_________________________________________
Ау, где Ацуши – босс мафии, а Дазай – исполнитель.
Дэдди-кинк.
_________________________________________
Лицо горело румянцем. Шея и плечи горели багровыми засосами и укусами. Горела спина, горели ягодицы и бедра — Дазай не любил боль, но этот жар, это пульсирующее тепло, бьющееся под кожей, он обожал. Ацуши стоял рядом с ним, сидящим на коленях на ковре, держал в руке стек, поправляя перчатки. — Ты усвоил урок? — спросил он, ведя кончиком стека по исполосованной красным спине. — Я... Ха-а-а, даже не знаю, — ответил Осаму наигранно-капризно и, получив очередной удар по спине, блаженно выдохнул — стало еще теплее. — Еще, папочка...
— Хотя бы сделай вид, что тебе это не нравится, — в голосе Накаджимы слышалась улыбка. Дазай не мог видеть его лицо, хотя очень хотелось бы. — И перестань меня провоцировать, — новый удар пришелся на ягодицу, и Осаму даже вздрогнул от неожиданности. А потом блаженно выдохнул, прогибаясь в пояснице. — А иначе что? — он не отступался. Игра в капризного мальчика и непреклонного папочку была его любимой. — Иначе? — Ацуши задумался. Дазай все ждал нового удара или угрозы с намеком на новую сессию, но... Ничего из того, о чем он думал, не произошло. Лишь послышался шаг и шорох ткани. Ацуши опустился позади него на колени, и его горячий язык провел по горячему красному следу. Осаму вздохнул, когда чужие руки обняли его за талию, а язык продолжил свой путь. Снова и снова. От слюны стало прохладнее, но она не могла заглушить весь тот жар, взогретый руками Накаджимы. А потом он прижался, чтобы поцеловать Дазая в шею, и тот выпрямился, откинул голову назад, ему на плечо, впиваясь пальцами в обнимающие его руки. — Накаджима-сан... — выдохнул он жалобно, а рука Ацуши в перчатке спустилась ниже, едва задев его член и сжавшись на бедре. — Папочка, — подсказал босс и впился в его шею зубами, потираясь грудью о его спину. Осаму плавился в его руках, выгибался и глубоко дышал, почти закатывая глаза от накрывшей его волны удовольствия. — Па-а-апочка... — протянул Дазай тихо и облизнулся, прерывисто вздыхая. — С... Спейс, — сказал он, подрагивая, захлебываясь своими горячими сладкими чувствами. Ацуши это будто завело сильнее — он укусил его снова, провел ладонью по бедру, звонко шлепнул и крепко сжал, скользя губами вниз по лопатке. В спейсе Осаму не соображал, был до безумия податлив, ласков и... беспомощен. И это очень, очень возбуждало. До глухого рычания, зарождающегося где-то в груди, до чешущихся зубов, до желания укрыть его своей тушей, лишь бы сохранить его блаженство до самого конца — возбуждало. И он сохранил. Дазай, отойдя от прикосновений к себе, от своих же пьянящих глубоких чувств, расслабился в его руках, постепенно возвращая себе ровное дыхание. — Продолжим дома? — предложил Накаджима заботливо — все-таки они уже почти три часа играли без передышки. — Конечно, папочка.
