В Объятиях Оборотня

39

Вой!
Почему-то подумалось, что еще одного отрывания конечностей я не переживу. Но, похоже, ту же смесь ужаса испытывала и Джиюн, и, перекрывая вопль хранителя, раздалось громкое, но совсем мной не ожидаемое:
– Каэ, Джун!
Внутри меня что-то оборвалось. У хранителя оборвалось тоже – вторая рука! Но после мой гордый альфа остался стоять с застывшим стеклянным взглядом. Воющий урод в сбившейся хламиде, содрогаясь в агонии и истекая зеленоватой кровью, начал опускаться, а… а рыжая тварь хлопнула в ладоши, и весь холл залило ярким светом. Теперь так отчетливо стали видны темные потеки крови и пот, блестящий на теле силящегося преодолеть приказ Намджуна. А ведь это был приказ. Явно приказ. Намджун сейчас вел себя так же, как тогда, когда я произнесла впервые «Сидеть». Вот только мои приказы он преодолевал, а почему же этот не может?
Возможно, потому что я не называла имя?
Рыжая откинула голову назад, тряхнула волосами, растягиваясь, разминаясь, словно готовилась к чему-то. Мне, стоящей наверху, была отчетливо видна ее торжествующая нечеловеческая ухмылка, ее искаженные психозом черты лица, ее полубезумный взгляд. А затем Джиюн втянула носом воздух и тихо сказала:
– Она ведь здесь, Джуни… Ты так бережешь свою суку.
И сказано это было на понятном мне языке, а значит, для меня.
Правда, увидеть, как я стою всего в нескольких метрах над ее головой, Джиюн не могла. Видимо, и услышать тоже.
– Где же эта маленькая тварь? – Голос стал визгливо-отвратительный.
«Стоит, нацелив на тебя пистолет, маньячка», – хмуро подумала я, собственно взводя курок.
И перевела взгляд на Намджуна – его трясло. Весь напряженный, так что под кожей бугрились могучие мышцы, он не желал сдаваться, пытаясь преодолеть сказанное рыжей. Странно, мои приказы так не действовали, мои при… Идея возникла внезапно. Надеюсь, что альфа меня услышит даже через это облако скрывающего тумана. И, чуть подавшись вперед, я прошептала свой приказ:
– Сидеть! И меня слушать, а не эту… Сидеть, Джун!
Вздрогнул. Всем телом. И перестал напрягать мышцы.
– Джун, – теперь я говорила чуть громче, – если можешь двигаться, пошевели сейчас указательным пальцем на правой руке, я ее вижу.
Напряженно смотрю на замершего оборотня, на его могучие мышцы, на такие длинные, неестественно длинные для человека руки, на палец… которым он постучал себе по ноге. Едва заметно.
Джиюн не могла этого увидеть, не тот ракурс. Внезапно поняла, что в этот миг я его практически обожаю. И, облегченно выдохнув, тихо попросила:
– Пусть она меня увидит.
Палец четко указал – нет.
– Я хочу как минимум понять, чего она всем этим добивается.
Намджун не ответил ничего. Да и не вышло бы, ведь здесь не мы были главными актерами – у психованной по праву оказалась первая партия.
– Где мне ее искать, Джуни? – Она направила взгляд на Намджуна. – В твоей тайной комнате? В той части замка, что закрыта даже от тебя? Или в подземелье? Где?
Я же попыталась давить аргументами:
– Она говорит на моем языке. Специально, чтобы я услышала, значит, точно знает, что я здесь и…
И дальше дрянь маньячная перешла на местную речь:
– Каэ, Джун. Эксион ассархар.
Оборотня вновь начало трясти. А мне оставалось перейти с аргументов на нытье:
– Сидеть, Намджун, меня слушать. Так вот, хватит поступать как оборотень. Я уже поняла, что по-твоему – это прийти, всем все поотрывать и молча уйти. Я так не могу. Я умру от любопытства, и моя смерть будет на твоей совести!
Нарушая все законы конспирации, Джун скосил на меня злой взгляд. Очень злой. Но мы как-то на мгновение подзабыли, что нас тут трое.
– Так, значит, птичка Юна там… – торжествующе произнесла Джиюн.
– Джун, пожалуйста, дай я все спрошу, потом можешь рвать и хранителя на части, и вообще всех, кого захочешь, – взмолилась я.
В следующее мгновение то призрачное, согревающее, окутывающее теплом – исчезло. И я вдруг поняла, что в замке очень холодно, действительно холодно, и сквозняки гуляют нешуточные. А потом я увидела торжествующий пристальный взгляд Джиюн и вздрогнула уже не от озноба.
– Здравствуй, Юна, – с нехорошей улыбкой, чуть растягивая слова, произнесла рыжая.
– Как дела? – не задумываясь, ответила я общепринятой фразой.
– Все прекрасно, спасибо, – проявляя знания правил общения в моем мире, ответила Джиюн.
Я пристально разглядывала ее – босая, острая грудь виднеется в вырезе темного шерстяного платья без рукавов, руки мускулистые, как у мужчины, все тело поджарое. И почему-то складывается впечатление, что платье ей словно мешает.
– Ты так внимательно смотришь, – протянула маньячка.
– Ну я же гляжу в лицо своей смерти, – решила подыграть ее самомнению.
Джиюн расхохоталась. Откинув голову, содрогаясь всем телом. Ее смех звучал жутко, перекрывая шум ветра, гуляющего под сводами замка. Неприятно как-то и неуютно стало.
Намджун вновь искоса взглянул на меня, и я вспомнила, кто здесь на самом деле жуткий.
– Слушай, Джиюн, – подавшись вперед, оперлась локтями о перила и поинтересовалась: – И долго ты жила в моем мире?
И рыжая перестала смеяться. Ее глаза вдруг сузились, а голос… в голосе прорывался рык:
– Сорок лет.
– Нехило, – задумчиво сказала я.
Джиюн улыбнулась вновь. Это была страшная улыбка, страшными оказались и последовавшие за ней слова:
– Тебе не понять, каково это – жить в чужом мире!
Пожав плечами, молча обвела рукой окружающее пространство, недвусмысленно намекая, что уже так живу.
– Тебе не стирали память, – прошипела Джиюн.
Все так же молча посмотрела на Намджуна. Маньячка же несколько растерянно добавила:
– Тебя не преследовали кошмары.
– Два года, – сухо сообщила я, – чуть с ума не сошла. Еще немного – и отправилась бы в психушку…
Джиюн дернулась. Лицо исказилось жуткой гримасой. И я догадалась! Действительно, куда еще могла попасть подобная личность в моем мире. Правильно – в психушку. Причем для особо опасных душевнобольных. А потом я подумала – как вышло, что Джиюн не сменила ипостась там? Или она не могла? Неужели…
– Ты только человек? – тихо спросила я.
Волчица ощерилась. Значит, не только, тогда как?
– Меня лишили боевой формы, – вдруг ответила Джиюн. – А после вышвырнули за Грани, якобы даруя свободу! – Она сорвалась на рык.
Выглядело это страшно – желтые глаза, оскаленные зубы, выражение ненависти на лице.
– Спустя сутки я попала в лечебницу. – Джиюн передернуло, видимо, от воспоминаний. – В лечебницу! Они меня… лечили! – Дикий истерический смех.
Я все так же небрежно опиралась о перила, Намджун стоял молча, не демонстрируя свою абсолютную сознательность, хранитель истекал кровью, и над всем этим звучал жуткий смех Джиюн.
– И все же не могу понять, – прервала я ее истеричный хохот, – за что тебя… мм… выкинули за Грани?
Смех оборвался, и рыжая, жутко осипнув, вопросила:
– За что?!
– Именно это я и спросила, – пояснила негромко.
– За что… – повторила волчица и криво ухмыльнулась: – Я убила прежнего альфу Северных Гор.
Молча смотрю на нее, она же продолжила:
– Это было несложно, он считал меня дочерью… поворачивался спиной.
С некоторым недоумением смотрю на нее, волчица переспросила:
– Не понимаешь?
Отрицательно покачала головой.
– Он повернулся спиной, я использовала нож… просто нож! И волк корчился на полу, оборачиваясь в боевую форму… я убила снова! И зверя… его убивала долго…
– Не долечили тебя, – невольно вырвалось у меня.
– Я-а-а наследница! – вдруг взвыла Джиюн. – Я-а-а-а! Они не поняли, не взяли в расчет, считали себя сильными!
Ну, в общем, после этого появились догадки.
– То есть твой настоящий отец был главным волком? – предположила я. – И когда он умер, предок Намджуна стал альфой?
– Нееееет! – и зачем вот так вопить. – Он бросил вызов и стал альфой! Мой отец был повержен… он ушел! Бросил…. Ушел. Альфа Ким взял в семью… слабый…
– Великодушный. – Мне не хотелось продолжать разговор с сумасшедшей. Но спросить следовало: – Как ты вернулась?
Странное дело – Джун теперь смотрел на нее… странно смотрел, нехорошо, но Джиюн не замечала, ей хотелось выговориться, рассказать….
– Подсознание! – прошипела волчица. – Юнг, Фрейд, Адлер – великие! Теория о бессознательном… айсберг, где нам доступна лишь вершина. Это так подходит нам, в чьем теле заперто сразу три личности… Знаешь, ты, человеческий отброс, они думали, что лечат меня… а я училась! Гипноз, подстройка и ведение… влияние на сознание и подсознание! Так просто, так… легко. Человек подвластен разуму – оборотни слабее, ими управлять… проще. Я научилась и, вернувшись, подчинила стражей. И я здесь! Здесь! А дальше все было так… просто. Я не могла подчинять только хранителей, но они сами пожелали стать союзниками!
– Они использовали тебя, – грустно сказала я ей правду.
– Не-е-ет! – визг ударил по ушам.
Джиюн была сумасшедшей. Просто сумасшедшей, она даже не осознавала очевидного.
– Хорошо, нет так нет, – согласилась я. На курсах по выживанию нас учили соглашаться с психически неуравновешенными, – но зачем тебе убивать Намджуна?
И тут она растерянно развела руками и прошептала:
– Я не смогла его подчинить… управлять им не смогла… – и еще тише, – он не такой слабый… – и как-то совсем несчастным голосом: – Я хотела… я подобралась близко, я была его женщиной, но он не… не спиной… Сильный. – И вдруг срывающимся голосом, торопливо и жадно начала рассказывать: – И тогда я подчинила молодых волков, мы напали, но эта… эта его самка, она вмешалась, и он пришел в себя…
Я вспомнила его рассказ о той ночи и о потере его жены. Что значит «пришел в себя», если учесть, что Сонхейд сказал «на ней был только мой запах»?! Как это понимать?! Неужели он… он… А сумасшедшая продолжала сбивчиво говорить:
– Молодые волки скрывались в лесах за городом Тэгу но Намджун шел по следу… шел… И я отправила их к тем, кто знает о НАС! Их убили. Так приятно, столько шкур в крови… И альфе стаи Северных Гор оставалось только отомстить за тех, кто был членом его стаи… а вот узнать он уже ничего не мог… Но там появилась ТЫ!
Снова визг. Я поморщилась, от ее воплей голова болеть начала. А потом все поняла! Абсолютно все. «Те, кто знает о НАС», – это те охотники, возле лагеря которых мы, студенты, разбили свой собственный. Так вот чьи это были шкуры! Не волков – оборотней! И именно шкуру волка в наш лагерь притащил неугомонный Ким Сокджин! А Намджун со своими пришли мстить за жену. Значит, она погибла всего два года назад… И там он увидел меня. Меня, бросившуюся на защиту Джина, который первым был атакован неестественно громадными волками. Я просто не смогла, как остальные, бежать прочь, не обращая внимания на раненного первым броском зверя Джина, и, схватив палку, попыталась сделать хоть что-то…
Так это все из-за того, что я попыталась помочь другу? Поверить не могу. И в то же время…