Вторая жизнь

7 глава

Ночь укрыла небольшой дачный посёлок, погружая его в сонную тишину. Все спали. Даже мнительный коммунист, не доверяющий немцу от слова совсем, смог как-то заснуть. Одному только Рейху было нечем заняться. Именно поэтому он раскинулся на жестковатой кровати. Он невольно вспоминал свой дом и мягкую перину. Хотя чего еще следовало ожидать от такого любителя спартанских условий как Союза? Хорошо ещё, что как в прошлый раз на полу не бросил.

Потолок старенького домика был испещрён сетью тонких трещинок, а по углам висела паутина с парочкой мелких паучков. В голове немца проскользнула забавная мысль, что Италия был бы в восторге от подобных жилищных условий. И от подобных соседей по комнате. Этот жуткий арахнофоб визжал при виде даже самых мелких пауков, но всячески скрывал свою фобию ото всех. Даже сам Рейх с Японской Империей узнали это совершенно случайно во время обсуждения тактики. Смеху тогда было. Японка ещё месяц подкалывала европейского союзника. Правда уже в следующую секунду немец нахмурился, вспомнив как итальянец предал его и их идеи. Впрочем, он всегда больше говорил чем делал и толку от него было мало. Но сам факт предательства больно жёг. Интересно, чувствовал ли Союз нечто подобное?

Комнату, выделенную ему Союзом, Рейх осмотрел вдоль и поперёк. Ничего особенного ему обнаружить не удалось. Небольшая, она, судя по парочке забытых игрушек, принадлежала кому-то из детей коммуниста. Кому именно немец определить не мог ведь у коммуниста их  было целых пятнадцать! У Рейха в голове не укладывалось как можно жить с такой оравой и остаться в здравом уме. Ему и один Германия временами доставлял такие хлопоты, что впору было вешаться. А он, по сравнению с отпрысками Союза, сущий ангел.

Рядом с узкой кроватью стояла небольшая тумбочка с потрёпанной записной книжкой внутри. Все листы были девственно чистыми. Видимо ежедневник давно забросили предварительно вырвав исписанные страницы. Посреди стены было широкое окно ставшее бы прекрасным путем побега если бы не решётки. Рейх подёргал их в надежде расшатать, но прутья сидели крепко. А больше в комнате ничего и не было, хотя на полу было много царапин от мебели, но все они были старыми на вид. Вот и маялся немец от ужасного безделья, предаваясь размышлениям. Больше ничего сделать он не мог, кроме как думать. Собственное бессилие раздражало его неимоверно. Он всегда был человеком, а точнее страной действия и терпение не было его сильной стороной. Да что там сильной, у него вообще терпения не было как такового, но вот же приходится его вырабатывать. Сцеплять зубы, перечислять все проклятия какие только знает и сдерживать всё то, что рвалось наружу. Но еще больше нациста выводило поведение Союза. Это когда тупой коммунист успел стать таким непрошибаемым?! Рейх не узнавал в нём своего старого приятеля. Где тот улыбчивый, временами грубый, но такой легковерный идеалист, всей душой уверовавший в осуществление своей коммунистической утопии всеобщего равенства? Такое ощущение, что он бесследно сгинул оставив на своём месте кого-то до боли похожего... на самого Рейха. С поправками конечно, но вот манера язвить похожа на плагиат. Союз стал умнее и спокойнее, в нём появилась непривычная расчётливость. Кроме единственной вспышки настоящей злости Союз ничем не показывал своего раздражения. Рейх даже начал думать, что ему действительно плевать и это выбивалась из привычного сценария "сделай что-нибудь и выбеси Союза", который работал во времена их дружбы. Сейчас же эта двухметровая махина был спокоен как удав, и бесился больше всего сам  Рейх. А Союз ещё и поддевать его умудрялся, что вообще не лезло ни в какие ворота! За время их дружбы Рейх привык выходить победителем из словесных перепалок и был неприятно удивлён собственным отставанием в счёте. Он не хотел этого признавать, но Союз изменился. Настолько, что через новый образ матёрого лидера едва проступали прежние, хорошо знакомые юношеские черты. И теперь Союз был куда опаснее для него, чем даже в сорок пятом году. Ведь он оказался на порядок умнее, не поддавался на топорные манипуляции, ранее срабатывающие безотказно. И наиболее фатальным был простой факт, что Союз знал Рейха как облупленного, а вот немец того же  о Союзе теперь сказать не мог.