Любишь кусаться,Шастун?

Часть 14

— А-Арс… — и Антон замирает, словно ему перекрыли доступ к воздуху, потому что дрожащий голос обрывается на середине имени преподавателя. Мужчина, сделав медленный шаг, плавным жестом опустил пакет с доставкой из магазина на край стола, расположенного по левую руку от двери, и приподнял правую руку на уровне груди.
    Он весь выглядел так, словно подкрадывался к дикому животному, брошенному на улице, которое боится людей. Лицо у него вмиг стало сосредоточенным. Скулы чёткими линиями проступили на его лице оттого, с какой силой он сжал зубы. Слегка прищуренные голубые глаза смотрят неотрывно на испуганного ребёнка. — Пожалуйста, уйдите, — на грани отчаяния сипит он не своим голосом, качая головой из стороны в сторону, будто, отрицая произошедшее, он сможет вернуться в прошлое и всё исправить. У Антона невыплаканные слёзы на глазах и сердце разрывается изнутри. — Антон, — отрезвляющий голос биолога вынуждает крупно вздрогнуть всем телом и закрыться руками в попытке защититься. Шастун с силой жмурит глаза, словно вот-вот ему причинят боль. Ему страшно настолько, что паническая атака уже зарождается внутри. Тёплые руки Арсения Сергеевича коснулись его. Биолог опустился рядом на кровать и внезапно решительно прижал к себе дрожащее тело школьника. Шастун постарался выпутаться, но хватка была крепче, чем сила в его ослабшем теле.
— Пожалуйста, уйдите! — вскрикнул он истеричным голосом, порываясь скинуть с себя руки учителя. Биолог прижал его спиной к своей груди и с силой придвинул ближе, так, что между их телами не осталось свободного пространства.
— Арсений Сергеевич, оставьте меня одного, — хнычет он, задыхаясь от чувств.
— Тш-ш, успокойся, — одну руку учитель перемещает выше, на его щёку, и тянет на себя. Антон чувствует запах одеколона и лосьона для бритья как никогда ранее отчётливо. Мужчина склоняется, целует его в висок, успокаивая, и обнимает. Он перемещает правую ногу на кровать, вторую ставит по левую сторону от тела юноши, и Антон оказывается прижат к нему всем телом вплотную, оказавшись в таком положении, из которого не может сбежать. Руки Арсения плотно прилегают к его животу, оказавшись поперёк него.
— Я не суицидник! Я не такой… Я нормальный, — всё ещё рыпаясь в прочной хватке, всхлипывает школьник. Арсений терпеливо ждёт, пока мальчишка успокоится хоть немного, и сосредоточенный взгляд голубых глаз не отрывается от всё ещё кровоточащих порезов на бедре юноши, который дёргается так, что рискует запачкать кровью всю простынь. Антон особенно яростно взмахивает руками, и мужчина интуитивно хватает его за оба запястья и прижимает их к его груди крест-накрест, крепко стискивая.
— Я… Я… — задыхаясь воздухом, всё пытается оправдаться юноша, и учитель просто мягко касается губами его виска, затем целует за ухом, стараясь успокоить, как маленького ребёнка.
    Артёму всегда было достаточно нескольких заботливых поцелуев, чтоб прекратить любую истерику. Антон затихает, но всё ещё плачет, громко хватая сухими губами воздух. Арсению сложно делать вид, что он контролирует ситуацию, что он не в состоянии шока, что он понимает, что делать дальше, но он — взрослый, и он должен играть эту роль. В тишине, прерываемой лишь громким дыханием и всхлипами ученика, проходит несколько долгих минут. — Сейчас я медленно отпущу твои руки, а ты не делай резких движений, хорошо? — ответа учитель так и не дожидается. Он медленно разжимает хватку, и обе ладони парня безвольно падают вниз.
— Теперь, пожалуйста, скажи мне, где я могу взять аптечку и помочь тебе? — Антон подаётся корпусом вперёд, подтягивает к себе ноги, обнимает за колени и пустыми глазами смотрит перед собой. Солёные капли всё ещё катятся по красным щекам.
   Он в шоке, и у него нет ни малейшего представления, как быть дальше. Ему плохо, больно и страшно. Ему хочется уснуть на парочку лет прямо сейчас. — Котёнок, я задал тебе вопрос, — строгие нотки в голосе вызывают табун мурашек вдоль позвоночника. Антон едва размыкает губы, отвечая сбивчивым шёпотом:
— В моём рюкзаке, карман на молнии внутри, — биолог встаёт, берёт в руки чёрный портфель, быстро находит в нём вату, бинт и полупрозрачную баночку перекиси. Подойдя к школьнику, который сидит поперёк кровати, он молча обхватывает его за щиколотки и с силой разворачивает лицом к себе. Антон, не ожидавший такого, громко выдыхает, словно из него выбили этот воздух.
     Биолог присаживается на одно колено перед ним, вновь обхватывает его под коленями и дёргает на себя, придвигая к краю кровати, чтоб не тянуться к порезам. Мужчина не говорит ни слова, принимаясь за обработку ран. Он льёт много перекиси на порезы, Антон шипит, ёрзает, всхлипывает и старается закрыть раны рукой, но одного взгляда Попова хватает, чтоб послушно убрать руки подальше. Затем учитель накладывает бинт плотным слоем, аккуратно завязывает и так же молча поднимает с пола канцелярский жёлтый ножик, который заметил почти сразу, как пошёл в комнату.
    На лезвии всё ещё красные разводы от крови. Он крутит его в руках, и Антон дрожит оттого, что мужчина по-прежнему молчит, не говоря ни слова. Юноше было бы легче, если бы на него накричали, в конце концов, выпороли или сделали бы ещё что-нибудь, что угодно, но чёрт, это молчание — оно убивает. Словно по натянутым как струна нервам кто-то мучительно медленно водит смычком для скрипки.
— Это тот самый нож, который ты выронил в моём кабинете, — медленно подняв голову, говорит учитель, устремляя тяжёлый взгляд тёмно-голубых глаз на мальчишку. У парня ресницы мокрые от слёз, покрасневшие щеки, веки и кончик носа, и он весь выглядит как промокший под ливнем котёнок. От этого сердце сжимается у Арсения.
— Арсений Сер… — Я бы никогда не стал таким заниматься. Твои слова. Ты сказал это, когда уверял меня, что не режешься, — Антон закусывает нижнюю губу, инстинктивно кладёт руку поверх забинтованного бедра, намереваясь сжать кожу, чтоб снова пошла кровь, чтоб снова причинить себе боль, потому что эмоционально он уже не выдерживает, но учитель хватает его за запястье, не давая коснуться повязки, словно читая мысли. — Котёнок, это… слов нет, — Арсений хмурится, выглядит серьёзно и вместе с тем растерянно, качает головой из стороны в сторону пару раз, отводит взгляд. Антону стыдно и страшно за их будущее.
— Ты делал это из-за меня? Хоть раз? — учитель выпрямляется, смотрит сверху вниз, положив руки на пояс, и ловит каждое слово школьника, нетерпеливо ожидая ответ. Антон смотрит на него снизу вверх, и его бровки трогательно выгибаются домиком, а глаза — зелёные-зелёные, Арсений никогда таких раньше не видел, только у этого мальчишки. — Нет, — на выдохе врёт Антон, не отводя глаз. Он не хочет, чтоб учитель чувствовал себя виноватым. Арсений громко хмыкает, запускает руки в волосы, беспокойно делает шаг в сторону, оборачивается к окну, затем снова поворачивается лицом к школьнику и места себе не находит. Истеричная усмешка касается его губ, а спустя секунду они снова становятся ровной полоской.
— Это самое неискреннее «Нет», которое я когда-либо слышал, — произносит он, опуская голову вниз, глядя в пол и снова опуская руки на пояс.
— Блять… Ты делал это из-за меня, — биолог выглядит искренне раскаивающимся. Антону не должно быть его жалко, но ему, как ни странно, жалко. Арсений кажется таким искренним в своём беспокойстве в эту секунду. Шастун виновато опускает голову, сжимает руки, переплетает пальцы на них и беспокойно кусает губы. Ему стыдно, что Арсений увидел его слабость. Он искренне не хотел, чтоб это когда-либо случилось.
— Какого чёрта ты молчал? Почему не сказал, что я мудак, который доводит тебя до этого? Почему ты ни разу не сказал, что я причиняю тебе боль?.. — Арсений смотрит на него, не отводя взгляд, и в голубых глазах бегущая строчка: «По-че-му».
— Это мои проблемы, — тихо шепчет Антон, и мужчина тяжело вздыхает, понимая, что сам однажды поставил между ними эту дистанцию, сказав, что проблемы юноши никак его не касаются. Сейчас он жалеет о сказанном. Он был на эмоциях и не должен был так вести себя. — Это не из-за вас. Не только из-за вас, — исправляется парень, запнувшись.
— Мы поговорим об этом позже, ладно? Мне нужно время, чтоб осознать. А тебе нужно… нужно поесть, — Арсений всё ещё ведёт себя беспокойно, словно заразившись приступом паники от Антона, и с трудом подбирает слова, собирая их в предложения. — Доставка еды приедет через час. В пакете сладости. Съешь что-нибудь… — Арсений, бросив на парня долгий взгляд, выходит из комнаты, не прикрыв за собой дверь, и уходит на кухню, чтоб побыть в одиночестве. Он упирается руками в кухонную тумбу, тяжело переводит дыхание, шипит себе под нос и едва удерживается от желания с силой ударить по твёрдой поверхности руками. Его всего наизнанку выворачивает, а он даже повысить голос на этого ребёнка не может, потому что Антон выглядит так, словно его это сломает раз и навсегда.
    Он выглядит действительно как котёнок, с которым нельзя быть жестким. Жаль, что Арсений осознал это так поздно. Антон не двигается с места ещё с минуту. Тупо смотрит на бинт и пытается осознать, что это не сон, а чёртова реальность, в которой он увяз по самую шею. Он поднимается на ноги, которые подгибаются и ощущаются как ватные, подходит к шкафу, вынимает спортивные штаны, запихивает свои длинные ноги в них, стараясь не думать о том, что это нужно было сделать раньше, до того, как учитель вернулся, и всё сейчас было бы нормально. Дрожащими руками вытирает с пола кровь при помощи старой футболки, которую всё равно больше не собирался носить, затем сгребает заляпанную алыми каплями простынь и бросает на пол.
     Подойдя к пакету, вынимает из него первую попавшуюся наугад коробку. Рафаэлки. Недешёвая сладость. Он распечатывает упаковку, кладёт одну конфету на язык и чувствует себя так странно. Солёная слеза, упавшая с ресниц, падает на вытянутый вперёд язык, на котором лежит конфета, и соль смешивается с нежным кремом, кокосом и миндалём. Антон чувствует себя последним идиотом. Какой здесь «поешь», когда ему дышать трудно. Он отбрасывает коробку в сторону, приваливается лопатками к стене и смотрит в потолок, запрокинув голову. Спустя минут двадцать Антон боязливо высовывает нос из комнаты, тихо проходит в ванную, бросает в стирку постельное и ставит на деликатный режим, надеясь, что свежая кровь отстирается. Мальчишка останавливается в дверном проёме, ведущем на кухню, и молча наблюдает за тем, как учитель, стоя к нему спиной, смотрит в окно и пьёт кофе. На столе стоит чашка с зелёным чаем, видимо, для парня.
— Арсений Сергеевич, — тихонько произносит он, с трудом размыкая губы. Они у него слегка опухли и налились ярким цветом, выделяясь на лице, оттого, что он раскусал их. Мужчина оборачивается на него через плечо, ставит чашку с кофе на подоконник, поворачивается к нему лицом и легонько кивает головой, давая понять, что он его внимательно слушает. — Извините, мне жаль, что вы это увидели, — наконец говорит парень. Мужчина хмурится, на секунду сжимает переносицу пальцами, словно испытывая приступ головной боли, и громко вздыхает.
— Антон, я впервые оказываюсь в ситуации, когда не знаю, что сказать. Ты, блять, представить себе не можешь, что я сейчас чувствую, — парень виновато поджимает губы и опускает голову, чувствуя себя провинившимся. Если бы у него были кошачьи уши, он обязательно прижал бы их к макушке.
— Иди сюда, — он подзывает его к себе, поманив рукой, и парень, удивлённо взглянув на него, несмелыми шагами пересекает пространство между ними. Учитель обнимает его, прижав к своей груди, и дышит ему в макушку, почти касаясь подбородком его кончиков волос. — Пообещай мне прямо сейчас, что ты больше никогда не станешь резать себя, — голос у биолога напряжённый, чуть подрагивающий от волнения. — Мяу, — вместо «Обещаю» произносит мальчишка, надеясь, что это вызовет хотя бы лёгкую улыбку у старшего. Мужчина одобрительно хмыкает, услышав ответ.
— Как ты вообще додумался до такого… — качает головой учитель, всё ещё с трудом воспринимая новую информацию о своём котёнке.
— Не хотел, чтоб кто-то видел. Так и додумался, — стоять в объятиях Арсения Антон готов вечность. Он ластится щекой к его шее, легонько ведёт кончиком носа вверх-вниз вдоль его линии скул и тут же прячет лицо за его плечом, испугавшись того, какую близость позволил себе.
— Ты настоящий котёнок, которому хочется ласки, — негромко хмыкнул учитель, почувствовав на себе сполна любовь Антона к тактильности. Мужчина, зарывшись ладонью в его волосы на затылке, с нежностью перебирает русые пряди, поглаживая. Парень, обняв его руками вокруг торса, прикрывает глаза и ощущает мурашки от каждого поглаживания.
— Неправда, — натурально расстраивается Антон, не желая признавать правоту учителя. — Правда, — просто отзывается мужчина, и Шастун молчит, потому что у него нет контраргументов.
— Кровь остановилась? — голос вновь становится серьёзным. Парень вздрагивает в объятиях биолога и кивает головой пару раз, всё ещё уткнувшись носом в его шею.
— Да, — тихонько отзывается он. — Вы не злитесь? — спрашивает он боязливо, аккуратно отстранившись на шаг, но всё ещё чувствуя руки Арсения Сергеевича на своей спине. Юноша вздёргивает голову, пытливо смотрит на преподавателя своими заплаканными зелёными глазами и покусывает нижнюю губу, нервничая.
— Я… Всё ещё в некотором шоке от увиденного, — всерьёз восприняв вопрос, начинает анализировать учитель, кладя одну ладонь на щёку мальчишки, оглаживая её, стирая дорожки от слёз. Вид заплаканного Антона вызывал внутри бурю эмоций. Он не привык видеть парня таким.
— Я боюсь, что однажды снова увижу тебя с этим ножиком, кстати, я у тебя его конфискую, к слову, — задумчиво прибавляет биолог.
— Я переживаю за тебя. Мне очень жаль и искренне стыдно за то, что я стал причиной того, что я сегодня видел… Не перебивай, а то укушу, — добавляет он, замечая, как парень уже было приоткрыл рот, чтоб возразить.
— И, наверное, да, я злюсь, потому что я не был готов к такому. Я злюсь, что ты решил винить себя, а не меня, за все те вещи, что между нами происходили. Мне было бы проще, если бы ты решил отомстить мне, а не причинять себе боль, — Антон несогласно качает головой из стороны в сторону, но молчит, как его и просили. Арсений Сергеевич искренний с ним.
   Он обнимает его. Он даже, кажется, пытается извиниться. У парня ком в горле от этого и в животе всё стягивается в один узел. Он с трудом стоит на ногах и удивляется, как ещё хватает выдержки не упасть в обморок от того, сколько чувств переживает в данный момент.
— Будь это в других обстоятельствах, будь ты моим парнем, я бы наказал тебя так, чтоб ты даже думать об этом забыл, — рыкнул он, высвобождая наружу свою строгость, но тут же сбавил обороты, ведь перед ним — маленький зашуганный котёнок, который может расплакаться от любого проявления жесткости. Антону и без того сейчас непросто. — Парнем? — удивлённо переспрашивает юноша, приподняв брови и слегка приоткрыв губы. Арсений, сжав зубы, отводит взгляд и, кажется, его скулы едва заметно краснеют. — Просто неудачно подобрал сравнение, — мотнул головой учитель.
— Не смотри на меня так, Шастун, а то двойку поставлю, — снова угрожает учитель, сверкнув своими опасно прищуренными голубыми глазами. Антон задумался над услышанным.
— Но если ещё раз, ещё хоть раз я увижу, что ты не бросил это дело, я с тебя шкуру спущу, котёнок, — мужчина смотрит на него сверху вниз, опустив голову, и парень удивлённо таращит на него свои зелёные глаза.
— Это как же? — уточняет он, чтоб, в случае чего, быть готовым. — Тебя когда-нибудь пороли розгами? — Антон смотрит на мужчину широко распахнутыми глазами и трогательно приподнимает бровки домиком, а кончики ушей краснеют, выдавая смущение обладателя.
— Нет, меня вообще не пороли, — вдруг честно сознаётся мальчишка и тут же прячет лицо, уткнувшись влажным кончиком носа в шею преподавателя, краснея.
— Лучше тебе и дальше не знать, это очень больно, тебе не понравится. Но если ты нарушишь данное мне обещание, я высеку тебя, поверь, у меня рука не дрогнет, как бы ты ни рыдал. Я предупредил, котёнок, — Антон закусывает губу, чтоб не сказать чего лишнего.
— Выпей чай, он с ромашкой, — сообщает учитель, аккуратно отстраняя от себя подростка, мягко придерживая за плечи.
— А вы? — спрашивает он, облизывая пересохшие губы.
— Я допью свой кофе, дождусь курьерской доставки и поеду к Кире. Ей тяжело одной с двумя детьми, я обещал посидеть с маленькими до вечера. Я приеду к тебе после девяти, прослежу, как ты тут, — Антон шмыгает носом, садится за стол и растерянным взглядом смотрит на чашку чая. У него в голове не укладывается всё, что произошло. Единственное, что он чётко ощущает сейчас — мурашки по всему телу.
— Я не ребёнок, за мной не нужно присматривать, Арсений Сергеевич, — голос у него получается таким печальным вовсе не нарочно. Антон не в силах говорить так, словно у него все хорошо, когда ему, на самом деле, плохо.
— Юридически ты ребёнок, — не согласился с ним Попов. — Юридически ты ребёнок, — кривляет его школьник, забавно искривляя мимику, и, подняв взгляд, натыкается на насмешливый взгляд голубых глаз и чуть вздёрнутую бровь учителя, который всё это время не отводил от него глаз.
— А, ой, — стушевался парень. — Ещё какой, — добавил мужчина, усмехнувшись. Антон, улыбнувшись уголками губ, сделал глоток чая. Он оказался сладким и насыщенным.
— Вкусно, — коротко прокомментировал он, снова делая глоток.
— На здоровье, — отозвался биолог. Спустя полчаса, Арсений спускается вниз, выходит во двор и принимает пакет от доставки еды. Ещё спустя пять минут перед парнем появляется полноценный сет роллов на несколько персон, пицца и литр ягодного морса. — Зачем так много? — возмущается Антон, оглядывая, как мужчина хозяйничает на его кухне, расставляя еду на столе. — Чтоб ты поел, — просто отзывается учитель, словно у него спросили ответ на вопрос «2+2». — Можно я хотя бы сам заплачу за это? — Арсений, усмехнувшись, качнул головой из стороны в сторону.
— Так хочешь попробовать порку? — Антон смущается, отводит взгляд и скрещивает руки на груди.
— Мы уже обсуждали, Антон. Ты ничего мне не должен. Мне пора ехать. Обязательно поешь, понял? — подойдя ближе, учитель кладёт руку на его подбородок, приподнимает, вынуждая смотреть себе в глаза, и дожидается ответного «Да». — Хорошо. Я заеду вечером. До встречи, — легонько хлопнув мальчишку по плечу, он покидает квартиру. А Антона накрывает, как только он остаётся один. В одну секунду он вроде бы в порядке, даже силой заставляет себя съесть две «Филадельфии» с маринованным имбирём, а в следующую секунду его начинает потряхивать изнутри, и слёзы снова накатывают. Он упирается дрожащими руками в край стола и чувствует, что задыхается от того, насколько много чувств одновременно активизируются в нём. Дедушка в больнице. Лёва тоже в больнице. Арсений узнал о порезах. Антон не справляется. Больше всего он переживает за дедушку. Одна неаккуратная мысль из разряда «А что, если его не станет…» — и этого хватает, чтоб его разорвало на куски изнутри, словно все внутренности пропустили через мясорубку.
    Он запускает руки в волосы, старается нормализовать дыхание и остро чувствует нехватку объятий. Нехватку Арсения Сергеевича рядом. Ему бы слышать его голос, чувствовать его руки, его губы… Антон вспоминает, как мужчина целовал его за ушком, чтоб успокоить, и всхлипывает в голос. О нём заботились так, будто любят. И это — худшее на свете ощущение. Арсений показал, какой может быть его любовь, и ушёл. А Антон переживает эти воспоминания раз за разом. Антон плачет несколько часов подряд почти без остановки. Он лежит на кровати, свернувшись калачиком, и рыдает, закусив край подушки. Его всего ломает изнутри от невысказанных эмоций. Он устал месяцами держать свои чувства в себе, а сейчас дошёл до точки кипения. Он выплакал всё, что накопил. Его веки опухли, щёки и глаза жгло, а в горле появился спазм, не дающий нормально всхлипывать, и только тяжёлое дыхание вырывалось из него раз за разом.
     Шастун бессильно сжимает в руках одеяло, прижимая к груди, представляя, что обнимает Арсения, и плачет от этого ещё сильнее. Он чувствует себя маленьким потерянным ребёнком, за которым никто уже не придёт. Он давно не плакал так, как сегодня. За окном темнеет, когда он наконец засыпает, так и не поднявшись с кровати. Ему жарко, он сбрасывает одеяло на пол, и головная боль пульсирует в висках.
***
    Арсений, чувствуя лёгкую усталость, проходит в квартиру Шастуна, про себя ругая мальчишку за то, что тот снова не закрыл дверь на ключ. Не квартира, а проходной двор. В доме было тихо. Мужчина снял пальто, повесил его на крючок в прихожей, аккуратно поставил обувь в углу и прошёл на кухню. Включив свет, он окинул взглядом почти нетронутую еду и недовольно поджал губы. Желание настучать мальчику по голове росло в геометрической прогрессии.
— Антон, — негромко позвал он школьника, привычно проходя в его комнату. Свет был погашен, и он щёлкнул по выключателю. Парень спал, прикрыв воспалённые от долгих слёз веки, и его ресницы чуть заметно дрожали, выдавая, что спит он беспокойно и некрепко. Арсений вздохнул, окинув взглядом ученика. Шастун выглядел как тот, кому нужна помощь, особенно в таком беззащитном положении. Он трогательно сложил ладошки лодочкой и положил их на подушку рядом с лицом, а колени поджал к груди.
    Биолог подошёл к кровати, поднял с пола одеяло и накрыл им чуть дрожащее тело подростка, а сам присел рядом, аккуратно запуская ладонь в пшеничные волосы.
— Котёнок, проснись, — ласковым шёпотом обратился к нему старший, склонившись над его ушком. Антон приоткрыл слипающиеся глаза, пару раз моргнул и даже не сдвинулся с места.
— Ты как себя чувствуешь? — учитель настороженно коснулся ладонью его лба, и тот оказался горячим.
— Блять, — беззвучно выругался он, взволнованным взглядом окидывая взмокшие пряди волос младшего.
— Хочу спать, — бессильным голосом отозвался парень, прикрывая глаза, которые болели от света.
— Почему не поел? Хочешь довести себя до обморока? — Антон сглотнул ком в горле и шмыгнул носом, кончик которого был покрасневшим.
— Не ругайтесь, Арсений Сергеевич, — просит он, пользуясь своим положением, зная, что на него, такого беззащитного и слабого, не будут кричать или ругаться. Хотелось ласки и заботы, хотелось почувствовать себя нужным, хотелось любви. Антон грустно улыбнулся своим мыслям. — Ты мне ещё поуказывай, что мне делать, — ворчит недовольно Арсений, касаясь тыльной стороной руки обеих щёк парня поочередно.
— Так, ребёнок, у тебя явно поднялась температура от твоих истерик, — Антон, почувствовав себя виноватым, поджал губы и перевернулся на спину, устав валяться на боку.
— Как поднялась, так и спадёт, — отозвался парень, сильнее кутаясь в одеяло.
— Градусник у тебя где? — неудовлетворённый таким ответом, спрашивает учитель.
— В аптечке, в ванной, за зеркалом, — биолог кивает и уходит, а возвращается спустя пять минут с аптечкой и чашкой чая. — Как там Кира? — спрашивает, сонно потирая глаза. Арсений, встряхнув ртутный градусник, сбивая показатели, протянул его подростку, и парень послушно зажал его подмышкой.
— Она молодец, хорошо держится. Её мама почти всё время рядом, помогает. И я тоже по возможности стараюсь быть рядом. Кьяра быстро растёт, приятно наблюдать. Артём влюбился в девочку из садика, таким романтиком стал, сегодня вот киндер ей подарил, — Антон улыбается. Он рад знать, что у них всё хорошо. Он рад, что Арсений снова делится с ним личным.
— И всё-таки, Арсений Сергеевич, кто она вам? Кира. Я не понимаю, — Арсений, фыркнув, слабо ударил его пальцем по кончику носа, и Антон состроил недовольную моську.
— Тебе какое дело? — голос у учителя ласковый, не грубый вовсе, но парень всё равно ощущает себя так, словно полез, куда не надо, и сделал это зря. — Извините, никакого, — стушевался он.
— Чай лучше пей, чем болтать, — закатил глаза биолог и втиснул ему в руки пузатую чёрную кружку с ароматным травяным чаем. Антон, сделав пару маленьких глотков, убрал её обратно на край тумбы.
— Давай сюда градусник, — выждав пять минут, командует Арсений. Шастун молча выполняет просьбу. Учитель, наклонив ртутный прибор таким образом, чтоб рассмотреть, до какой шкалы поднялось вещество, хмурит брови и переводит взгляд на подростка. — Неужели тридцать семь? — изображая искренний ужас, шутит юноша.
— Тридцать восемь с половиной, — сообщает ему биолог, убирая градусник в сторону.
— Я тебя убью когда-нибудь, Шастун, точно тебе говорю, — вздыхает он, снова касаясь его лба, словно это что-то изменит. — Значит так, сейчас ты ужинаешь, затем пьёшь таблетки, и до утра чтоб с кровати не вставал. С этим ты справишься? — Антон понятливо кивнул головой, мол, чё вы, совсем за дурака меня держите, это я могу, конечно.
— Тогда пойдём ужинать, — мальчишка, кивнув снова, приподнимается на локтях, нехотя скидывает с себя одеяло и встаёт на ноги. Он делает пару шагов, его ведёт, и он хватается за стену, помогая себе удержать равновесие. — Я убью тебя, — рыкает биолог за его спиной, но парень угрозу всерьёз почему-то не воспринимает и лишь пожимает плечами.
— Котёнок, я с тобой стресса испытываю больше, чем за весь учебный день в школе, — Антон улыбается уголками губ, почему-то не расстроенный этим фактом. — Иди сюда, — ласково шепчет учитель и, подхватив его под руку, крепко сжимает предплечье и помогает дойти до самой кухни. Антона усаживают за стол, накрывают какой-то тёплой толстовкой, кажется, Арсений взял её из шкафа юноши, когда они выходили. Мужчина разогревает пару кусков пиццы, подталкивает ближе роллы, садится напротив и следит за тем, чтоб мальчишка не филонил.
— Арсений Сергеевич, — произносит парень, без особого желания выбирая наиболее приглядный ролл, и сжимая его бамбуковыми палочками.
— М? — коротко отзывается учитель, подперев щёку рукой. — Вы можете не сидеть тут со мной, вы устали. Может, лучше домой поедете? — Попов, коротко усмехнувшись уголком губ, провёл пальцем по керамической ручке чашки, в которой дымился свежий кофе, который он заварил себе минутой ранее.
— Не волнуйся, Шастун, я взрослый мальчик, разберусь. Ешь, — добавляет он настойчивым голосом. Мальчишка, вздохнув, берёт кусочек пиццы и надкусывает маленькими кусочками.
— Контролируете меня, как ребёнка, — недовольно вздохнул парень, чуть хмуря брови.
— Ты и есть ребёнок, — отозвался учитель, пожав плечами. Антон, окинув его взглядом прищуренных зелёных глаз, поджал губы и отвернулся, продолжая есть пиццу. — Не обижайся на правду, котёнок, — мягко добавил биолог. Антон не отзывается, ест молча, думая о своём. Спустя десять минут учитель даёт ему две таблетки, которые парень выпивает, и уезжает.
***
    Антон чувствует себя плохо с утра. Неприятно першит в горле, тело бросает то в жар, то в холод, и сильно мёрзнут руки. Одевшись потеплее, он высовывает свой нос за пределы многоэтажки, в которой живёт, и хмуро осматривает двор. Ночью ударил мороз, ранее размокшая грязь затвердела и неприятно хрустела под ногами. Парень, укутавшись поплотнее в свою большую зимнюю куртку, поправил вязаный шарф на шее и решительно направился в больницу, куда положили дедушку. В больнице он узнаёт, что дедушку ещё держат в отделении реанимации, где его состояние продолжают стабилизировать, поскольку существует много рисков, ведь у него ранее уже были серьёзные проблемы со здоровьем.
   Антона даже не пускают к нему пока, и парень, проведя в больнице около часа, пока добился информации от лечащего врача дедушки, к которому отстоял целую очередь, возвращается домой.
Краш:Ты как?
Я:Нормально
Антон отвечает коротко, решая не нагружать учителя ещё и своими проблемами. Его трясёт от холода, пока он поднимается в свою квартиру, и юноша заваливается в постель прямо в куртке, не удосужившись снять её в прихожей, и накрывается сверху одеялом. Его всего колотит в ознобе.
***
— Как там Антон? Ты ведь ездил к нему вчера, — напоминает Кира, сидя в кресле с большой белой чашкой, из которой исходил пар от горячего зелёного чая.
— Он… Подавлен, — Арсений покачивает на руках маленькую Кьяру, и она завороженно наблюдает за ним своими большущими серо-зелёными глазами.
— Ему не хватает заботы, ласки. Это чувствуется. И ещё он затемпературил на ночь глядя. Пишет, что сейчас в норме, но нужно будет заехать и убедиться, не удивлюсь, если ему хуже, чем он утверждает, — девочка в его руках не капризничает и не плачет. Он смотрит на неё, склонив голову, и мягко проводит подушечками пальцев вдоль бархатной кожи её щёчки.
— На тебя все девчонки липнут, даже Кьяра, кажется, влюбилась, — по-доброму смеётся Кира, удивляясь тому, как чары Попова действовали на её дочь.
— Антона так жалко, — вздохнула она печально, грустно улыбнувшись.
— Такой маленький, а столько всего навалилось…
— Да уж, это точно, — отозвался мужчина, вспоминая порезы парня. Его всё ещё колотит изнутри, когда он думает о них. Мальчишку хотелось строго наказать за такие выходки, но это вряд ли хоть как-нибудь улучшит ситуацию. Сейчас Попов чётко осознавал лишь одно — нельзя увеличивать дистанцию между ними. Нужно быть рядом, раз уж он возложил на себя ответственность за этого беспокойного подростка. Нужно помочь ему справиться со всеми неприятностями, ведь парень остался совсем один.
— Кьяра, хотя бы ради приличия заплачь хоть раз у него на руках, — закатила глаза Кира, удивляясь тому, какой спокойной и шёлковой становилась дочь в руках Попова. Арсений тихо рассмеялся, покачивая малышку, убаюкивая.
— И вообще, Арс, я тебя не узнаю, честное слово. А где же «Шастун — это воплощение вселенского зла», м? — мужчина, подняв взгляд на подругу, медленно перевёл дыхание, собираясь с мыслями, и покачал головой из стороны в сторону в такт своим мыслям.
— Я был неправ. Узнав его ближе, я понял, что он не такой, каким показался на первый взгляд. Да, он допускал ошибки, но он всегда старался исправить их, а я просто не хотел замечать этого. Он… он очень искренний в своих эмоциях. Он как будто настоящий, что ли… — Кира задумчиво следит за мимикой Арсения, пока он рассказывает о своём ученике, и его лицо становится расслабленным, на губах появляется тень улыбки.
— Арс, да он тебе начинает нравиться, — удивлённо подмечает девушка, улыбаясь в открытую. А Попов не имеет контраргументов.
— Как человек
— да, — просто соглашается он. — А как парень? — вдруг хитро прищуривает глаза Кира, глядя с загадочной улыбкой, изучая реакцию друга на такой каверзный вопрос.
--Кира! — воскликнул он чуть громче своего обычного тона, и Кьяра в его руках дёрнула ручкой, ударяя по груди, мол, тише будь. Арсений, принявшись покачивать её усерднее, перешёл на громкий шёпот.
— Он — мой ученик, о чём ты вообще думаешь, — говорит он, поднеся свободную руку к голове и легонько ударив себе двумя пальцами по виску.
— Думай, что говоришь, — добавил он, поведя бровью.
— Но чисто теоретически он бы мог понравиться тебе, не будь твоим учеником? — Арсений закатывает глаза и машет на неё рукой, мол, разговор окончен. Девушка, хихикнув, примкнула губами к большой чашке, делая глоток расслабляющего ромашкового чая.
***
    Дверь открыта. Арсений всерьёз задумывается над тем, чтоб прочитать ученику лекцию о том, почему стоит закрываться на замок. Он проходит в квартиру, привычным движением вешает куртку за петельку на крючок в прихожей, не глядя, и направляется в спальню, где предположительно находился больной школьник. Учитель удивлённо ведёт бровью, застав парня спящим в куртке. Он весь взмок и тяжело дышал, распластавшись на кровати. — Антон, — настойчиво трясёт его за плечо учитель, рассматривая красные щёки и взмокшие пряди волос парня.
— М-м, — недовольно мычит Шастун, приоткрывая заспанные глаза.
— Ребёнок, ты какого чёрта куртку не снял? Ты почему вообще в ней? — злится биолог, вздёргивая парня за грудки, чтоб тот сел, и принимаясь стаскивать с него тёплую вещь. Затем учитель стянул с него и свитер. Антон весь взмок. Его футболка буквально прилипала к телу.
— Я в больницу ходил, — отзывается юноша, прикрывая глаза и отдаваясь рукам мужчины. В теле вовсе не было сил, чтоб помочь ему.
— В таком состоянии? Ты головой думаешь, что делаешь, или она у тебя для красоты? — Антон пожимает плечами, не зная, что ответить, и старший закатывает глаза, отмечая его уровень пофигизма к собственному здоровью. Найдя в шкафу первую попавшуюся футболку, он вытягивает её наружу и удивлённо отмечает, что это его вещь, та самая, которую он отдал Шастуну, когда тот проснулся с похмелья у него дома.
— Надо тебя переодеть, — заявляет учитель, берясь за края футболки и стягивая её с мальчишки. У парня худое тело и рёбра слегка выпирают, а бледная кожа на ощупь мягкая-мягкая, нежная настолько, что биолог неосознанно проводит кончиками пальцев вдоль его бока без какой-либо на то причины.
    Антон, подвиснув от этого жеста, смотрит пытливо на мужчину, но тот не комментирует никак, только надевает на него белую футболку и, толкнув в грудь, укладывает обратно в постель. Взяв со стула спортивные штаны, которые валялись на спинке, он бросает их на постель рядом с парнем и кладёт руки на пуговицу его джинсов.
— Я сам, — заявляет подросток, кладя свои ладошки поверх рук Попова, краснея то ли от смущения, то ли от температуры. — Я уже видел там всё, котёнок, — рыкнул на него старший, окинув тяжёлым взглядом потемневших голубых глаз. Юноша, прикусив нижнюю губу, опустил взгляд вниз.
— Ручки убери, — обманчиво-ласковым голосом добавляет он. Антон слушается. Арсений стягивает с него джинсы и, аккуратно сложив их, кладёт на край кровати. Обхватив ногу выше колена, ту самую, где располагалось множество заживающих шрамов, он начинает изучать их взглядом, чуть склонив голову, и хватка мимо воли становится крепче. — Не смотрите, — просит юноша, не привыкший к тому, что это видит кто-то кроме него. Шрамы казались ему уродливыми и некрасивыми.
— Откуда в тебе столько ненависти к себе? — Антона этот вопрос застаёт врасплох, и он не знает, чем ответить. Арсений задумчиво проводит подушечкой большого пальца вдоль самых рельефных полос бледно-розового оттенка. Мальчишка уже снял повязку со второй ноги, и на ней красовались свежие раны, на которых начала образовываться корочка.
— Дедушка не знает? — спрашивает он, подняв голову и заглядывая в зелёные глаза. — Никто не знает, — мотнул головой юноша, чувствуя себя как мышонок, загнанный котом в ловушку. И что вот он может возразить Арсению Сергеевичу?.. Ничего.
— Даже Лёва? — удивлённо повёл бровью биолог.
— Даже Лёва, — вздохнул парень. — Насмотрелись? — пытается пристыдить его ученик и, кажется, даже получается, ведь мужчина, виновато отведя взгляд в сторону, берёт спортивные штаны и помогает парню надеть их. — Измерь температуру, — просит старший, сбивая показатель на градуснике. У Антона почти тридцать девять. Арсению это не нравится. Он заваривает парню ромашковый чай.
— Поешь? — Шастун морщится. — Не хочу, — говорит он, принимая чашку с чаем из рук учителя.
— Шоколадку будешь? — и снова отрицательный ответ.
— Ты с утра ел? — снова «Нет». — Ты маленький невыносимый ребёнок, знал? — Антон, растянув губы в улыбке, впервые отозвался положительно:
— Да, — соглашается он.
— Да, — пародирует его голос биолог, легонько щёлкая по кончику носа.
— Давай врача вызову, пусть посмотрит тебя, уколет что-нибудь от температуры, — Антон, округлив глаза, активно качает головой из стороны в сторону.
— Я не люблю врачей, — объясняет он. И Арсений искренне может понять его. Врачи для парня с детства ассоциируются с чем-то плохим, ведь он провёл много времени с дедушкой в больнице, когда в его семье был полный бедлам.
— А кого ты вообще любишь? — явно риторически вопрошает учитель, просто бессильно злясь на подростка, с которым уже не знает, как быть. Антон, уткнувшись взглядом в чашку с чаем, с грустью думает: Вас.
— У тебя болит что-нибудь? — став серьёзнее, вопрошает мужчина. — Горло только першит, — пожимает плечами Шастун. — Почему раньше не сказал? Я привезу тебе что-нибудь из аптеки, — решает учитель, почему-то испытывая острое желание помочь подростку и как можно скорее. Антон должен держаться, должен быть сильным в такой ситуации, и если у него не получается в одиночестве, то Арсений поможет ему, ведь парень давно стал его головной болью, органично вписавшись в личные границы.
— Побудьте со мной ещё, — подняв на него свои большие зелёные глаза, обрамлённые чёрными ресницами, искренне просит мальчишка, глядя на учителя как бездомный кот на пакетик китикета. Мужчина, не отвечая, придвигается чуть ближе и, мягко улыбнувшись парню, кладёт руку поверх его ладони, лежащей на одеяле, ободряюще сжимая и слегка поглаживая большим пальцем.
— Я не брошу тебя в таком состоянии, ребёнок. Но нужно привезти лекарства, у тебя в аптечке остался только нурофен, — Антон чувствует, как рука едва ощутимо начинает дрожать от того, с какой нежностью её сжимает человек, в которого он так бесконечно влюблён.
— Ты чего дрожишь? — хмурится мужчина, заметив это. — Холодно, — врёт Антон. Не может же он сказать «Из-за чувств к вам, которые переполняют меня до дрожи».
— Так, я точно еду за лекарствами, — решает учитель. — У тебя обычно как болезнь протекает? — Антон задумывается. — Ну, обычно я редко болею, но достаточно сильно. Таблетки почти не помогают, могу неделю валяться с температурой, обычно всё заканчивается уколами… — Антон осекается, понимая, что заживо закапывает сам себя.
— Но иногда и таблетки помогают, — добавляет он испуганно, вовсе не желая, чтоб Арсений вызывал ему врача.
— Я понял, котёнок, — усмехнулся биолог.
— Да что вы поняли… Ну Арсений Сергеевич, — почти хнычет парень, когда учитель, улыбнувшись, молча встаёт и выходит из комнаты.
— Просто купите мне терафлю!.. И я обязательно выживу, — добавляет он уже самому себе, ведь учитель вряд ли слышит его на таком расстоянии. Арсений садится в машину, ненарочно громко хлопнув дверью излюбленного лансера, и переводит дыхание. Странное чувство — он осознаёт, что ему нравится заботиться об Антоне. Нравится чувствовать себя его покровителем, нравится ухаживать за этим больным котёнком, нравится наблюдать его искренние реакции на его слова и действия, нравится, как он краснеет каждый раз, задевая неловкие темы для разговора.
    Ему не было так комфортно рядом ни с одной девушкой или парнем, с которыми он проводил время. И это одновременно интересовало и тревожило его. Рядом с Шастуном было непредсказуемо и это притягивало сильнее всего. Что в голове у этого мальчишки?.. Чёрт его знает.
***
    Мужчина кладёт на прикроватную тумбочку пакет с медикаментами из аптеки, и Антон, полный любопытства, буквально засовывает в него свой нос, принюхиваясь к характерному запаху таблеток. — А-Арсений Серге-е-евич, — тянет он, замечая упаковку с несколькими одноразовыми шприцами и ампулы с прозрачными растворами.
— Взял на крайний случай, пускай будут. Пока выпей это, — учитель, мягко обхватив подростка за подбородок, отворачивает его лицо, чтоб отлип от пакета, и вынимает из него упаковку таблеток.
— И сироп на травах тоже, одну ложку. Он сладкий. И перед сном выпьешь терафлю, — решает биолог, вынимая необходимые лекарства и убирая пакет в сторону, чтоб не мозолил глаза подростку.
— Он с лимоном или ягодами? — интересуется Шастун, распечатывая сироп.
— С ягодами, — отодвинув край пакета, читает на упаковке с растворимыми порошками необходимую подростку информацию мужчина.
— Фух, а то я с лимоном не люблю, он горький, — Арсений тихо смеётся.
— Ребёнок, — фыркает он, на что Антон лишь окидывает его взглядом прищуренных глаз и пьёт свой сироп. Вкусно и сладко. Он облизывает ложечку. Арсений снова улыбается с него. Вечером биолог уже было собирается уходить, о чём и решил сообщить Антону, который уже засыпал в комнате при свете ночника.
— Не уходите, — говорит сонным голосом мальчишка на грани сна, обхватывая руку преподавателя, слабо сжимая. Мужчина удивлённо ведёт бровью.
— Тош, мне домой пора, нужно уже спать ложиться, — Антон, приоткрыв заспанные глаза, смотрит на него пару секунд. У мальчишки снова болезненная бледность и пот на лбу и висках. Температуру смогли сбить только до тридцати семи и шести, и, кажется, она снова начала расти. Арсений оставил на краю тумбы заваренный терафлю, который должен обеспечить нормальную ночь школьнику.
— Я боюсь один оставаться. Я сразу о дедушке начинаю думать, — Антон говорит это искренне, и у него начинает подрагивать нижняя губа, когда он с силой закусывает её, сдерживая эмоции. — Побудьте со мной ещё немного, — добавляет он. Попов, вздохнув, качает головой.
— С тобой не соскучишься, — комментирует он.
— Двигайся, Шастун, я рядом лягу. Я тоже устал, — Антон, не теряя ни секунды, послушно отодвинулся на край, ближе к стенке. Арсений ложится рядом, и парень тут же подвигается к нему чуть ближе, но никак не касается. Он чувствует запах кожи учителя и дыхание расслабляется. Хорошо, что он нетрезво рассуждает из-за болезни, иначе бы никогда не решился попросить о таком биолога.
     Засыпает Антон быстро, а просыпается ожидаемо в одиночестве. Просыпается от звонка из больницы.