С отметкой Продано |18+

Глава 30

Уильям Бенджамин Блейк

Мне было десять... Когда приемная семья, та, что в первый раз взяла на уикенд в свой дом, отвезла меня обратно в приют. Я прожил с ними ровно четыре дня, девяносто часов, наполненных улыбкой больше, чем за всю мою тогда еще маленькую жизнь. Помню, как они посадили меня в их минивен, в детское кресло, как ничего не объясняя сорвались и куда-то поехали. Я не был глупым мальчишкой, но до последнего надеялся, что мне не знакома эта проселочная дорога, белые стены, вишневый сад. Женщина - я помню только ее кучерявые белые волосы - хотела меня обнять, но я позорно расплакался, отказываясь выходить из салона. Я просил их, умолял не возвращать меня обратно, потому что старые синяки только сошли с кожи, и я только перестал бояться спать один...

Воспитательница грубо выдернула меня, так, что я порезал шею о ремень безопасности, и завела за стены самого ада, громко хлопая дверью. Позже я узнал, что не понравился им тем, что был молчалив, угрюм, боялся их детей и дергался от каждого шороха. «Запуганный волчонок!». «Немой псих». Именно так меня за спиной называли их родные девочки...

Я думал, что хуже боли, чем той, что я испытал в детстве, быть не может. Что я очерствел настолько, что ничего больше не почувствую. Что превратил сердце в камень, что научен горьким опытом, но судьба любит смеяться нам в лицо, подкидывая все новые и новые трудности.

Нас всех испытывают на прочность. Раз за разом. Раз за разом... Если кто-то и есть на небесах, то он чертов бездельник, потому что молча наблюдает за страданиями своих творений. Я был ребенком. Чистым, невинным существом.

Я думал, что хуже боли нет. Но ошибался. То, что я испытывал сейчас, было похоже на самую изощренную пытку, придуманную человечеством. С меня по лоскутку медленно снимали заживо кожу, а сознание не желало отключаться, даря мне весь спектр этих мучений.

Трясущимися руками, я вновь пригубил ирландского виски, не чувствуя его вкус.

Не чувствуя вообще ничего.

Я ненавидел себя, а не ее. Даже несмотря на грязь, предательство и ложь, я не мог...испытывать к ней этого. В моих глазах она была шлюхой, но сердце видело девчонку ангелом. Невинным, чутким, нежным созданием, которое ужасно варит кофе и поет в душе.

Стиснув зубы, я вновь осушил бокал, поглядывая в синие глаза Клариссы.

— Если ты позволил себе пьяному сесть за руль, то произошло что-то ужасное, — ее длинные ноготки ритмично стучали по кожаному дивану.