Tightrope

Never Enough

Гастроли постепенно подходили к концу. Маринетт не могла сосчитать количество городов, где ей удалось побывать, а лица людей слились в одно расплывчатое пятно — так много их было, и такими незначительными они казались, несмотря на на ранги, титулы, деньги и родословную.

Так ли они отличались от неё, дочери обычного пекаря? Что с ними стало бы, проведи они пару лет в Америке, где традиции отходили на второй план и считались изжившими себя? Приглянулся бы им новый мир возможностей, или предпочли бы они продолжать гнить в своём болоте, пока следующее поколение не взяло бы бразды управления в свои руки?

Но такие размышления посещали её только в свободное время, в остальном же — она посвящала себя совершенно другому; жила моментом, чувствуя окружающий её мир кончиками пальцев, позволяя легкому ветерку петь свою заунывную песнь и теряться в её волосах.

— Ты изменилась.

Девушка подняла взгляд на Адриана, остановившегося рядом. Сама она сидела на палубе, опасно свесив ноги за борт, но страха упасть не было: море было удивительно спокойным.

— Ты тоже, — усмехнулась Маринетт.

Адриан покачал головой.

— Просто сам не знал, за сколькими масками прятался. Потерялся так, что чуть не упустил целую жизнь.

Маринетт не стала спорить. Она приняла его извинения, но, вместе с тем, ей понадобилось время, чтобы простить: последние пару месяцев они в присутствии друг друга несмело опускали глаза и пытались скрыться. Благо, в цирке всегда было, чем заняться.

Но сейчас ей стало намного легче.

Она развела руки в стороны, словно пытался обнять весь мир и на полном серьезе спросила:

— Неужели ты думал отказаться от всего этого? Ради чего? Я не понимаю.

Ради душных дворцов? Неудобных богатых нарядов? Расписанной по часам жизни?

— Ты научил меня свободе, — Маринетт взглянула ему в глаза. — Но сам же чуть не отказался от неё. Я могла бы понять всё, будь ты действительно счастлив среди них, но тогда, на балу, даже несмотря на своё состояние, я видела сожаление. Потерянность. Не знаю, каким ты был в детстве, но сейчас ты казался совершенно чужеродным существом среди них.