Мой дорогой друг

V

— С возвращением, милый, — донеслось до меня, едва я открыл глаза. — Ну вот, говорила же, не помрет. Значит, что-то я еще могу в этой жизни.

В пространстве надо мной раздался низкий грудной смех. Я сощурился, пытаясь разглядеть его хозяйку, но по-прежнему видел только расплывчатые колеблющиеся пятна.

— Как себя чувствуешь? — снова обратилось ко мне самое большое и светлое пятно.

Я пощупал свое лицо руками и обнаружил, что очки куда-то пропали.

— Ох, окуляры свои ищешь? — перед глазами появилась крупная надвигающаяся тень, из-за чего я вздрогнул, тень в этот момент вытянула несколько отростков и обхватила мои пальцы, шарящие по глазам. Она была горячая и сухая, ее рука. — Да не боись. Вот они, глаза твои. Вот это бинокль! Мне уже девятый десяток пошел, но за свою жизнь я впервые такие вижу! Толстенные. Как у тебя переносица под их весом не погнулась?

Снова этот низкий смех, переходящий в поскрипывающее кряхтение. Моих висков с обеих сторон коснулось что-то до боли знакомое и родное, проползло за уши, и я снова стал видеть, как нормальный человек.

— Слушай, а ты сейчас сможешь голову от подушки оторвать? Тебя не придавило? — женщина хохотала, утирая слезы. — Ну что ты смотришь на меня волком? Я молоденькой девчонкой войну прошла, я почти всех своих детей пережила и похоронила, а из моих внуков не получилось ни одного толкового человека. И в грош меня не ставят, ждут только, когда полоумная бабка помрет, оставив им после себя свою избушку на курьих ножках. Думаешь, я испугаюсь твоего грозного взгляда? Эх, ребенок. Я уже пенсионерка дольше, чем ты на свете живешь, так что не тебе меня пугать, — она покачала головой со спокойной улыбкой.

— Это... Где я? — поколебавшись с минуту, спросил я.

— Ты-то? У меня.

«Ох, ну теперь-то все сразу понятно стало!» — мысленно возмутился я и решил подняться, чтобы оглядеться. Не хотите говорить — сам разберусь. Но мне удалось перевести в другую плоскость в пространстве только голову и руку, тело почему-то не слушалось.

— Да ты лежи! Куда побег?! — остановила меня старуха, придавив рукой к кровати. — Болеешь — лежи! Опять температура подымется, а мне что делать прикажешь потом?

Только после этого я ощутил кошмарную слабость. Даже спокойно лежащая у меня на груди рука древней бабули казалась мне непомерно тяжелой. Нет, даже мое собственное тело казалось непомерно тяжелым, таким тяжелым, что не вздохнуть даже. Наверное, именно так чувствовали себя рыцари Ливонского ордена, когда уходили под лед Чудского озера вместе с латами и лошадьми.