Танджиро и Гию

66

Проснувшись, я не понял, где нахожусь. После всего, что случилось, голова наотрез отказывалась работать. Я огляделся.
Так, столь безликая комната может быть только в мотеле, а прикрученные к столу лампы и шторы в тон покрывалам лишь подтверждали правильность моего предположения.
Как же я сюда попал?
Я прекрасно помнил черный «мерседес» с затемненными стеклами. Мотор работал совершенно бесшумно, хотя мы превысили дозволенную скорость как минимум в два раза!
Еще я помнил Шинобу, сидевшую со мной на заднем сиденье. Устав от долгой поездки, я положил голову ей на плечо. Девушка не сказала ни слова. Кажется, я плакал, и тонкая рубашка Шинобу промокла.
Игуро вел машину ровно, но заснуть мне не удалось. Я так и сидел, пока в Калифорнии не наступило утро. В небе ни облачка, от яркого солнечного света заболели заплаканные глаза. Закрыть их я не решался, боясь призраков вчерашнего дня. Бледное расстроенное лицо Урокодаки, ядовитые слова Мицури, обжигающий взгляд охотника, прощальный поцелуй Гию … Нет, я не готов пережить все это снова!
На закате петляющее в горах шоссе привело нас в Солнечную долину. Здравствуй, Аризона! У меня даже сил не хватило удивиться, какое расстояние мы покрыли за один день. Вот и Финикс — пальмы, ароматный креозот, шумные автострады, ярко-зеленые поля для гольфа. Над городом тонкая пелена смога, а вокруг скалы, недостаточно высокие для того, чтобы называться горами.
Пальмы, растущие вдоль шоссе, почти не отбрасывали тени. Где тут спрятаться? Опускающееся за скалы солнце ярко освещало полотно автострады. Я же дома, почему мне не стало легче и спокойнее?
— Где аэропорт, Танджиро? — негромко спросил Игуро.
Я невольно вздрогнул. Это были первые слова за целый день в пути.
— Шоссе номер десять. Сейчас оно будет справа.
Сорок восемь часов без сна, естественно, мозги работали очень вяло.
— Мы куда-то полетим? — поинтересовался я у Шинобу.
— Нет, но лучше держаться неподалеку.
Вот и кольцевая дорога в международный аэропорт… На этом воспоминания обрывались, значит, тогда я и провалился в забытье.
Лишь сейчас, отдохнув, я смог частично восстановить ход событий. Вот я, спотыкаясь, выхожу из машины, Шинобу обнимает меня за талию и куда-то ведет…
А как я попал в этот номер? Не помню…
Электронные часы на прикроватном столике показывали три часа, не уточняя, дня или ночи. Окна плотно зашторены, правда кто-то догадался включить ночник.
С трудом поднявшись с кровати, я выглянул в окно. Темно, значит, три часа утра. Передо мной пустынный участок шоссе, а чуть дальше — ангар международного аэропорта. Так, теперь я, по крайней мере, точно знаю, где нахожусь.
На мне фланелевая рубашка и джинсы Хинаки, значит, Шинобу не стала меня раздевать. Быстро оглядевшись, я увидел свою дорожную сумку и очень обрадовался. Однако чистую одежду выбрать не удалось — в дверь постучали. Я испуганно прижался к стене.
— Можно войти? — спросил звонкий голосок Шинобу.
— Конечно! — с облегчением вздохнул я.
Да, это действительно она, как обычно бодрая и элегантная.
— Ты ведь так устал, может, еще поспишь? — заботливо спросила девушка.
Я отрицательно покачал головой. Не сказав ни слова, Шинобу бросилась к окну и задернула шторы.
— В окно не выглядывать, никуда не выходить.
— Хорошо, — хрипло согласился я.
— Хочешь пить? — спросила она.
— Нет, а ты?
— Все в порядке, — хитро улыбнулась девушка. — Я заказала завтрак, он в соседнем номере. Томиока предупредил, что тебе еда нужна чаще, чем нам.
— Он звонил? — забеспокоился я.
— Нет, — тихо ответила Шинобу, и я помрачнел, — это было еще до отъезда.
Крепко взяв за руку, она повела меня к себе. Еще один безликий номер, только двухместный. Шторы из той же материи, что и покрывала, гравюры с претензией на абстракционизм, телевизор, небольшое бюро, журнальный столик и кресла, в одном из которых сидел Игуро, делая вид, что смотрит новости.
Устроившись на полу у низкого журнального столика, на котором стоял завтрак, я начал есть, не чувствуя вкуса пищи.
Присев на краешек кресла, Шинобу с преувеличенным вниманием уставилась в телевизор.
Медленно поглощая гостиничный завтрак, я успел заметить, что Шинобу с Игуро тайком переглядываются. Что-то они притихли, да и с каких пор их интересует реклама? Я решительно отодвинул поднос и тут же поймал на себе заинтересованный взгляд девушки.
— Что случилось, Шинобу?
— Ничего, — тут же ответила она. Карие глаза казались такими невинными, честными, но почему-то я им не верил.
— Чем сейчас займемся?
— Будем ждать звонка Кагая.
— Разве он уже не должен был позвонить?
Глаза Шинобу метнулись к лежащему на черной кожаной сумке сотовому, и я понял, что ответ положительный.
— Что это может означать? — испуганно допытывался я. — Почему он не звонит?
— Только то, что пока ему нечего нам сообщить, — не очень уверенно ответила девушка, и мне стало трудно дышать.
Игуро обнял подругу за плечи.
— Танджиро, — подозрительно спокойным голосом начал он, — тебе не о чем беспокоиться. Все будет в порядке.
— Конечно, — неожиданно вырвалось у меня.
— Тогда чего ты боишься? — удивленно спросил он. Значит, Игуро знает, что я чувствую.
— Разве ты не слышал, что сказал Лоран? — шепотом спросил я. — Голыми руками Джеймса не возьмешь. А что если все пошло не так? Если что-то случится с Кагая, Санеми или Гию … — мой голос сорвался. — Если Виктория причинит зло Хинаки, разве я смогу с этим жить? Ни одному из вас не стоило рисковать…
— Танджиро, замолчи. — перебил меня Игуро. — Ты совершенно не о том беспокоишься! Никому из нас опасность не угрожает. Право же, не стоит создавать проблем там, где их нет. Знаешь, наша семья очень сильная, и единственное, чего мы боимся — потерять тебя.
— Но зачем вам… — снова начал я.
На этот раз меня остановила Шинобу, легонько потрепав по щеке.
— Гию был один почти сто лет, а теперь нашел тебя. Мы же видим, как сильно он изменился! Если с тобой что-то случится, разве я смогу смотреть ему в глаза?
От слов Шинобу я немного успокоился, хотя в присутствии Игуро, памятуя о его способностях, нельзя доверять собственным чувствам.
День тянулся бесконечно долго. Позвонив администратору, Шинобу попросила, чтобы наши комнаты пока не убирали. Итак, мы сидели с зашторенными окнами и включенным телевизором, который никто не смотрел. Каждые четыре часа приносили еду. Мне чудилось, что с каждой минутой серебристый телефон становится все больше.
Мои ангелы-хранители справлялись с тягостной неопределенностью гораздо лучше меня. В то время как я нервно мерил шагами номер, они сидели не шелохнувшись, словно каменные статуи. Только глаза пристально следили за каждым моим шагом.
Чтобы как-то отвлечься от невеселых мыслей, я старался запомнить, как выглядит номер, а потом закрывал глаза и проверял результат. Покрывала на кроватях и шторы полосатые: терракотовый, персиковый, кремовый, золотой и опять терракотовый. Ковер на полу золотисто-коричневый с крупным ромбовидным рисунком. Стены цвета экрю, как в большинстве мотелей.
Затем я стал рассматривать гравюры, пытаясь отыскать в них какие-то фигуры. Точно так же в детстве я любил разглядывать облака. Я нашел руку, девушку, расчесывающую волосы, потягивающуюся кошку, но, увидев среди беспорядочных линий внимательный глаз, тут же прекратил это занятие.
К вечеру я окончательно обезумел от безделья и ушел в спальню, надеясь, что в темноте смогу спокойно предаться мрачным мыслям, которые в гостиной разгонял бдительный Игуро.
Однако от Шинобу так просто не избавиться. Якобы устав от шума телевизора, девушка скользнула за мной. Интересно, какие инструкции оставил ей Томиока? Я бросился на кровать, а Шинобу бесшумно опустилась рядом. Сначала мне казалось, что я смогу уснуть, но тут напомнила о себе паника, которая в присутствии Игуро совершенно не ощущалась. Поняв, что быстро заснуть не удастся, я свернулся калачиком и попыталась расслабиться.
— Шинобу …
— Да, Танджиро?
— Как ты думаешь, что они делают?
— Кагая собирался заманить ищейку как можно дальше на север, подпустить поближе и устроить засаду. Хинаки с Мицури должны были увести на запад Викторию. Если женщина поймет, что ее провели, они тут же вернутся в Форкс сторожить твоего отца.
Так что раз папа не выходит на связь, значит, все идет по плану, а Джеймс близко и может подслушать.
— А Хинаки?
— Наверное, она в Форксе. Хинаки не станет звонить, если Виктория рядом. Думаю, они просто осторожничают.
— По-твоему, с ними все в порядке?
— Камадо, ну сколько можно говорить, что никакая опасность нам не угрожает?
— А ты бы сказала мне правду? — задумчиво спросил я.
— Да, я всегда говорю тебе правду, — серьезно ответила Шинобу.
Интересно, как далеко она сможет зайти?
— Скажи… а как стать вампиром? — Вопрос созрел довольно давно, и лучшего времени его задать не было.
Моя дотошность застала Шинобу врасплох.
— Гию запрещает тебе рассказывать, — сказала девушка, но почему-то мне показалось, что она не совсем согласна с братом.
— Это несправедливо! — возмутился я. — Уверен, что имею право знать…
— Мне тоже так кажется...
— Он оторвет мне голову, — тяжело вздохнула Шинобу.
— Его это не касается! Он ни о чем не узнает! Прошу тебя, как подругу, расскажи! — Как ни странно, мы действительно подружились, а Шинобу наверняка знала об этом заранее.
Карие глаза внимательно меня изучали, вероятно, определяя оптимальную степень откровенности.
— Расскажу все, что помню, — наконец, решилась она. — Учти, это было давно, и с тех пор я ни в чем подобном не участвовала. Поэтому к тому, что услышишь, отнесись критически, это просто теория!
Я согласно кивнул.
— Как настоящие хищники, мы обладаем солидным арсеналом оружия: сила, скорость, быстрая реакция, не говоря уже о дополнительных качествах, которыми наделены лишь некоторые, например Гию, я и Игуро. Добавь к этому еще и физическую красоту! Мы совсем как плотоядные цветы, которые соблазняют, а потом губят.
Я притих, вспоминая, как Томиока вел себя на лесной поляне. Да, Шинобу права.
— Есть еще одно совершенно ненужное оружие — мы ядовитые. — Девушка сверкнула белоснежными зубами. — Яд не убивает, а только парализует, причем медленно. Достаточно одного укуса; попав в организм, яд причиняет жертве такую боль, что она не в состоянии сопротивляться. Хотя, как я уже говорила, жертве и так некуда деться. Впрочем, своими преимуществами пользуются далеко не все. Кагая, например, считает это позором и демонстрацией слабости.
— Итак, яд начинает действовать… — напомнил я.
— Обычно перерождение занимает несколько дней, в зависимости от того, сколько яда попало в кровь, и в какое место укусили. Пока сердце работает, яд распространяется по организму, производя необратимые изменения. В конце концов сердце останавливается, и превращение закончено. Все это время жертва будет мечтать о смерти!
Я задрожал.
— Ощущения не из приятных…
— Гию рассказывал, что ему было больно… В тот день я ничего не понял, — пробормотал я.
— Ну, мы же как акулы… Однажды попробовав кровь, готовы на все, чтобы снова ощутить ее солоноватый вкус. Устоять невозможно. Так что когда ты кого-то кусаешь, то одновременно даришь страшную боль и получаешь колоссальное наслаждение.
— Интересно, почему ты ничего не помнишь? — полюбопытствовал я.
— Не знаю. Для всех остальных перерождение оказалось самым ужасным испытанием в прошлой жизни. А я вообще не помню себя человеком.
Мы молчали, погрузившись в собственные мысли, а потом Шинобу неожиданно вскочила на ноги.