На цепи

15

Примерно неделя ушла на то, чтобы я смог привести Саске в чувство. Я старался изо всех сил. Дарил подарки, покупал вкусную еду, приносил книги, в конце концов, по его просьбе позволил пользоваться ноутбуком. Конечно, доступа в интернет на нем не было, но теперь Учиха мог играть в игры. Иногда он надолго зависал что-то печатая. Сколько бы раз я не пытался узнать – он не говорил, сказал, я потом все узнаю. Я не наседал. Я вообще перестал наседать на него, решил, что этим ничего не добиться. Ему было тяжело, я хотел забрать себе эту тяжесть, чтобы в конце концов он поверил в мою искренность и согласился остаться со мной. По своему собственному желанию.

Саске же не был особо разговорчив. Он чаще слушал о том, что говорил я, не задавал вопросов и не говорил, что ненавидит. У нас были странные отношения. Они не были теплыми, не были холодными. Можно сказать, Саске был просто безразличен. Я пытался сделать так, чтобы он ко мне привык. Я пытался на протяжении всего времени, но после того, как Учиха показал мне свои эмоции, я подумал, что смогу добиться его расположения. И на этот раз по-настоящему.

Я решил, что должен рассказывать ему все. Не только то, что творилось в мире, за приделами его комнаты, но и то, что творилось в моем собственном мире, в моей душе. Я пытался объяснить ему, почему я поступил с ним так тогда, пытался донести, что мне тоже было больно, что я тоже живой человек с чувствами, для которого его поступок был сравни предательству.

Саске никогда меня не прерывал, слушал, первое время мне казалось, что его не совсем интересуют мои разговоры, но позже заметил, что он всегда был сосредоточен, когда я говорил о своих переживаниях.

Пожалуй, я был счастлив в те моменты. У меня больше не возникало вспышек гнева, злости, Учиха вел себя хорошо и был послушным. Вы же знаете, хороший ребенок или плохой – оценивается по первым трем годам его жизни. С Учихой была примерно такая же ситуация: он не болел, хорошо питался и многого не просил. И мне это нравилось.

Иногда Саске позволял погладить себя по волосам, в самые крайние случаи я целовал его. Не знаю, что он чувствовал ко мне в те моменты, но я был уверен, что он уже не ненавидит меня. Он проникался ко мне, иногда улыбался, когда я пытался шутить, не огрызался, не посылал и не крыл матом.

Я могу сказать, что те моменты – моменты нашего понимания и подъема в плане людей, живших под одной крышей. Людей, что проводят двадцать четыре часа семь дней в неделю в одном доме. У нас обоих открывались глаза на вещи, что раньше не имели весомости. Со временем Саске стал интересоваться, как дела у меня на учебе, звонит ли отец, и, если да, что говорит.