделать из нее пример для женщин старшего возраста, желающих вести свободную сексуальную жизнь. Хотя на самом деле им нужно было всего лишь выбросить несколько дополнительных копий на пришедший в упадок рынок розничной торговли. – Манобан вздохнула. – Мать целыми днями была занята тем, что надиктовывала тексты о своих любовных похождениях. Она искренне верила, что борется за женскую свободу, не замечая, что над ней все просто смеются. А потом она начала очень резко стареть. Слишком много вина и солнца. Слишком много диет, сменяющих одна другую… – Она замолчала