Любишь кусаться,Шастун?

Часть 18

   Антон чувствует себя так, словно сломал хрупкий механизм. На Бортнике лица нет, он пытается выглядеть как всегда, улыбаться, продолжает гонять с ним катки в хартстоун по видеосвязи, но без прежнего огня в глазах, без прежнего интереса к окружающему миру и людям. В нём словно перегорело что-то, запустив цепочку изменений. Он как мигающая лампочка — вроде всё так же светит, но вот-вот перегорит — навсегда или временно?..
   Антон старается не думать над ответом. Ему страшно, что первый вариант окажется правильным. С Арсением Сергеевичем всё тоже странно, оба слишком заняты, чтоб переписываться, и получить от учителя «Привет, как дела? Готовишься к экзамену?» хотя бы пару раз в месяц — уже праздник. Первым Антон пишет ещё реже. Ему с Поповым общаться как-то стыдно после того, как он расстался с Лёвой, словно, не ответь он тогда на сообщения учителя, у них с лучшим другом всё было бы по-прежнему хорошо. Использовать Бортника, чтоб забыть Арсения, было низко, и это чувство гложет юношу изо дня в день.Он думал, что фокус удастся, что учитель сам собой покинет мысли и сердце, ведь он больше не мельтешит перед глазами, не взглянет на него своими проницательными голубыми глазами, не коснётся, запуская разряды мурашек по всему телу. И Лёва был отличным человеком, который умел и, что немаловажно, хотел занять всё внимание Антона собой, быть с ним рядом, проводить вместе время, засыпать с ним в обнимку, готовить завтраки, ходить в садик за младшей сестрой, просто наслаждаться компанией друг друга.
    Этот план был идеален и сработал бы, наверное, если бы Арсений Антону просто нравился. Но Антон Арсения, к сожалению, любил. Любил так, что всё ещё пытался собрать себя по кусочкам, как разбитое вдребезги стекло, потому что глубоко в душе по-прежнему не смирился с отъездом биолога. Антон часто вспоминает слова Арсения, обдумывает их и не может прекратить делать это. Он этими воспоминаниями начинает жить, отрекаясь от реальности, в которой не находит такого интереса, как в переписках и разговорах с учителем. Ты хороший парень, Тош. Котёнок… Ну не сложилось у нас, такая жизнь, мы не в сказке с обязательным хорошим концом. Может, увидимся ещё.
    Может, поговорим об этом снова, но уже по-другому. Я по тебе тоже скучаю. Антон этими воспоминаниями живёт. Остальное проходит словно мимо него, как будто не касается даже, хотя это «остальное» — его непосредственная жизнь. Но без Арсения в ней… нет… смысла? Эта мысль пугает своей резкостью и отчаяньем. Как будто Антон до Арсения не жил, как будто ничего в его жизни стоящего не было до появления учителя. Шастун правда старается убедить себя, что эти чувства пройдут, что розовые очки, в которых застыла слепая влюблённость, спадут с глаз, что снова начнут нравиться другие люди, что голубоглазый брюнет перестанет сниться с завидной регулярностью, что сердце угомонится и не будет стучать так часто, резко, ощутимо при мыслях о нём, что голос биолога перестанет звучать в голове как собственный, озвучивая мысли, что Антон снова станет прежним полноценным собой, не зависимым от Арсения Сергеевича Попова — человека, который ворвался в его размеренную жизнь, перевернул, перемолол и разнёс в щепки его годами выстраиваемый внутренний мир и ушёл, словно вовсе к этому хаосу не причастен.
    Кот по кличке Кот, взглянув на Антона округлёнными глазами, словно его удивляло страдание человека, который сыт и в тепле, повёл своим непропорционально большим ухом и, слабо мяукнув, словно боясь нарушить тишину в комнате, резво запрыгнул на кровать, на которой сидел Антон, бездумно уткнувшись взглядом в один из тех учебников, что Арсений передал ему перед отъездом. Ткнув маленькой когтистой лапой в рисунок со строением растения с заумным названием, малыш ловко вскарабкался на колени хозяина и, довольно замурчав, устроился поудобнее, после чего вскинул мордочку, глядя на юношу, который уставился на него в ответ, наклонив голову.
     Кот, удостоверившись, что оказался в центре внимания и при этом выглядел, конечно же, просто великолепно и намного интереснее, чем какая-то заунывная книга, зажмурил глаза и замурчал ещё усерднее. Шастун, усмехнувшись, коснулся рукой его рыжей макушки и ласково потрепал за ухом.
— Внук, ты в магазин сходишь? Закончилось масло и молоко, — дедушка говорил негромко и медленно, но уже намного лучше, чем в первые дни после возвращения из больницы. Он шёл на поправку, выглядел бодрее и снова читал свою газету в кресле каждый день. Антону на душе было спокойнее от этой стабильности.
— Конечно, что-нибудь ещё? — спросил он, аккуратно снимая с колен кота и убирая в сторону учебник, из которого всё равно ничего не запомнил.
— Возьми себе конфет, — добавил дедушка, протягивая купюры. Антон широко улыбнулся.
— Мне скоро восемнадцать, — между прочим в шутку напомнил он, намекая на то, что уже может обойтись и без конфет.
— Ну тогда купи себе выпить, Господи, нашёл проблему, — ворчит дедушка, настойчиво протягивая деньги.
— Дедушка, — смеётся Антон уже в голос, и тот тепло улыбается в ответ.
— Купи себе что хочешь, Тош, — добавляет он, глядя на внука с теплотой в глазах.
— Спасибо, — кивнул парень, целуя дедушку в щеку. Сдачу после покупки Антон всё равно молча положил в карман пальто дедушки.
***
— Ты пойдёшь в столовку? — спросил Антон вкрадчивым тихим тоном, взглянув на Бортника, который, занимая соседнее место за партой, с очень сосредоточенным видом делал записи в блокноте, наверняка прикидывая новые строки для будущей песни.
— Нет, — коротко ответил он. — Тебе принести поесть? — почти виновато спросил Шастун, чувствуя неосязаемое напряжение между ними последние несколько месяцев, прошедших с расставания.
— Нет, — так же повторил Бортник.
— Прости меня, — совсем невпопад произнёс Антон, боясь, что услышит такое же статичное «Нет», словно зацикленное на записи.
— Дурак, — усмехнулся вдруг юноша, бросив на него взгляд серо-голубых глаз, и во взгляде не было ни злости, ни обиды.
— У меня вдохновение, я почти дописал куплет, тут не до еды, — Антон понятливо кивнул. Бортник почему-то тоже многозначительно кивнул, после чего вернулся к творческому процессу. Шастун тоже в столовую не пошел. Сергей Борисович снова прочитал им длинную лекцию о том, что впереди экзамены, что нужно готовиться.
    Только Дима Позов слушал предельно внимательно, даже что-то комментировал, выстраивая диалог с преподавателем, остальная же часть класса, по горло сытая этими нотациями, предпочла заниматься своими делами, не вникая в суть произнесённых слов. Антон по-серьёзному взялся за учебу лишь в конце апреля, когда стало ясно, что времени осталось совсем в обрез, а биология сама себя не выучит. На этой почве они даже стали чаще созваниваться с Арсением Сергеевичем, и учитель добровольно помогал ему разобраться с тем материалом, который юноша не мог разобрать самостоятельно. Но разговоры эти были почти полностью сконцентрированы на учебе, не считая формальных обменов фразами:
    «Как дела?», «Как там Кьяра и Кира?», «Как дедушка?», задаваемых друг другу.
***
     Арсению Крым не нравился, но нравилось море, поэтому почти все прогулки с Кьярой были неразрывно связаны с хождением по набережной в небольшой Феодосии, где весной было относительно немноголюдно, но, чем сильнее приближались майские праздники, тем теснее становился полуостров.
    Однажды они с Кирой и детьми поехали в Ялту, и Арсений чувствовал себя не в своей тарелке в городе, возведённом вокруг гор, потому что не привык к рельефам, пейзажам и климату этого региона. Ему были привычны равнины и одинаковые многоэтажки, ему была близка архитектура родного города, её вечно спешащие куда-то люди. Здесь же жизнь была словно размеренной, и лишь в столице — Симферополе — городе, по сути, студенческом, он узнавал ритм старой жизни, но редко приезжал сюда, бывая лишь по делам. В один из вечеров, в самом начале мая, учитель впервые остро почувствовал, что Крым ему не подходит. Он сидел на одном из бетонных бонов, который простилался поверх водяной глади моря на добрых сто метров вперёд и служил для того, чтоб предотвращать большие волны и разрезать их. Такие сооружения на набережной встречались с интервалом в несколько сотен метров на всём протяжении.
    Сидеть в тишине, вдали от толпы, в иллюзорном одиночестве, посреди моря, спиной к освещённой набережной, было, конечно, романтично и даже в какой-то степени драматично. Арсений, глядя на то, как отдающее синевой море волнуется, чувствовал, как капли воды, разбиваясь, всё же доставали до его рук и иногда даже лица, как мелкий моросящий дождь, но чувство это не раздражало, хоть температура моря и была прохладной, но уходить решительно не хотелось.
   Гулять одному, когда дома двое маленьких детей — большая роскошь. Иногда Попов со стыдом ловил себя на мысли, что устал жить для семьи, что хотел бы устраивать личное счастье, а не заботиться о благе близких людей. Его возраст прозрачно намекал, что если в ближайшее время он не займётся построением отношений, то на этом вскоре можно будет поставить крест. Он не видит себя в сорок лет в активном поиске партнёра. Он хочет сейчас, пока молод, пока сердце горит огнём, пока есть желание и возможность любить и быть любимым. Он думает об Антоне. Он думает, что мог бы любить его, будь они знакомы чуть ближе, проводи вместе больше времени. Он мог бы любить его. Он иногда боится, что уже любит, так часто мальчишка тревожит его мысли. Он старается не думать об этом вовсе. У него Кира. Кьяра. Артём. У него другая жизнь. И в этой жизни Антону не хватило места. К сожалению.
***
     Антон, лёжа на кровати и упорно рассматривая белый потолок перед собой, словно в этом занятии был хоть какой-то смысл, поглаживал по макушке Кота, который, лежа на его рёбрах, мурчал. В наушниках в смешанном порядке играют песни из плейлиста вконтакте, когда относительно недавно добавленная в список «Альма-матер» pyrokinesis'а сменяется на такую старую, уже порядком забытую, «lilo — болезненно». Парень, всерьёз замерев, даже забывает продолжить гладить кота, словно пригвождённый к месту этой песней.
   Он добавил её ещё классе в восьмом, даже не вникал в суть текста, просто слушал, потому что девчонкам она нравилась, а он хотел подружиться в классе хоть с кем-то и активно искал похожие интересы. А сейчас каждая строчка — словно про него, и так тоскливо-болезненно от этого ощущения. Это моё тело! Делаю с ним, что хочу: Могу биться об стены или себя резать. Я за это теперь ни от кого не получу
— Я могу всё, что угодно с собой делать. Антон, сделав глубокий вдох, шумно выдохнул. Хотелось песню скорее выключить, сменить на другую, но она так ловко дёргает за саднящие нотки души, что рука почему-то не поднимается. Мне, серьёзно, плевать на весь мир! Он решает какие-то свои дилеммы. Если бы ты только ощутил, Как рушатся в моём мире мои стены…
    Антон не хочет снова проживать все свои чувства к Арсению в этих строках, не хочет вспоминать о боли, шрамах, неразделённой любви, не хочет чувствовать себя так одиноко вновь, но песню с мазохистичным удовольствием всё равно ставит на повтор. К чёрту. Сегодня он будет упиваться своей болью. Пожалеет он об этом потом. Итог — бессонная ночь. Бортник даже шарахается в сторону, когда Антон бесшумно оказывается за его плечом в восемь утра рядом с кабинетом истории. — Ёб твою мать! — эмоционально воскликнул он, схватившись рукой за сердце. Шастун, усмехнувшись, закатил глаза на такое приветствие.
— Еще раз подойдёшь так тихо — я за себя не отвечаю, — буркнул Лёва, приходя в себя.
— Ок, — просто отозвался Антон, не желая спорить.
— Доброе утро, чё такой не выспавшийся? — Антон знает, что у него мешки под глазами, кожа бледная и волосы растрёпанные, и надеется, что глаза хотя бы не сильно красные.
— Слушал музыку, не мог уснуть, — отвечает он искренне, равнодушно пожав плечами. — Хотя часа в два ночи почти уснул, но Кот выпрыгнул из-под кровати и укусил, я так охренел, что о сне забыл вообще, — Антон демонстрирует Бортнику свою ладонь, на тыльной стороне которой свежие царапины от кошачьих когтей и вмятины от зубов, которые болезненно покраснели и припухли. — Характер у этого чудовища не слаще, чем у Арсения, — резонно заметил Лёва, чуть хмурясь. Взяв ладонь Антона в свою, он проводит подушечкой большого пальца вдоль ранки.
— Давай обработаем на всякий, — предлагает он.
— У меня с собой нет ничего, — отзывается Шастун, следя за движением руки друга. Лёва после их расставания нечасто прикасался к нему, и парень просто рад, что Бортник снова может спокойно брать его руку в свою, при этом не смущаясь и не одёргивая себя.
— Я спрошу у девчонок, они любят таскать целые аптечки на случай всего, — Антон, улыбнувшись, согласно кивнул головой и подождал, пока Лёва, отойдя в сторону, где столпилась женская часть класса, раздобудет ему антисептик и лейкопластыри. Бортнику хватает всего двух обаятельных улыбок, чтоб получить желаемое.
— Давай сюда лапу, — Шастун, хмыкнув, вновь протянул руку. Лёва, вытащив из пачки и аккуратно смочив обычный бумажный платок в перекиси, аккуратно промокнул все царапины, которые покрылись белой пенкой и неприятно засаднили. Следом лейкопластыри легли на травмированные участки кожи.
— Спасибо, Лёв, — юноша, ответив улыбкой, кивнул и вернулся к девчонкам, возвращая бутылёк с раствором. Антон думает, что хорошо, что он так и не рассказал Лёве о своих шрамах на бедре. Потому что этой ночью на нём появились новые. Арсений, наверное, был бы очень зол, но Антон больше не смог сдерживать своё обещание. Три горящие болью полоски были надёжно спрятаны под полоску бинта под штанами. Нельзя так легко избавиться от вырабатываемой годами привычки. Нельзя забрать канцелярский нож и решить этим проблему. Или Антон просто слишком слаб духом, потому что у него не получилось. «Это моё тело! Делаю с ним, что хочу…»
***
— Арс, а ты надолго тут ещё думаешь задержаться? — внезапно ошарашила мужчину, стоящего у плиты, своим вопросом Кира, проходя мимо него в домашней пижаме, с белым полотенцем на плечах, и поправляя на голове мокрые волосы, лишь пять минут назад выйдя из душа, оставляя за собой дорожку из капель воды. — В каком смысле? — переспросил он, недоумённо вскинув брови, обернувшись на подругу, на минуту оставляя без внимания гречку с куриной грудкой, которую тушил на обед.
— В прямом, Арс, — закатила она глаза, залезая с ногами на белый подоконник, и, устроившись в позе лотоса, принялась водить по волосам рукой с натянутым на ней полотенцем, собирая лишнюю влагу.
— Ну, я же вижу, что тебе здесь не нравится, и Крым тебе совсем не подходит, ты тут прямо увядаешь как будто. Ты же не думал тут насовсем остаться? — всерьёз удивилась она этой мысли, глядя на друга с недоумением, словно он сказал глупость, а не она.
— Кира, не говори глупости, ничего я не увядаю, — закатил он глаза и скрестил руки на груди. — Я вообще-то ответственность за вас несу и не собираюсь тебя тут одну оставлять, думай, что говоришь, — девушка уставилась на него округлившимися глазами. — С ума сошёл?! — воскликнула она, от такой новости даже привстав, и полотенце упало на пол.
— Ты ещё скажи, что до конца дней будешь обхаживать чужую жену и чужих детей, — Попов, возмущённый такими грубыми формулировками, рыкнул сквозь зубы:
— Вы никогда не были мне чужими, — девушка, замолчав, бессильно вскинула руки, взмахнув ими в воздухе, словно подбрасывая вверх стопку листов. — Арсений, я таких жертв не приму, понял меня? — ответила она, сделав несколько шагов ему навстречу, оказываясь на близком расстоянии, и ткнула его пальцем в грудь, словно вбивая следующие слова.
— Ты помог, ты неоценимо помог, ты всё сделал правильно, мы в безопасности, Кьяра чувствует себя хорошо, я отлично чувствую себя здесь, моя мама приедет на следующей неделе и будет жить с нами, а квартиру в Москве будет сдавать. Тебя здесь ничто не держит, пойми же, тебе хватит жить для других, начни делать это для себя, — мужчина, сцепив зубы, долго смотрит на неё, не говоря ничего.
— Ты уверена в своих словах? — спрашивает он, желая убедиться.
— Уверена, Арс, — вздохнула она, уткнувшись лбом в его грудь. Учитель инстинктивно обнял девушку и начал поглаживать её по голове. От Киры приятно пахло лавандой и какими-то экзотическими фруктами после душа.
— Не хочу видеть тебя одиноким и несчастным, — добавила она негромко.
— Антон там без тебя наверняка с ума сходит, — добавила она весомый аргумент, вспоминая милого мальчишку, к которому Арсений, как бы ни пытался отрицать, был привязан намного сильнее, чем показывал.
— Антон всего лишь мой ученик, — отозвался мужчина, но при этом в груди что-то кольнуло от произнесённого вслух имени. — Порепетируй перед зеркалом, чтоб это звучало увереннее, — хихикнула девушка.
— Кира, — рыкнул учитель. — Попов, — не оставшись в долгу, повторила его интонацию девушка.
— Не нужно мне от тебя ничего, уезжай и лансер свой с моей парковки забери! — шутливые нотки пронзили каждое слово, сказанное повышенным тоном, и Арсений, не выдержав, усмехнулся.
— То есть выгоняешь меня, да? И это после всего, что между нами было? — в шутку добавил он, всё ещё не до конца осознавая, что его и впрямь отпускают — так легко. Он думал о том, что хотел бы вернуться в Москву, но не думал, что когда-нибудь осуществит это, а тут Кира сама вынуждает его сделать это.
— Это для вашего же блага, молодой человек, — нарочно фамильярничает она.
— Приезжай к нам хоть каждый месяц, если делать совсем нечего, но только не губи свою жизнь в попытках заменить нам Диму. Его не вернуть, а ты не должен пытаться быть им, — такая откровенная правда колется, но Кира чувствует, что должна её озвучить.
— Ты — не мой муж, не отец наших детей. Ты потрясающий, Арсений, но это не твоя роль, не твоя обязанность, ты не выбирал такую жизнь.
— Хватит, — он покачал головой из стороны в сторону, сжав зубы так, что желваки заиграли под скулами.
— Кьяра и Артём любят тебя, я тоже люблю тебя, но ты не обязан из-за этого жить с нами всю жизнь. Это — не твоя жизнь, — мужчина, закрыв глаза, глубоко вздыхает, переводя дыхание, и яркие голубые глаза снова смотрят на девушку перед собой. Кира выглядит как человек, который уверен в своих словах и действиях. — Спасибо за всё, что сделал для нас, — добавляет она с ласковой материнской улыбкой.
***
— Блять, этот кот какой-то дикий, — жалуется Лёве Антон, показывая ему свою покалеченную правую руку, от запястья к предплечью тянулись продольные неглубокие, но припухшие красные заживающие царапины. — Он просто так исцарапал тебя? — скептично повёл бровью Бортник. Антон, цокнув языком, закатил глаза и нехотя сознался: — Ладно, мы играли. Точнее, я его доставал и, видимо, выбесил, а потом он начал мстить. Сначала просто кусался, а потом с катушек слетел, — Лёва фыркнул. — Мотался по всей комнате как заведённый, а потом повис у меня на руке, когда я его погладить попытался, чтоб успокоить.
— Ну сам и виноват, получается, — Антон, вздохнув, поправил длинный рукав белой рубашки, опуская его пониже. Он не готов начать утро с шуток про суицидальные наклонности от одноклассников.
-- По факту, — согласился он, пожав плечами. — Арсений специально выбрал мне самого бешеного, — добавил он, абсолютно уверенный в правоте своих слов. Лёва рассмеялся.
— Ага, наверное, прям у бомжей на свалке отобрал, чтоб найти ещё и самого голодного, — Шастун, фыркнув, коротко рассмеялся, представляя себе такую картину. — И по-любому ещё зубы ему заточил, чтоб были как пилы, — бросив короткий взгляд на вмятину от укуса, добавил Антон. — И когти наждачкой пилил до идеальной треугольной формы, — поддакнул Лёва.
— И… Арсений, — Шастун, ожидая продолжение шутки, недоумённо уставился на Бортника, который остановился на месте посреди коридора. Антон чуть было не пошёл дальше, боковым зрением заметив, что друг отстал.
— Что Арсений? — настойчиво повторил Антон, желая услышать продолжение фразы, зная, что Бортник умел ловко придумать что-то смешное в ходе диалога. — Арсений, — тупо повторил Лёва, кивком головы указав на открытую дверь в кабинет информатика Павла Алексеевича. Антон, нахмурившись, сократил расстояние между ними, желая посмотреть, что заставило того оторопело замереть на месте. Встав рядом, Шастун заглянул в дверной проём и почувствовал себя так, словно его окатили ледяной водой. В горле пересохло, руки задрожали. Арсений Сергеевич стоял около преподавательского стола Павла Алексеевича и весело переговаривался с ним о чём-то. Антон почувствовал себя так, словно происходящее вокруг оказалось большой шуткой или иллюзией, а может просто сном.
     Он больно ущипнул себя за поцарапанную кошачьими когтями кожу, и эта боль не выбила из него даже болезненного вздоха, словно, пошевелись он, и иллюзия исчезнет.
— Ты тоже его видишь? — спросил Антон шёпотом, ловя на себя взгляд Добровольского, который обратил внимание на замерших в паре метров от дверей его кабинета школьников.
— Да, — тон у Лёвы напряжённый. Он Арсения рад видеть куда меньше. Попов, заметив усмешку Павла Алексеевича, обернулся, устремив взгляд в том же направлении. У Антона подкосились ноги, и он силой воли заставил себя удержаться в своём положении. В животе всё болезненно свело в каком-то спазме, словно органы туго зажали и перетянули. Он не видел Арсения три месяца, но создалось ощущение, словно они длились целую вечность. Каждое утро без учителя казалось неполноценным и лишённым смысла. И вот он — настоящий, живой, всё такой же красивый, высокий, с проницательными голубыми глазами, в белой рубашке, брюках и приталенной жилетке тёмно-синего цвета с полупрозрачным клетчатым узором. Антон, у которого из лёгких словно весь воздух выбили, не контролирует то, как стремительно меняются эмоции на его лице. Арсений что-то негромко говорит Добровольскому, парни не могут разобрать отсюда слов. Лёва внезапно решительно толкает одноклассника в лопатки.
— Не тупи, иди к нему, — у Лёвы в голосе читается старательно скрываемая обида, но он всё равно ободряюще улыбается Антону, когда тот бросает на него растерянный взгляд.
— Котёнок, долго там стоять будешь? — ласковым тоном вопрошает учитель, поведя бровью. Павел Алексеевич, видимо, соблюдая просьбу друга, вышел из кабинета. — Здравствуйте, — Антон сам не понимает как на автомате здоровается с информатиком. — Привет, — кивнул головой в ответ мужчина и, пройдя мимо, словно каждый день оставлял кабинет информатики открытым, ушёл по направлению в учительскую. Шастун на негнущихся ногах зашёл в кабинет. Лёва закрыл за ним дверь.
— Вы… — у Антона в горле сухо, и словно незримый ком не даёт закончить фразу. Он, скинув с плеча рюкзак, бросает его на пол и, сделав несколько быстрых шагов, впечатывается своим телом в учителя, отчего тот, пошатнувшись, выставляет назад ногу, чтоб удержать равновесие, и с готовностью обнимает в ответ, крепко прижимая к себе. Шастун крепко жмурит глаза, эмоций слишком много, его всего трясёт. — Вижу, правда скучал, — усмехнулся Арсений по-доброму, нежно касаясь рукой пшеничных волос. Антон как кот трётся об него, дрожит, шмыгает носом и старается не разрыдаться как девчонка, потому что мысль о том, что он стоит в объятиях Арсения, напрочь сносит крышу.
— Не бросайте меня больше, — вдруг искренне просит мальчишка, словно это единственное, о чём он думал все эти месяцы разлуки. У Арсения внутри болезненно содрогается сердце от этого тона.
— Тш-ш, котёнок, успокаивайся, — ласково произносит старший, не сдержав порыва и поцеловав его в макушку, как ребёнка. Антон громко и прерывисто дышит, ни на секунду не ослабляя объятий, и всё ещё не верит в то, что Арсений рядом, что он слышит его ускоренное сердцебиение. Ладони взмокли и не слушались, их сводило дрожью.
— Блять, это реально вы, — Антон пытается дышать глубже, чтоб быстрее прийти в себя, и, вздёрнув голову, он смотрит на учителя своими большими зелёными глазами, и его брови приподняты внутренними уголками вверх. Он всё ещё не может осознать, что учитель вернулся.
— Как часто мне нужно просить тебя, чтоб ты не матерился, м? — учитель ведёт бровью, и весь он выглядит так, словно не было этих трёх месяцев расставания между ними, словно он не уходил из школы и никогда не переставал воспитывать Антона.
— Ещё как минимум один раз, потому что я в ахуе, правда, — Арсений, стараясь сдержаться, всё же не смог и усмехнулся. — Котёнок, я проведу тебе индивидуальную лекцию о том, почему ругаться — плохо, — Антон согласно закивал головой. Он согласен на любые индивидуальные занятия с учителем.
— Ты так смотришь на меня, — учитель, слегка прищурив голубые глаза, смотрит в ответ на школьника, руки которого всё ещё лежат на его груди, а сам Попов, сам того не замечая, по-прежнему держит руку на его пояснице. Антон стыдливо утыкается взглядом в пол, смутившись, и тут же рука Арсения ложится на его подбородок, вынуждая поднять голову и вновь взглянуть на себя. — Нет-нет, это не замечание, — спешит исправиться он. Никто никогда не смотрел на Арсения так, как это делал его котёнок. — Вы ведь не уедете снова? Пожалуйста, скажите, что нет, — Шастун рвано вздыхает, словно ему то открывают, то вновь отрезают доступ к кислороду. Он взволнован, эмоции бьют через край, и много разных мыслей с быстрой скоростью проносятся в голове.
— Кьяре лучше? Вы поэтому вернулись? Арсений Сергеевич! — очень эмоционально восклицает парень в конце, не выдержав паузы. Мужчина смотрит на него безотрывно, плавно водит взглядом по его лицу, концентрируясь то на глазах, то на кончике носа, где еле виднеется неяркая родинка, то на приоткрытых от волнения и искусанных губах.
— Ты можешь помолчать хотя бы пару секунд? — беззлобно интересуется учитель, не скрывая улыбки на лице.
— Нет! — тут же отзывается Антон и, вздохнув, всё же замолкает, приняв замечание Арсения к сведению. Его грудная клетка вздымается и опускается слишком быстро в такт сбитому дыханию. Попов, аккуратно отстранившись, посчитав, что они слишком долго стоят в объятиях друг друга и это несколько компрометирует их обоих, учитывая социальные статусы, присел на край преподавательского стола.
    Шастун, неотрывно наблюдая за ним, так и остался стоять на месте, расстроившись тому, что старший отошёл в сторону.
— Я приехал один. Кира с детьми осталась в Крыму. Я обсудил с директором, могу ли вернуть себе свою должность, и оказалось, что ваша новая преподавательница в ближайшие годы никуда не собирается, так что мне придётся стать вторым учителем биологии в младших классах, и конкретно у вашего класса я преподавать не буду, — Антон весь — как оживший мультик. Его яркая смена эмоций заставляла искренне умиляться.
— Вот старая сука, — возмутился юноша, поджав губы.
— Антон! — одёрнул его учитель, следом тяжело вздыхая.
— О твоём воспитании поговорим отдельно, но не сейчас, и не в школе, — юноша ощутил мурашки от этих слов.
— На что вы намекаете, Арсений Сергеевич? — улыбнулся он, отлично понимая подтекст. Мужчина усмехнулся в ответ на эту улыбку.
— Ты меня прекрасно понял, котёнок, — ответил он, многозначительно проведя рукой по кромке чёрного кожаного ремня. Антон сглотнул.
— Может, договоримся? — смущённо улыбнулся парень. — Может и договоримся, — загадочно ответил ему старший. — Что у тебя с биологией? Ты готовился всё это время, я надеюсь? — Шастун, спрятав взгляд, замялся, и щёки слегка покраснели.
— Ну не прямо всё время, — уклончиво ответил он. — Котёнок, — рыкнул учитель, привлекая к себе внимание, и парень уставился на него своими зелёными глазами. Антон думал, что его отчитают за такое отношение к учебе, но взгляд биолога был прикован к его руке. — Сюда подойди, — обманчиво-ласковый тон, не предвещающий ничего хорошего, Антон узнал сразу.
— Это не я, это всё ваш злой кот! — в свою защиту произнёс он, послушно встав напротив учителя. Арсений, взяв его за основание правой руки, настойчиво потянул на себя, сокращая и без того маленькое расстояние между ними вдвое. Расстегнув пуговицу на манжете, он задрал ткань вверх, оголяя худое предплечье, на котором контрастно-ярко смотрелись порезы от кошачьих когтей.
— Что нужно сделать с котом, чтоб он так отомстил? — вкрадчиво поинтересовался Попов, проводя подушечками пальцев вдоль линий царапин.
— Мы игрались, — буркнул Антон, понимая, что звучит по-идиотски, учитывая, что до ЕГЭ остался месяц, а парню скоро восемнадцать лет стукнет.
— И ты, видимо, проиграл, — подняв на него взгляд заключил учитель. Шастун пожал плечами. — Получается так, — согласился он. — Ты нарочно разозлил кота, чтоб он тебя поцарапал? — Антон замер и, изнутри закусив щеку, попытался ответить как можно убедительнее.
— Нет, — Арсений в ответ смотрел строго.
— Почему я сомневаюсь в искренности твоего ответа? — парень, мягко высвободив свою руку, вернул рукав на место и застегнул пуговицу.
— Может, у вас проблемы с доверием? — предположил Антон. — Шастун, — рыкнул в ответ преподаватель, выпрямляясь. Парень ощутил себя так, словно хищный коршун навис над ним. — Я скучал по вам сильно, — мяукнул Антон, не поднимая головы. Он знал, что сердце учителя растопится от этого тоненько-слабого тона голоса, он знал, что тот не может злиться на него, когда парень настолько робко-милый. Не только Арсений имел на него влияние.
— Не переводи тему, — фыркнул преподаватель, но тон его смягчился. Юноша, подняв голову, посмотрел ему в глаза и в медленном плавном жесте уткнулся носом в его открытую шею. Щетина чуть кололась, но это не было неприятно. Короткий вздох учителя. И его рука уже лежит на затылке парня, мягко поглаживая.
— Ладно, я постараюсь поверить в то, что кот действительно бешеный, — Антон часто закивал головой.
— Так и есть, — поддакнул он. — Всё же питомцы похожи на своих хозяев, — Антон, возмущённо приоткрыв рот, даже отстранился чуть назад.
— Да он скорее в вас пошёл, — ответил парень, не сдержавшись. — Шастун, не кусайся, — хмыкнул учитель. — Характер у тебя, конечно, сказка, — добавил мужчина с явным сарказмом. Антон хмыкнул.
— Знаю, — просто ответил он. — Нам нужно срочно подтягивать тебя по биологии, месяц до экзаменов, ты вообще в курсе? — Шастун, вздохнув, кивнул головой.
— В курсе, в курсе… — бухтит он недовольно, покусывая губы. Нервничает, потому что знает, что недостаточно готов. Знает, что учить надо было больше, старательнее, но никаких сил на это не было. Он весь словно перегорел с отъездом преподавателя.
— Какие дни у тебя посвободнее? — Антон, задумавшись, ответил: — М-м… Вторник, в принципе, не загруженный. Четверг. Ну и пятница тоже нормально, — Арсений, также задумавшись ненадолго, кивнул головой в такт своим мыслям.
— Нормально, тогда в эти дни будешь заниматься со мной, полагаю, у меня дома будет удобнее. Приезжай часикам к пяти, будет в самый раз,
— Антон, растянув губы в улыбке, согласно кивнул. — Хорошо, — ответил он с теплотой в голосе. Допы с Арсением — то, чего ему действительно не хватало. — Если будем заканчивать плюс-минус одинаково, могу забирать тебя со школы сразу, чтоб время на дорогу не тратил. В общем, будем списываться и решать уже по ситуации,
— Антон не мог стереть с лица глупую улыбку. Любовь к Арсению он чувствовал каждой клеточкой своего тела. Ощущения были странные, но ощутимые, хоть и неописуемые.
— Тебе на урок бежать не пора, котёнок? — заглядывая в зелёные глаза, осведомился старший, чуть поведя бровью.
— Надо бы, по-хорошему, — согласился юноша, и в подтверждение его мыслям прозвенел звонок.
— Беги, котёнок, давай-давай, — Арсений кивком головы указал на дверь. Та, словно так и было задумано, отворилась, и зашёл Добровольский с картонным стаканчиком в руках. Запах кофе тут же распространился по кабинету.
— До свидания, Арсений Сергеевич, — сглотнув ком в горле, мягко произнёс Антон, подхватывая с пола портфель. Парень обернулся в дверях, бросая взгляд на учителя, и, неловко улыбнувшись, вышел из класса, задев плечом дверной косяк. Арсений усмехнулся. В этом весь Антон.
— Он что, пьяный? — удивился Павел Алексеевич, провожая подростка взглядом.
— Хуже, — «влюблённый» — мысленно закончил свою фразу мужчина.
— В каком смысле? — приподнял брови информатик, ожидая ответа на волнующий вопрос.
— Да забудь, я фигню сказал. Трезвый он, — махнул рукой биолог.
— Спасибо за кофе, — поблагодарил он, выхватывая из рук Павла стаканчик с ароматным напитком.
— Да на здоровье, — отозвался собеседник. Антон, вернувшись в класс с небольшим опозданием, места себе не находит, беспокойно сидя за партой. Лёва раздражённо дёргает его за рукав рубашки, вынуждая немного утихомириться и перестать вертеться на месте как волчок.
— Ну, и как там Арс? Насовсем сюда опять? — в голосе Бортника мало дружелюбия. Для него Арсений — по-прежнему тот, кто не достоин любви Антона, но, тем не менее, забрал её всю сполна. Жизнь — несправедливая сука, и это факт.
— Надеюсь, — отвечает ему Антон с плохо скрываемыми эмоциями. — Блять, у меня руки дрожат до сих пор, — произносит он, вытягивая перед собой ладони и наблюдая тремор.
— Он не сказал, что приедет, заранее? — Антон покачал головой из стороны в сторону.
— Я был в таком же ахуе, как и ты, — серьёзно ответил парень. — Какой он молодец, — недружелюбно хмыкнул парень. — Ты злишься? — вкрадчиво поинтересовался Шастун, чувствуя неловкость от этого диалога на пониженных тонах, ведь учительница стояла у доски и распиналась перед учениками, объясняя тему, пока они переговаривались на последней парте.
— Всё норм, — ответил юноша. — Он будет снова вести у нас? — Нет, у нас не будет, — вновь расстроившись этой новости, с досадой прошептал Антон. — Хорошо, — удовлетворённо кивнул Бортник.
— Он будет вести мне допы, чтоб подготовить к экзамену, — если бы у Лёвы в руках был карандаш, он бы сломал его.
— Здорово, — сцепив зубы, отозвался он. Чувства Бортника — не проблема Антона, и Лёва старался не выдать всего своего пренебрежения к Арсению, чтоб не задеть друга. Но как же Попов вымораживал его, кто бы знал… ***
Краш:Видел твоё расписание, у тебя сейчас должен быть последний урок. Жду на парковке, машину, надеюсь, помнишь.
     Бабочки.Ёбаные бабочки в животе от этого сообщения. Антону хочется тоненько скулить от осознания, что до конца урока ещё целых пятнадцать минут, а он уже не выдерживает томительного ожидания. Арсения вчера он больше не видел, но слышал по слухам, что он полдня проторчал в школе с директором, восстанавливая свою должность, и вот учитель вновь объявился в четверг — день, когда у них должно быть дополнительное занятие у него на дому. Спустя семнадцать минут Антон уже залезает в салон знакомого до боли чёрного лансера, чистого до сияющих на солнце бликов. Арсений всё так же заботится о содержании любимой машины. — Привет, — улыбнулся учитель, наблюдая, как школьник кидает рюкзак себе в ноги, не боясь запачкать его, ведь коврики в машине были чистыми, и пристёгивается ремнём безопасности.
— Здравствуйте, — отозвался мальчишка, просияв. Арсения хотелось притянуть к себе за шею и крепко-крепко обнять, но полномочий на это у парня не было, и он слегка расстроился от этой мысли. Что же, они всё ещё учитель и ученик — и это немного странно после всего, что между ними было. Антон понимал, что Арсений никогда не будет его, и потому старался просто получить максимум из их общения, чтоб почувствовать хоть немного бабочек в животе, а не скребущих на душе кошек.
— Как там кот, хорошо себя вёл в этот раз? — поинтересовался биолог, выезжая с парковки. Антон, сглотнув, с трудом отвёл взгляд от его рук, лежащих на руле. Уверенная езда всегда красила любого водителя, особенно явно это проявлялось в случае Арсения. Всё, что делал этот мужчина, в глазах Антона автоматически становилось эстетикой.
— Да, сегодня он проспал на подоконнике всё утро, пока я собирался в школу, — улыбнулся парень, с теплотой вспоминая рыжего питомца.
— Как ты назвал его, если это не тайна? — Шастун хмыкнул.
— Вы уже несколько раз правильно назвали его по имени, Арсений Сергеевич, — довольно улыбнулся юноша.
— В каком смысле? — уточнил Арсений, поведя бровью, на несколько секунд переведя взгляд на школьника.
— Его зовут Кот, — объяснил парень.
— Кот по кличке Кот? — решил переспросить биолог.
— Угу, — кивнул головой мальчишка. Арсений коротко рассмеялся.
— Как оригинально, Шастун, — покачал он головой, удивляясь тому, как работает фантазия ученика.
— Знаю, — донельзя довольным голосом ответил он. Ненавязчивый разговор длился почти всю дорогу, ни о чём существенном они не говорили, но Антон наслаждался этим расслабленным диалогом. Говорили о новых постройках, возведенных за период отъезда учителя, Арсений немного рассказал о Крыме и том, какое там красивое море, а ещё пообщались о новой учительнице биологии, хотя Антону с трудом удавалось сдерживать мат, когда речь зашла о ней. Спустя каких-то пятнадцать минут они оказались дома.
— Проходи в гостиную, можешь пока вещи на столе разложить, только руки помой сначала, — парень послушно прошлёпал в ванную в выданных ему чёрных тапках с мордами мопсов, которые рассмешили его ещё с порога, а следом отправился в заданном направлении.
    Бросив рюкзак за диван, на котором расположился, парень выложил перед собой несколько пособий, которые Арсений же и выдал ему три месяца назад, большую тетрадь, исписанную наполовину, пенал с канцелярией. Арсений тем временем был занят чем-то на кухне. Антон, подойдя к белой доске, которая волновала его с первого дня, как он обнаружил её в квартире преподавателя, вывел на ней цветными маркерами: «Репетиторство с Антоном Шастуном», ниже написал несколько пунктов, подчеркнув их красным маркером: Не убить его. Не кричать матом. Сильно не ругать.
     Бить детей — не педагогично. Подумав немного, последний пункт Антон зачеркнул. Нет смысла обманывать самого себя: он хотел, чтобы Арсений выпорол его. Странно было сознаваться самому себе в этом мазохистичном желании. Слишком часто в разговорах они задевали тему порки, и слишком сильно интерес Антона возрос к ней. Больно ли это? А может, ему наоборот понравится? Будет ли так стыдно снова оказаться столь беззащитным перед Арсением, как в тот раз, когда он делал ему укол, или это будет совсем новое ощущение? Столько вопросов — и ни одного ответа.
— Антон, подойди, — слышит он голос учителя из кухни. Почему-то дрожь пробегает по коже. Зачем учитель попросил его пройти в другую комнату, а не подошёл сам, если занятие будет проходить здесь, на диване, около журнального столика? Сработал рефлекс, согласно которому в горле появился ком и стало страшновато, ведь в прошлый раз, когда ему сказали пройти на кухню, Арсений отчитал его по полной программе за то, что парень напился.
— Да? — робко спросил он, проходя в комнату.
— Садись, сначала поешь, потом начнём, — Антон расслабленно выдыхает. На столе две тарелки сырного супа, плетёная тарелка с чёрным и белым хлебом, две чашки зелёного чая и печенье в блюдце.
— Да я не голоден, зачем, — отвечает он несмело, ощущая себя смущённым таким проявлением заботы.
— Котёнок, знаю я, как ты питаешься. Давай-давай, смелее, — учитель кивком головы указывает на угловатый диванчик за столом, и Антон садится рядом с биологом. — Ты, по-моему, ещё худее стал, — скептично произнёс он, обведя юношу взглядом.
— Такой же, — упрямо мотнул головой школьник.
— Угу, почти убедил, — закатил глаза мужчина.
— Ешь, — рыкнул он, затыкая подростка, который было уже открыл рот, чтоб ответить. Антона волнует мысль о том, что на его бедре с момента разлуки — три новых шрама. Они слишком явно выделялись на фоне старых, ведь не успели зажить, и его гложет мысль, что биолог решит убедиться, что парень не нарушил данное насчёт порезов обещание. Порка розгами — не то, с чего он готов начать своё эротическое путешествие в мир лёгкого БДСМа. Если честно, то даже прерогатива порки ремнём его пугала в некоторой степени. Он смотрел несколько видео… ладно, несколько десятков видео с этой тематикой, и те, кто занимали положение наказываемого, стонали и плакали вполне убедительно, что парень покрывался мурашками всякий раз, представляя себя на их месте.
     Но в руки Арсения Сергеевича он отдаться готов, даже если будет больно. Спустя пятнадцать минут, когда Антон доедает свою порцию супа, они берут кружки и печенье и отправляются в гостиную, где убирают перекус на край стола. Арсений, заметив надписи на доске, рассмеялся.
— Что за творчество? — обратился он к Антону, кивком головы указав на росписи. Парень смущённо пожал плечами.
— Это вам напоминалочка, — улыбнулся он.
— Чтоб сильно строгим не были ко мне… — добавил он, вздохнув. — Значит, детей бить — не педагогично, да? — повёл бровью учитель, прочитав последнюю перечёркнутую красным маркером строчку.
— Мне помнится, ты и сам был не слишком против, — Антон, покраснев, сел на диван и уткнулся взглядом перед собой. — Поэтому она и перечёркнутая, — подумав, ответил он. Арсений тихо рассмеялся, потирая шею.
— Ой, ребёнок, какой же ты… необычный, — покачал он головой, в который раз удивляясь его креативности.
— Ладно, давай начнём, — решил учитель, рукой показывая «от себя», чтоб подросток подвинулся, и сел рядом с ним, соприкасаясь с ним ногами. Близко, очень близко, — в панике пронеслось в голове у младшего.
— На каких задачах ты остановился? — Антон, найдя нужную страницу, очень робко ткнул в третий вариант.
— Ты только на этом?! — от удивления и праведного негодования повысил голос учитель. Антон молча ткнул в доску, а именно в строчку «Сильно не ругать». Арсений закатил глаза. — Ты чем занимался целых три месяца? Я тебя убью, Шастун, — покачал он головой, глядя широко раскрытыми глазами на третий вариант, осознавая, сколько же впереди работы.
— На выходных тоже будешь заниматься, понял меня? — Антон кивнул.
— И домашку я тебе буду задавать, — Антон кивнул чуть более обречённо.
— И получишь у меня воспитательную порку за такие выходки, — добавил он. Антон, покраснев, рвано вздохнул и сглотнул ком в горле.
— Когда? — только и спросил он тихонько.
— В конце занятия вернёмся к этому разговору, — строго произнёс биолог.
— Давай, начинаем с первого упражнения, — добавил он, намекая, чтоб парень начал уже переписывать условие задачи в тетрадь. Антону сложно думать о какой-то там биологии после таких угроз.