Мое ледяное проклятие

Глава 13

Мэр Сноухельма жил в особняке на центральной улице. Как и любой уважающий себя горожанин, мэр пекся о собственной безопасности. Охранные заклинания на воротах и дверях, несколько гвардейцев по периметру и спущенные на ночь волкодавы – наша, северная порода, которая могла существовать в суровых условиях заснеженной долины.
Наверное, поэтому, когда я ворохом снежинок проник в его окно, даже не удосужившись открыть форточку, мэр продолжил сладко спать на огромной кровати, трепетно прижав к себе непозволительно молодую жену. Он чувствовал себя в полной безопасности. Даже будить их было жалко.
Я устроился в кресле у окна так, чтобы мягкое предрассветное освещение лишь обрисовывало мой силуэт, и спустил с пальцев ледяную магию. Она послушно поползла по паркету, поднялась по ножкам кровати, покрыла хрустящей ледяной коркой накрахмаленные простыни и лизнула голый палец на ноге мэра. Вайс Пэрриот только раздраженно дернулся во сне, а мороз пополз дальше.
Первой заорала и подпрыгнула на кровати блондинка-жена. Она уставилась на меня, испуганно прижимая к груди пуховое одеяло. Тут же подскочил мэр, а в коридоре раздался топот ног охраны. Мне не хотелось разбираться с большим количеством людей, поэтому я сделал то же, что и с комнатой Валенси. Лед пополз по полу и стенам, намертво замуровывая дверь. А то ведь и поговорить спокойно не дадут.
– Тепло ли вам, мистер? – издевательски поинтересовался я, запуская вихрь из снежинок летать по комнате. Печально зазвенели керамические вазочки на камине, затренькали хрустальные висюльки на люстре, всколыхнулись шторы.
– Как ты смеешь? – взвизгнул мэр. Казаться солидным чиновником, в руках которого находится судьба всего Сноухельма, сложно, если ты сидишь в пижаме. – Что тут делаешь?
– Я? Разговариваю с вами. Причем вежливо. Между прочим, даже не тыкаю, как изволите вы. Итак, повторяю вопрос: тепло ли вам?
Лед все больше заполнял комнату. У мэра и его супруги остался лишь крошечный незамерзший пятачок кровати, где они трогательно прижались друг к другу, словно воробьи на морозе.
– С ума сошел?! Как может быть тепло? Тут же все во льду! Что ты творишь?
– Вот и я хотел задать тот же вопрос. Что вы творите? Я кого-то убил? Или постоянно наношу вам визиты с требованием умерщвлять мне в угоду девственниц?
– Не-ет... – пробормотал мэр, похоже, все еще не понимая, в какую сторону я клоню.
– А почему через восемь лет нашего сосуществования вы вдруг решили, что я прощу убийство ни в чем не повинной девушки, совершенное якобы мне в угоду?
– Но...
– Давайте я вам помогу. – Я уже злился, и температура в комнате падала без моего участия. – За это жертвоприношение вам просто заплатили, и вы решили: а почему бы и нет? Кого интересует судьба одной девчонки, которая и в городе-то постоянно не живет.
– Но вы ругались! – попытался мэр мяукнуть в свое оправдание.
– Ну и мы с вами сейчас ругаемся. Тоже будем в жертву приносить? Или, может быть, просто прямо тут вас заморозить? Без изысков? И ходить далеко не нужно. Найдут с утра ваш промороженный труп, а супруга ваша расскажет, как все было. Не справится с заданием – тогда я приду и за ней.
Блондинка тонко взвыла, но за душу это меня не тронуло. Кого-кого, а ее мне было не жалко. Вообще никого было не жалко, кроме, пожалуй, Пэрсика.
– Не-ет... Не нужно меня морозить.
– А раз нет, то сделайте вот что. Вы допустили ошибку. Очень грубую и недальновидную. Не знаю, сколько вам дали денег за попытку устроить в городе это мракобесие, но такая ошибка...
– Я ее исправлю!
– И как?
– Причислю убиенную к лику святых.
– Да ладно? И она не убиенная, просто напуганная. А вот мэр из вас паршивый. Поэтому или вы уходите, уступая место кому-то более честному и менее глупому, или наши встречи будут проходить на регулярной основе. У меня много времени. Посмотрим, насколько долго вы протянете в вечной мерзлоте.
– Я не могу уйти с поста.
– Вы не просто уйдете, вы еще очень четко обозначите почему. Вы поддались на чужие убеждения, проявили слабость и теперь раскаиваетесь в своем поступке. Потому что поступок этот глуп и недальновиден. Вы попросите прощения у города и семьи Валенси. Если решение примете быстро, то я даже деньги Дилана у вас не заберу. Если же решите, что и дальше сможете воевать со стихией... Что же, вы лишитесь всего. Имени, денег и, возможно, жизни. Ледяная стихия коварна. Думаю, вы должны были это понимать, когда приказывали приковать на морозе молодую девушку и оставить ее умирать. Надеюсь, я выразился достаточно ясно?
Оправдания я слушать не стал, как и церемониться. Ветром выбил окно и вылетел в него бурей, уже во дворе приняв облик ледяного дракона, чтобы ни у кого не возникло подозрения касаемо того, кто же навестил мэра. Слишком долго я делал вид, будто меня нет в долине.
Сейчас было важно, чтобы каждый в Сноухельме знал: я не оценил щедрый шаг с жертвоприношением.
* * *
Разговор с мэром был просто необходим для того, чтобы четко обозначить свою позицию. Надо убедиться, что моим именем не станут прикрываться, чтобы уничтожать неугодных девушек. А вот к следующему участнику минувших событий я направлялся в предвкушении. Встречи с ним я жаждал, как и справедливого возмездия.
Надо было добить гниду при нашей первой встрече. Он не понравился мне уже тогда, но почему-то проснулось человеколюбие. Я послушался Валенси, и в итоге она чуть не погибла. Правду говорят, не делай добра – и не получишь зла. Но сегодня я не повторю эту ошибку.
Найти Дилана оказалось несложно. С упорством бегущей в колесе морской свинки он пробирался в сторону припаркованного у обочины кэба. Заказного, удобного, комфортабельного, с впряженными лошадьми. Такими же, как те, которых увели мои снежные льдянки. Словно эти предосторожности могли его спасти.
В предрассветный час на улице было пустынно. Наверное, у экипажа имелись кучера, но меня слабо волновали свидетели. Даже если они что-то увидят и расскажут, это только укрепит город во мнении, что со мной не стоит связываться. Пусть лучше считают меня ледяной беспощадной сволочью, чем устраивают жертвоприношения. Я не могу следить за всеми девицами в этом месте. За состоянием Валенси я пристально наблюдал, контролировал каждый этап, но в следующий раз, со следующей жертвой, меня может не оказаться рядом. Поэтому так важно не допустить, чтобы этого следующего раза не было.
Дилан не замечал ничего вокруг. Ни вмиг потемневшего неба, которое почти моментально превратило день в ночь, ни налетевшего ветра. Первым предупреждением стала ударившая Дилана под колени поземка. Он проигнорировал ее и ускорил шаг, только я не планировал позволять ему дойти до экипажа. Следом за поземкой налетела метель, которая отрезала пути к отступлению, и Дилан замер, наконец заподозрив что-то неладное. Он бросил чемодан и заметался на пятачке заметенной снегом брусчатки, где было относительно спокойно. Понял, что я рядом, и испугался. Я чувствовал его ядовитый страх, липкий и вязкий. Дилан увяз в нем, словно муха. Именно ужас, а не я не давал ему связно соображать.
Ощущать панику того, кого сам назначил на роль жертвы, было упоительно.
– Что тебе нужно? – завопил он пока еще в воздух. – Я же отдал ее тебе! Ты должен меня отпустить. Я знаю все, потому что раскопал историю! Это она сделала тебя таким! Ты должен быть мне благодарен!
– За что же это? – тихо спросил я, специально появившись у него за спиной.
– Я отдал ее тебе! Отомстил за тебя! – Глаза Дилана фанатично горели. Казалось, он искренне верит в то, о чем говорит. Только вот от него буквально смердело страхом и ложью. Он готов был врать и выкручиваться, лишь бы сохранить в безопасности свою шкуру. Вопрос, почему же он не подумал о ее сохранности, когда все это затевал.
– И с чего ты решил, что я сам не могу взять то, что хочу? И когда хочу? – поинтересовался я с усмешкой, делая шаг вперед и наблюдая за тем, как ресницы и брови Дилана покрывает иней. – Кто ты такой, чтобы мстить за меня? Может, я сам желаю насладиться местью? Ты же просто хотел потешить свое эго и лишить меня удовольствия.
– Я думал, так будет лучше!
– Верю. Лучше для тебя. А сейчас будет так, как хочу я... Как хотел, едва тебя увидел.
– И как же? – Дилан сглотнул и дернулся, пытаясь разорвать дистанцию, но я не позволил, последовав за ним.
– Ты ведь сам знаешь, – сказал я и коснулся его руки, которая тут же начала покрываться ледяной коркой.
– Нет! – закричал Дилан и шарахнулся в сторону. – Нет!
Он затряс рукой. В глазах мелькнул панический ужас, но избавиться от моего заклятья было нереально. Как и сбежать сквозь завывающую вокруг нас метель.
– А пока ты еще можешь двигаться и говорить, поведай-ка о том, кто рассказал тебе историю моего проклятья и подал идею с жертвоприношением. Это ведь Дэвид, да?
– Да. Этот парень болтлив и заложил наивную дурочку Валенси!
Не знаю, с чего Дилан вдруг осмелел. Думал, информация меня заденет? Но это было не так. Я давно понял, что представляет собой Дэвид. Меня занимало лишь то, что он методично пытался избавиться от Валенси. Зачем? Это не давало покоя. Она ему не мешала. Почему же бывший приятель так разнервничался, когда девушка вернулась в Сноухельм? Ведь он давно получил желаемое: Женевьев.
Я не трогал их, все было хорошо. А после неудавшегося жертвоприношения Женевьев не пустит его и на порог. Желая убрать Вал, Дэвид сам разрушил то, к чему так долго шел. Не мог же он не предвидеть реакции своей жены? А значит, уничтожить Валенси было важнее. И я очень хотел разобраться – почему.
– Наивный дурачок здесь ты, потому что все остальные участники этой истории, включая Валенси, живы. А вот ты...
– Я тоже жив! – запальчиво выкрикнул он, старательно игнорируя очевидные факты. Все еще не мог признать, что смерть может случиться и с ним.
– Это пока, – улыбнулся я, и ничего не понимающий Дилан опустил взгляд ниже. Он уже почти не чувствовал холода. Мороз действовал коварно. Заморачивая, притупляя чувствительность. Но ноги и нижняя часть жениха Вал уже превратились в ледяную статую.
– Ты не можешь это сделать! – истерично заорал он. – Почему?!
– Дэвид рассказал тебе историю, – послушно пояснил я. – Мэр поддержал. Но вот доводил до ума, планировал и организовывал все ты. Ты без раздумий обрек на мучительную смерть свою невесту.
– Она меня бросила ради тебя!
– Сомневаюсь, что ради меня.
– Это неважно!
– Ты прав, это неважно. Важно то, что подобной смерти не заслуживает никто. Разве что тот... кто желал ее другому.
Решение пришло внезапно. Изначально я просто планировал его прибить прямо тут и не заморачиваться, но сейчас мне показалось символичным отнести Дилана на вершину горы. Туда, где, по его задумке, должна была умереть Валенси. Взмахом руки я разбил лед, который сковывал ноги Дилана, и мужчина бросился бежать. Но я не позволил. Кинулся на него, превращаясь в ледяного дракона, и схватил лапами, разрывая плотную овчину тулупа. Впиваясь острыми когтями в теплую плоть.
Дилан завизжал. Наверное, ему казалось, что бок вспарывает ледяное лезвие.
Волна удовлетворения прокатилась в душе, и я взмыл в воздух. Мне не было жалко бывшего Валенси. Он заслужил все страдания, которые я для него приготовил.
На вершине горы даже без меня завывал ветер. Тут никогда не было спокойно и тихо. Я спланировал на плоскую, еще не заметенную до конца площадку с возвышающимся в центре столбом. Когти разжал заранее, чтобы жертва рухнула вниз, в снег.
Видимо, пока Дилан болтался в моих когтях и ловил физиономией колючие снежинки, он успел подумать о жизни и пришел к выводу, что эта жизнь очень ему дорога. Едва очутившись на земле, он тут же вскочил, нелепо зашатался, метнул в меня одно из своих заклятий и кинулся бежать.
Заклятье я развеял по ветру мелким черным бисером, а вот побегать ему позволил. Только ветер усилил, чтобы швырял в лицо снег и закручивал поземку у ног Дилана. Он увязал в сугробах, падал, но упорно полз вперед. Я даже восхитился его упорством. Наверное, в иной ситуации я бы вознаградил такое похвальное стремление выжить, но сейчас не мог. Оставлять Дилана в живых – это подвергать Валенси опасности. А глядя на прикованную к столбу девушку, я осознал одну простую вещь: не хочу, чтобы кто-то причинял ей боль. Единственный, кому позволено ее мучить, – это я.
Значит, от Дилана следовало избавиться. Хлесткий удар ветра настиг его и повалил в ближайший сугроб, припорошил снегом. Мне осталось только достать оттуда безуспешно сопротивляющегося мужика. Наверное, где-то и когда-то он считался сильным магом. Да и человеком. Но что его силы в сравнении с мощью стихии? Разве он способен совладать с метелью, с порывами ветра, сорвавшими с головы шапку, с жалящими щеки снежинками? Стихию нельзя победить, обмануть или подкупить.
Впервые за восемь лет я подумал о том, что проклятье Валенси можно воспринимать иначе. Не как зло, а как дар. Я не могу дарить тепло, зато могу – справедливость.
Мне не требовались наручники, чтобы приковать орущего и вырывающегося Дилана к столбу. Их роль очень хорошо сыграл лед, плотно обхвативший его запястья. А потом я просто взял руку мужчины и посмотрел в глаза, пуская по венам испуганного пленника мороз.
– Ты же понимаешь, что я поступаю с тобой в высшей степени милосердно? – тихо спросил я, заглядывая в еще живые, но уже покрывающиеся коркой льда глаза Дилана. – Ты чувствуешь только холод и страх. Твое сердце замрет очень скоро, как только до него доберется лед. А Валенси умирала бы мучительно. Когда холод становится нестерпимым, он превращается в боль, равную боли от ожога. Вот на что ты ее обрек. Даже я – ледяное чудовище с замерзшим сердцем – оказался на такое не способен, хотя ты и заслужил подобную кару. А ты оставил умирать ту, которую хотел сделать своей женой. И люди после этого считают монстром меня?
Ответить он уже не мог. Я оставался рядом до тех пор, пока из него не ушла жизнь. И последнее, что Дилан видел, – это мои безразличные ледяные глаза. Мне не было стыдно, потому что для некоторых смерть – слишком легкое наказание.
Откат наступил позже, вместе с осознанием, что жизнь навсегда покинула тело Дилана, и это полностью моя вина. Какие бы прегрешения он ни совершил, их, казалось, можно было исправить. А вот убийство – нет. Но только я не жалел о своем поступке. Если бы передо мной опять стоял выбор: убить его или сохранить жизнь, я снова поступил бы так же. Просто холод в душе стал сильнее. Он тугим комком сжался в животе, когда я отступал с площадки. Единственным спасением было снова рассыпаться завывающей вьюгой.
Когда тело разлетелось на тысячи микроскопических ледяных кристалликов, боль отступила. Я стал стихией, а стихии не присущи никакие эмоции. Несколько кругов над городом, снегопад над крышей мэрии, заметенные пути на въезде в Сноухельм... И возле дома Женевьев я появился спокойным и безразличным. А то, что ледяная корка на сердце стала чуть толще... Что ж, это побочное явление. За силу приходится платить.
– Киска будет жить тут, – заявила с порога Китти, тащившая в охапке Пэрсика. Женевьев только пожала плечами и отступила, пропуская меня в холл.
Не знаю почему, но сейчас мне показалось правильным зайти через дверь.
– Тут... – еще раз повторила мелкая и воинственно выставила подбородок. Судя по несчастной морде Пэрсика, сам он жить тут не очень-то хотел, но понимал, что вырываться из лап человеческого детеныша чревато. Поэтому висел, словно жирная пушистая сарделька, и только раздраженно подергивал пушистым хвостом.
– Пэрсик любит свою хозяйку, – сказал я. – Он будет без нее скучать. Ты же будешь скучать без мамы, если у тебя ее заберут?
– Я скучаю без папы. Я бы хотела, чтобы мне его вернули, – вздохнула Китти и разжала руки.
Ошалев от неожиданного счастья, Пэрсик кинулся ко мне, проскользил лапами по паркету и с размаха запрыгнул на руки. Пришлось его ловить и прижимать к себе. Я предчувствовал кошачью истерику и демонстративное потряхивание лапами, но Пэрсик прижался всем своим дрожащим телом и, казалось, не собирался никуда уходить. Хотя просто не мог не почувствовать мой лед.
Даже когда сестра Вал принесла переноску, Пэрсик крайне неохотно слез с рук.
Женевьев ничего не сказала в ответ на такое необычное поведение животного, но посмотрела на меня странно. А я просто поспешил ретироваться подальше. Точнее, поближе к Валенси. Скорее всего, она проснулась и сейчас исследует мой замок. И вряд ли ей нравится холодное жилище ледяного духа.
* * *
Я недолго любовалась метелью за окном. Стало банально скучно, да и любопытство взяло верх, поэтому я отправилась на разведку. В просторных коридорах замка шумел ветер, а по пятам следовали снежинки, словно Ранион подглядывал за мной из-за угла. Может, так и есть? Может быть, он где-то здесь, просто по какой-то причине не хочет показываться на глаза?
Комната, в которой я очнулась, оказалась на третьем этаже огромного, кажется, полностью ледяного замка. Сначала я спустилась на первый этаж, осторожно ступая по широкой блестящей лестнице. За перила взяться не решилась, они были покрыты инеем. Не хотелось бы отморозить руки. К удивлению, несмотря на снежные и ледяные интерьеры, в самих помещениях не было холодно. Не жарко, но и не улица. При этом морозное великолепие не таяло.
Как Раниону живется здесь? В тишине и одиночестве? Я начала экскурсию с холла замка. Медленно поднимаясь по этажам, заглядывала в каждую пустую комнату. Прогуливалась по просторным бальным залам и не видела никого. Ни слуг, ни экономок... Только лед и звенящая тишина. Неужели он именно так провел последние восемь лет? Но ведь кто-то же должен тут убираться?
То, что Ранион все же существует не в абсолютном снежном вакууме, я осознала, только когда забрела в противоположное от моей комнаты крыло третьего этажа. На пороге тут же уплотнились снежинки, преобразовываясь в стражника. Сначала я подумала, что все же решил показаться Ран, но, уставившись на грубые, словно вырубленные топором черты снежного двухметрового гиганта, поняла, что обозналась. Раном тут и не пахло. – В это крыло нельзя... – заявил охранник.
А я и не стремилась, уже несясь вниз по лестнице. Естественно, на последней ступеньке поскользнулась и выставила вперед руки, чтобы смягчить падение, но вместо этого врезалась в холодную мощную фигуру. Зато не упала.
– Эй! Вал! – услышала я, ощущая на предплечьях ледяные руки, которые удержали меня от падения. – С тобой все нормально?
– Да... да, – побормотала я и отстранилась. – Просто напугалась.
– Кого? – удивился Ранион. – Отражения в ледяном зеркале? – В голосе мелькнула едкая ирония.
– Этого... снежного и большого, – отозвалась я и отстранилась.
Как ни странно, сейчас я испытывала скорее смущение, нежели пробирающий до костей холод. Может быть, после бесконечно длинных минут у жертвенного столба я стала менее чувствительной к проявлениям ледяной стихии?
– Тебя испугал мой охранник? Значит, ты оказалась очень любопытной девочкой и ходила там, где нельзя.
– Тебя не было. А я не знала, где можно, а где нельзя.
Я поежилась и обняла себя за плечи. В присутствии Рана было неуютно. Кажется, он прекрасно это понимал, потому что тоже отступил от меня на шаг.
– Не переживай, я тебе расскажу. А пока выпускай своего хвостатого любимца.
– Ты принес Пэрсика! – обрадовалась я, только заметив переноску, которую Ранион поставил на пол. Неприятное осознание пришло чуть позже. – То есть я остаюсь в твоем замке?
– Да. Тут пытаться тебя убить буду только я. Ну и потом, твое жилище занято.
– И кем же?
– Женевьев выгнала Дэвида.
– Ты знаешь... – осторожно заметила я, – кроме Пэрсика, вообще-то, у меня были еще вещи...
– Вот демоны! – ругнулся ледяной и посмотрел на меня с ненавистью, как будто я это специально подстроила. – Будут тебе твои вещи. До завтра потерпишь?