Боггарт Гермионы Грейнджер

Глава 14.

В последующие две недели все шло как и раньше. Гермиона просто жила, и ее дни мало отличались друг от друга. Занятия, трапезы, друзья, домашнее задание, Хогсмид по выходным, библиотека - жизнь вернулась в привычную колею, и Гермиону это несказанно радовало. Она держалась на расстоянии от Малфоя, лишь изредка позволяя себе быстрые взгляды в его сторону. И каждый раз с замиранием сердца ловила ответные, тут же отводя глаза. Она строго запретила себе думать о значении этого, чтобы в очередной раз не давать себе ложных надежд.

Пэнси несколько раз пыталась поговорить с ней «кое о чем очень важном о Драко», но Гермиона сначала лишь отшучивалась, а затем твёрдо запретила ей поднимать тему Малфоя, только если это не касалось учебы или его новой должности префекта Слизерина. Забини с позором лишился значка старосты за частые прогулы и значительное ухудшение успеваемости, но, кажется, вовсе не был этим расстроен. Это стало очевидным, когда Гермиона и Тео, казалось, в тысячный раз штрафовали его во время патруля, когда он весьма откровенно зажимал хорошенькую когтевранку в любом укромном местечке. Гермиона стала подозревать Тео в покрывании некогда хорошего друга, когда тот внезапно менял направление во время патруля, но молча укоризненно качала головой и ничего не говорила. В конце концов, все имеют право на любовь, пусть и ценой нарушения комендантского часа.

К слову, Драко оказался очень ответственным старостой. Он с небывалой педантичностью выполнял все задания, даваемые руководством школы или же самими Главными Старостами. Гермиона с улыбкой наблюдала, с какой напускной строгостью он отчитывал третьекурсников, когда кто-то из них терялся в Хогсмиде, и позволял себе облегченно вздохнуть только тогда, когда пунцовые от стыда подростки уходили в замок, низко опустив глаза. Сначала она не понимала, откуда такая опека, а потом вспомнила Мэгги...

Их контакт, вообще-то, сводился как раз только к делам школы или к совместной работе на Зельеварении. Гермиона стала подозревать, что Пэнси была права насчёт подработки Слизнорта, когда они случайно испортили зелье, заспорив о его возможной модификации, и пропустили момент закипания. Слизнорт тогда впервые за все время снял аж по десять баллов с каждого из них и до конца недели пребывал в скверном расположении духа.

Несмотря на подобные неприятные мелочи, Гермиона всей душой полюбила зелья и самого профессора, который с завидным упорством отказывался ставить их с кем-нибудь другим. Она снова и снова могла обсуждать с ним спорные моменты, забавные случаи, связанными с тем или иным зельем, каждый раз поражаясь, насколько начитанным и эрудированным был этот человек. Маленькая всезнайка Грейнджер, все ещё живущая у неё внутри, хлопала в ладоши от восторга и была яро убеждена, что настолько интересный собеседник просто не может быть плохим человеком. Малфой держал вежливый нейтралитет, а Гермиона просто...спокойно любила. Без диких взрывов чувств, без чертовых эмоциональных качелей, которые так ее вымотали некоторое время назад, но любила. И ей казалось, что ее чувства просто стали увереннее и взрослее, хотя она не могла не признать, что по-прежнему жаждет вновь почувствовать его прикосновение, вновь услышать даже оскорбление от него, получить хоть какое-то доказательство, что он не равнодушен. А он лишь сохранял свою безразличную маску, и только те туманные взгляды во время обеда или собрания префектов поддерживали в ней тусклый огонёк надежды.